Созерцатель - Алексей Пехов

– А почему я не могу сделать это сейчас?

– Ну, во-первых, ты лишишься моей очаровательной компании.

– Весомый аргумент. А во-вторых?

– Это не мои тайны, и я не смогу помочь тебе без одобрения других людей. Так что либо ты продолжишь путь со мной, либо наши дороги разойдутся. Добавлю ради вежливости – к моему сожалению.

Довольно простой выбор.

– Хорошо. Я с тобой.

Стержень остался позади. Перед нами раскинулось пространство с перемычками суши и маслянистой водой, сейчас словно кипевшей под падающим дождем. Впереди начинались Утонувшие кварталы.

Этой части Риерты больше всего не повезло, когда уровень в озере начал повышаться. Слабый берег не защитили никакие укрепления, почва напитывалась влагой и уходила вниз, уступая место воде, затопившей сперва подвалы, а затем первые этажи бесконечной череды домов, где проживал средний класс.

Люди боролись, не желая оставлять район, пересели с лошадей и экипажей на лодки, но в итоге осенние приливные волны Тиветского моря выжили их на Восточный и в Ветродуй, залив оставленные дома по второй этаж. С тех пор (уже почти семьдесят лет) здесь все было заброшено, а стены и крыши разрушались от сырости, медленно сползая или кусками падая в черные каналы и забирая с собой тех редких дураков, что все еще приезжали сюда.

Сейчас, через водное пространство, строения казались мне похожими на зубы бездомного, спящего в грязи, в проулке, возле самого дешевого кабака Литл-вэля[95]. Гнилье гнильем.

Вот только этих зубов тут были сотни, и даже дождливая пелена не скрывала того факта, что в Утонувших кварталах можно не только утонуть, но и заблудиться.

– Почему-то я догадывался, что нам именно туда. – Я прислонился к фрагменту кирпичной стены (меня все еще немного пошатывало), по дуге уходящему на восток и обрывающемуся через пятнадцать ярдов. – Где еще прятаться бунтовщикам, как не в этой дыре. Даже странно, что вас еще не выкурили.

– Пытались. Но тех, кто с Вилли, очень мало, а район как лабиринт. Быстрее поймать скрывающихся здесь же контрабандистов, чем нас. Мы всегда уходили раньше, чем у людей дукса хоть что-то получалось сделать.

– Рано или поздно…

– Мы все умрем. – Мюр несколько переиначила то, что я мог сказать. – Кроме того случая, с Гнездом, мы не лезем в открытое противостояние со времен, как Хлест устроил войну в Ветродуе. Все взрывы и бунты в городе совершают другие люди, не те, кем командует Вилли. Недовольных в Риерте хватает и без нас. И они обитают не в Утонувших кварталах, так что и искать их тут нет нужды. А мелких рейдов жандармов, как я уже говорила, мы просто избегаем.

– И ты хочешь привести меня в тайное укрытие твоих товарищей? Я, конечно, польщен доверием, но они не пустят мне пулю в лоб только потому, что испугаются шпионов дукса? Любой человек, скрывающийся от власти, может здорово перенервничать, когда в его убежище приходит чужак. Люди обычно хватаются за пистолеты и не всегда после этого додумываются задавать вопросы.

– Пока я за тебя ручаюсь, тебе ничто не грозит.

Довольно слабая аргументация, на мой взгляд, но я не видел смысла продолжать ныть.

– Кофе там у вас есть?

– Получишь целое ведро, – улыбнулась она, сдвигая с земли большой плоский камень.

Под ним находилось углубление, частично заполненное водой, в котором лежал завернутый в брезент старый армейский гелиограф[96]. Девушка разложила треногу, надежно воткнув острые концы во влажную землю. Затем из непромокаемого чехла достала верхнюю часть прибора с зеркалом, стала закручивать винт, фиксируя его.

Я не стал ей указывать на неподходящие условия – солнце отсутствовало, а видимость из-за дурной погоды была отвратительной. Но она явно знала, что делает.

Вытащив из чехла квадратный карманный фонарь на сухих элементах[97], протянула мне:

– Подержи, пожалуйста.

Я сдвинул тугой рычажок, включая его и направляя на зеркало. Конечно, не солнечный свет, но разглядеть можно. Особенно если в бинокль.

Азбукой Финли-Бриза[98], дергая за шторку, закрывавшую зеркало, Мюр отправила короткое сообщение. В «Матильде» мы использовали такую же штуку, когда сели батареи в телеграфе, так что я, умевший стучать по телеграфному ключу[99], понял, что она пишет:

«Каштан здесь. Два человека. Заберите».

Каштан – это могло быть прозвище. А может, код, что опасности нет. Я не стал расспрашивать. Она повторила сообщение еще восемь раз, прежде чем на крыше одного из зданий слабо блеснул ответ: «Принято».

– Теперь надо подождать.

Лодка появилась лишь через час, когда, несмотря на дождь, я задремал под стеной, сидя бок о бок рядом с Мюр и набросив на себя брезентовый чехол от гелиографа.

Посудина пристала к каменному выступу, и я узнал Белфоера, моего «напарника» по скоростному заезду против жандармского катера. Он, как видно, тоже меня узнал – рожа у него стала хмурой, и ответил он на приветствие Мюр не так чтобы радостно. Рука поднялась и сразу же упала.

– Вилли в бешенстве, – предупредил он ее, когда она прыгнула на борт.

– Скажи то, о чем я не догадываюсь.

Он заворчал, словно потревоженный медведь, и его могучие плечи под брезентовым плащом пришли в движение.

– А твой друг? Откуда ты его снова вытащила?

– Он служил вместе с Кроуфордом, и тот за него поручился. К тому же Итан спас мне жизнь. Мы прошли Старую Академию насквозь, и без него я бы не справилась.

На этот раз он посмотрел на меня без раздражения, даже, может быть, с благосклонностью, хотя, конечно, я не готов был поручиться в этом, за его чертовыми стрекозиными очками нельзя было различить глаз. Но свободную руку с приклада старого дробовика он убрал.

– Решила довести старика до разрыва сердца. Ладно… Залезай, парень. Там решим, что ты за фрукт.

Белфоер направил лодку в Утонувшие кварталы, и я быстро потерялся в незнакомой части города, среди серо-желто-охряных сырых домов, коротавших последние годы жизни и напоминавших пилигримов, что отправились в долгое паломничество и погибли из-за стихии на середине тяжелого пути. Это был всего лишь пепел, оставшийся после некогда яркого костра. В отличие от Старой Академии, района такого же брошенного и покинутого, как и Утонувшие кварталы, здесь властвовала совершенно иная атмосфера.

Не смерти, страха, ужаса и болезни. А разочарования и тоски, плодящихся под туманом и завесой дождя, среди затопленных этажей и мостовых, над которыми мы проплывали. Так, наверное, и умирают одинокие люди, о которых все забыли. Как этот район Риерты. Когда всего лишь в нескольких милях от него огнем переливаются лучшие магазины Бурса, по паркам Земли Славных гуляют дамы в кружевных платьях, открыты театры и оперы, а по пивным Рынка гудит вечерняя жизнь.