Империя. Тихоокеанская война - Марков-Бабкин Владимир

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 12 декабря 1921 года

Заседание Мраморного клуба сегодня было на удивление коротким. Если отбросить всякого рода эпитеты и пиететы, прочие высокопарные слова, то «подавитесь своей Японией» и «отдайте нам Австралию» звучало лейтмотивом нашей встречи. В целом, ничего особо нового не случилось. За исключением мелочей и нюансов. На Японию им было действительно плевать. У них не было послезнания, и они не представляли себе ни Пёрл-Харбора, ни огромную империю, которая первое время тягалась с самими Соединенными Штатами. Да, Япония проиграла, ей тупо не хватило ресурсов. Но ведь в этот раз может и хватить, не так ли? Но нет, для них Токио – это просто бедный родственник где-то там, на задворках цивилизации.

Другое дело Австралия! Австралия!!! Это – о!

А что Австралия? Ну, как база и порты, может, и годится, но, как показала эта война и все войны моей прошлой жизни, не слишком-то они рвались в герои. Вот они-то как раз всегда и были на отшибе цивилизации. Их устраивало всё дома, зачем им империя? Им и британская была даром не нужна, а уж про свою и речи не было. Но в Вашингтоне очень хотят свою собственную комнатную собачку в этой части Мирового океана. Собачку, которая перестанет быть британской и заставит Лондон стать более сговорчивым.

Вашингтону нужны все англосаксы. И игры вокруг Мраморного клуба не стали исключением.

Как там в детской считалочке? «Белая бумага и красное перо, верните нам Австралию и больше никого?» Ну, насчет «больше никого», это вопрос спорный, а так, да, в целом, всё верно.

Ну, и подавитесь вы своей Австралией. Пора заканчивать этот цирк.

ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА

«В сиянии короны». Из воспоминаний её королевского высочества герцогини Брауншвейгской Виктории-Луизы. Hannover: Göttinger Verlagsanstalt, 1966 (по русскому изданию ИД Сытина. М., 1967)

Декабрь двадцать первого года был необычайно жарок и вместе с тем трагичен для нас. Родители гостили на Корфу. Там мой отец, кайзер Вильгельм II, предавался своей любимой археологии. Мама дышал воздухом юга и много проводила времени с вдовой почившего в августе, еще перед Третьей Тихоокеанской войной, Николы I Черногорского. Точнее она составляла Милене Петровне компанию в её горе, вместе с её дочерью и своей подругой великой княгиней Анастасией Николаевной. Суровый век отнял у младшей из всей компании Станы не только отца, но и двух мужей. Племянник её последнего мужа – император Михаил II, несмотря на войну, дал ей небольшой отпуск в её Служении попечительницы женских классов русских военных училищ.

Будучи черногоркой, Стана, как её звали близкие, унаследовала твердый характер и острый ум. Учеба в Смольном институте в Санкт-Петербурге, жизнь при русском дворе и жизненные невзгоды отточили эти её природные достоинства, не лишив той доли женственности, которая была одобряема в наших кругах и для истинной немки. Они с матушкой моей хорошо сошлись, опекая переживающую боль утраты вдовствующую черногорскую королеву.

В самом начале месяца на Корфу пришло два письма. Первое было воодушевляющим. Мой брат Адальберт, капитан нашего линкора «Заксен», с восхищением писал, как русские на его глазах расправляются с Австралией. Брат восторженно писал о русских, которые всего четыре года назад могли потопить его вместе с «Данцигом» при Моонзунде. Но Бог был милостив, брат сломал ногу накануне похода, и в последний бой его крейсер пошел с другим капитаном. Адальберт надеялся, что победы русских помогут вернуть Германии её недавние тихоокеанские колонии. Отец говорил потом, что после этого письма он окончательно убедился в гении императора Михаила и в том, что победа русских при Моонзунде была неслучайной.

Заметки Адальберта о восточной экзотике и природе, его искреннее желание разделить свои впечатления с родителями и слова любви к ним сильно растрогали маму. Тем печальней были вести, принесенные вторым письмом.

