Голем и джинн - Хелен Уэкер

— Сколько?

Он выставил четыре пальца, но в глубине его мыслей она прочитала: «Три» — и усмехнулась про себя: для некоторых хитростей язык не требовался.

Трата была существенной, но она могла ее себе позволить. Достав кошелек, она отсчитала четыре доллара и протянула торговцу. Тот удивленно взглянул на нее и принял деньги с явным смущением.

— Спасибо, — сказала она и пошла к дому.

Не успела она сделать и пары шагов, как торговец опять вырос перед ней, жестом прося подождать. Из кармана пальто он извлек два искусственных черепаховых гребня, украшенных резными розочками. Затем, приподнявшись на цыпочки, он поправил несколько прядей на голове женщины так, что пробор стал безупречно ровным. Разгладив рукой волосы справа от пробора, он отвел их назад и, чуть подкрутив, подхватил гребнем, потом повторил тот же маневр с другой половиной волос. Отступив на шаг, торговец полюбовался на свою работу, кивнул и вернулся к тележке.

— Постойте! — крикнула ему вслед женщина. — Сколько я вам должна?

Не оборачиваясь, он покачал головой, подхватил тележку и покатил ее прочь по улице. Женщина удивленно посмотрела ему вслед, немного подождала и зашла в подъезд.

У себя в комнате она первым делом скинула старую блузку и надела новую. Отражение в зеркале потрясло ее. Оборки на воротнике мягко обрамляли лицо, подчеркивая высокие скулы и широко расставленные глаза. Волосы, подхваченные гребешками, волнами падали на плечи. Руки, выглядывающие из оборок, казались тонкими и элегантными. Несколько минут она изучала свое отражение с радостью и тревогой. Надень она маску или карнавальный костюм, преображение и тогда не было бы таким волнующим. Она изменилась настолько, что теперь сомневалась, осталась ли самой собой.

* * *

На следующее утро Анна, разумеется, не в силах была удержаться от многозначительных подмигиваний, перешептываний и смешков, и уже к полудню миссис Радзин догадалась, к чему идет дело. Под каким-то предлогом она увлекла Хаву в заднюю комнату.

— Уверена, ты сама знаешь, что делаешь, — зашептала она ей в ухо, — но, Хава, милочка, будь осторожна. Конечно, ты любишь Анну, и я ее люблю, но не стоит рисковать своей репутацией. И ведь на свете есть другие мужчины, получше тех, что ходят на танцы. Вот, например, этот племянник равви. Ты ведь, кажется, ему нравишься? Он, конечно, беден как мышь, но деньги — это еще не все.

Хава решила, что выслушала достаточно:

— Миссис Радзин, пожалуйста, я вовсе не собираюсь «рисковать своей репутацией», как вы выражаетесь. Я просто хочу пойти с Анной, познакомиться с Ирвингом и своими глазами увидеть, что он за человек. Вот и все.

— Я тебе и так могу сказать, что он за человек. Ничем не лучше всех остальных мужчин, — фыркнула хозяйка, но все-таки отпустила девушку и весь остаток дня только изредка бросала на нее взгляды, полные мрачных предчувствий.

Наконец рабочий день закончился, и Хава пошла домой переодеваться. Справиться с гребнями оказалось сложнее, чем она ожидала, но после некоторой возни она все-таки осталась довольна своей прической. Дверь квартиры, адрес которой дала ей Анна, распахнулась после первого же стука.

— Ты пришла! — поразилась подруга, словно Хава не клялась, что придет, по крайней мере дюжину раз. — Заходи! Как тебе идет эта прическа! И дай-ка мне рассмотреть блузку. Восхитительно!

В гостиной две девушки в нижнем белье склонились над кучей одежды. Они замолчали, когда в комнату ворвалась Анна, волоча за собой подругу:

— Девушки, это Хава. Будьте с ней поласковей, а то она у нас стеснительная. Хава, это Филлис, а это Эстель.

Под их любопытными взглядами Хава застыла, отчаянно стараясь подавить панику. Что она наделала? Как могла подумать, что готова притворяться женщиной среди настоящих женщин? Что на нее нашло?

Но обе девушки дружелюбно ей улыбались.

— Хава, так приятно с тобой познакомиться! Анна нам все о тебе рассказала. Иди сюда, помоги нам выбирать, — попросила одна из них — Филлис? — Конечно, та блузка лучше на мне сидит, но мне так нравятся пуговички на этой!

— Эту надену я! — заявила вторая девушка.

— Да она тебе мала!

— Ничего подобного!