Наша беспокойная невестка Мария-Августа Антгальская совершила вторую попытку побега за границу. На этот раз она с любовником проскользнула в Бельгию удачно. Мой брат Иоахим был болен, и Мария-Августа тяготилась браком с ним. Особенно после того, как после аншлюса Австрии ему не досталась ни одна собственная корона. После того, как в ходе торга между правящими в нашем Германском Союзе домами отец отказался делить Эльзас-Лотарингию и отдал её корону, как и планировалось в 1907 году, своему второму сыну Эйтелю, отношения невестки с Иоахимом совершенно разладились. Пока родители были на Корфу, Мария-Августа смогла, прихватив сына Карла, обмануть охрану. Сбежала она через Брюссель в Лондон, окончательно расстроив примирение с Великобританией. Ни отец, ни мой старший брат случившегося после этого англичанам не простили.

К недостаткам моего отца кайзера Вильгельма можно отнести вспыльчивость. Обычно маме удавалось гасить эти вспышки. Но поступок невестки расстроил её даже больше, чем супруга. Отец не хотел отрываться от раскопок, мать же моя, кайзерина Августа-Виктория, чувствовала, что нельзя медлить.

Телеграмма следующего утра подтвердила её худшие опасения. Иоахим не вынес поступка жены и был найден утром мертвым.

Это известие, конечно, не оставило причин, которые могли бы задержать моих родителей на Корфу. Как мне потом сказали, отец был изумлен, а потом взбешен, даже более, чем в те дни семнадцатого года, когда предатели Гинденбург и Людендорф отстранили его от реальной власти. Его жена кайзерина Августа-Виктория не могла поддержать его в этот час. Она сама была поражена горем. Недавно утешаемой мамой Милене Петровне уже самой выпало стать для неё утешительницей. А вот Анастасия Николаевна смогла направить в деятельное русло гнев отца. Она даже просила по телеграфу свою племянницу Марию, императрицу Ромейскую, срочно выделить дирижабль, понимая, что иначе мои родители могут не выдержать долгой дороги пароходом и поездом. Но вечер перечеркнул образовавшуюся спешку.

Отец отодвигал от себя горе кипучей деятельностью. Мама же переживала за сына и внука не в силах вырвать себя из слёз. В семь часов вечера её сердце не выдержало, и она внезапно скончалась на балконе своего дома в Корфу. Отец, увидев это, сразу обмяк, и только собранность Станы не дала ему немедля последовать за почившей супругой.

Стана взяла на себя весь груз организации поездки и утешения отца. Следующим днем, после того как с Августой-Викторией простились жители Корфу, она начала свой последний путь домой. В 12:15 новая императорская яхта «Гогенцоллерн», крейсировавшая у острова, понесла по волнам Адриатики германскую императрицу. С Корфу доносились звуки колоколов: прощальный поклон! Яхта бежала на полных двадцати двух узлах в вольный город Бакар. Там уже ждал похоронный поезд, который должен была перевезти тело моей матери в Германию – три тёмно-зелёных вагона старого австрийского императорского поезда. Начался двухдневный путь в Берлин через в итальянский Флаум и далее славянскую Крайну.

Великий князь Сергей Лейхтенбергский с супругой Еленой Греческой встретили печальный кортеж в своей столице Любляне, воздав вместе со своими подданными, среди которых много немцев, искрение почести почившей императрице.

Траурный поезд медленно шёл в Германию, огибая и прорезая Альпы. Здания вокзалов были увешаны еловыми ветками, флаги были приспущены на всем пути от первой германской станции Цилле в Штирии. Эти земли недавно вернулись в единую Германию, но народ успел полюбить свою императрицу. Великий герцог Штирийский Иоганн Георг Асканий на первой же остановке присоединился к траурному поезду, а уже в Вене поддерживать моего отца в пути стал и правивший там троюродный дядя Вильгельм Гогенцоллерн-Зигмаринген.

Мы встретили прощальный поезд мамы в Линце. У гроба собрались скорбящие: мои братья Вильгельм и Оскар, золовка Адельгейда, мой муж, князь Фюрстенберг, оберст-маршал моего отца генерал фон Гонтард, барон фон Шпицемберг, советник кабинета моей матери, фрейлина Клэр фон Герсдорф, графиня Келлер и граф Ранцау.