Хава робко присоединилась к ним, не понимая, как себя вести. Может, ей тоже надо раздеться? Но похоже, девушки не видели ничего странного в том, что она стоит в шляпе и ботинках, пока они один за другим примеряют разные предметы туалета. Чуть погодя они обратили внимание на ее блузку и начали ахать, восхищаться и требовать имя торговца. Такое повышенное внимание немного пугало ее, но девушки были так добродушны, что скоро она расслабилась и начала улыбаться.

Анна тем временем куда-то исчезла.

— Где она?

Филлис и Эстель на мгновенье замолчали, а потом, наклонившись к ней, заговорили шепотом:

— В туалете. Она не хочет одеваться при нас. Наверное, стесняется.

— И еще она сегодня плакала, — добавила Эстель. — Он должен был зайти вчера и не зашел.

— Но сегодня-то он будет?

Девушки переглянулись, но в этот момент в дверях показалась Анна, в пышной юбке и тугой жакетке. На голове у нее красовалась огромная соломенная шляпа, увенчанная слегка облезлым дрожащим пером.

— Мы готовы? — оживленно спросила она. — Тогда пошли!

Надежде Голема держаться в сторонке не суждено было сбыться: уже по дороге стало ясно, что девушки твердо решили сделать ее центром своих забот. Они толпились вокруг новенькой, по очереди осыпая ее наставлениями и советами.

— Не спеши радоваться любому вниманию, — стрекотали они, — но и чересчур разборчивой не стоит быть. Не соглашайся танцевать весь вечер с первым, кто предложит. И если кавалер тебе не нравится, смело ему отказывай. А если он будет нахальничать, сразу же давай ему отпор.

— Ты не бойся, — успокоила подругу Анна, заметив панику на ее лице, — мы по очереди будем присматривать за тобой, правда?

Девушки захихикали, закивали, несколько раз пожали ей пальцы, и она приготовилась к худшему.

Свернув на Брум-стрит, они попали в толпу нарядно одетых мужчин и женщин, стремящихся протиснуться в маленькую невзрачную дверь. Из-за двери на улицу доносилась музыка. Голему хотелось сжаться в комок, чтобы укрыться от толчков чужих тел и мыслей. К счастью, все были настроены добродушно и легкомысленно. Женщины громко восхищались нарядами друг друга, мужчины шутили и прикладывались к фляжкам.

Сидящий на стуле у входа крупный охранник собирал плату за вход: пятнадцать центов с дам, двадцать пять — с мужчин.

— Это Мендель, — пояснила Анна и ослепительно ему улыбнулась.

Мендель ухмыльнулся в ответ и махнул им рукой, предлагая проходить.

— Он уж который год неровно ко мне дышит, — шепнула Анна.

Сразу за дверью начинался темный вестибюль, битком набитый людьми, и на мгновение она испугалась, что по неосторожности раздавит кого-нибудь. Потом толпа сзади поднажала, и все они вдруг оказались в зале, подобного которому Хава еще никогда не видела. Он был огромным, высоким и легко поглотил всю эту жаждущую веселья массу. Латунные люстры с хрустальными подвесками отбрасывали мерцающий свет на людей внизу. Газовые светильники и канделябры на стенах становились еще ярче, отражаясь в зеркальных колоннах. Все вокруг сверкало и было похоже на волшебный замок.

Хава остановилась, зачарованная. В любой другой ситуации такая толпа напугала бы ее, но здесь предчувствие чего-то необычного и общий веселый дух прогнали все страхи.

— Ну как тебе? — Эстель приходилось кричать ей в ухо. — Нравится?

Она только молча кивнула.

— Я же говорила! — засмеялась Анна. — Ну, пошли скорее, пока не заняли все лучшие столики.

Они прошли мимо деревянной барной стойки, заставленной бутылками и кувшинами. За ней начинались ряды круглых, покрытых скатертями столов. Между столами и стойкой сновали официанты в черных пиджаках, разносящие уставленные пивными кружками подносы. Большая часть зала была отдана под просторную танцевальную площадку, на которой уже собирались мужчины и женщины. Оркестр занимал сцену в углу. Стоящий перед ним пухлый человек в слегка полинявшем фраке размахивал тонкой палочкой.

Компания Анны и ее приятельниц заняла столик на самом краю танцевальной площадки. К ним тут же стали подходить знакомые, зазвучали смех, шутки и сплетни. Анна явно наслаждалась ролью покровительницы Хавы и позаботилась, чтобы та была представлена каждому вновь подошедшему. То и дело ей приходилось улыбаться, здороваться и запоминать новые имена. Она казалась немного молчаливой и робкой, но это ей легко прощали: все еще хорошо помнили свои первые танцы. Кто-то шепнул, что она вдова, и ее молчаливость сразу стала казаться загадочной и романтичной.