Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945 - Вальтер Гёрлиц

Начиная с лета 1935 года Генеральный штаб рассматривал шансы на успех в том случае, если появится возможность ремилитаризации демилитаризованной зоны. Бек был против подобного проекта по двум причинам. Во-первых, план оккупации Рейнской зоны вел к нарушению Локарнского договора. Во-вторых, армия была еще не готова оказывать даже слабое сопротивление. Бломберг и Фрич тоже считали, что на данном этапе следует спокойно продолжить реорганизацию армии, а не ввязываться в подобную авантюру.

В 1935 году ситуация в Европе резко изменилась. Армия Муссолини в нарушение устава Лиги Наций вторглась в Абиссинию. Лига Наций проголосовала за принятие санкций, что не помешало Муссолини завоевать Абиссинию, но послужило поводом для разрыва отношений Италии с Англией и Францией, бросив Италию в объятия Гитлера.

В январе 1936 года Пьер Лаваль возвестил о своем намерении выяснить в парламенте вопрос о ратификации русско-французского договора о взаимопомощи. Теперь пришла очередь Гитлера. Внешне Гитлер всячески обхаживал Францию. Он оказывал знаки внимания бывшим военнослужащим и даже дал несколько интервью французским журналистам. Одновременно он заявил Бломбергу, что, по его мнению, русско-французский договор нарушает Локарнский договор (якобы потому, что подписанный русско-французский договор не был ратифицирован до конца года), а значит, Германия может вновь оккупировать демилитаризованную Рейнскую зону. Гитлер, естественно, не собирался выступать с официальным обвинением, он собирался поставить Запад перед свершившимся фактом.

Бломберг не счел нужным сообщить об этом Фричу или Беку, но в феврале Гитлер сам рассказал о своих намерениях Фричу. Поняв обеспокоенность Фрича, Гитлер объяснил, что поводов для волнения нет, поскольку Италия наверняка примет сторону Германии и, по мнению Нейрата, Запад не предпримет никаких решительных действий.

О предстоящей операции Бек и Генеральный штаб узнали только 6 марта, накануне вторжения в Рейнскую зону. Йодль пишет о реакции Бека на полученную информацию, как о состоянии игрока в рулетку, поставившего все на один номер. Наконец было решено максимально возможно использовать собственные силы, чтобы в случае нанесения Францией контрудара свести собственные потери к минимуму. На деле территория была занята одной дивизией.

При первых признаках тревоги Франция сконцентрировала на границе с Германией для усиления линии Мажино тринадцать дивизий и запросила Лондон о возможности совместных действий. Военный атташе в Лондоне фон Швеппенбург заявил, что нет повода для беспокойства. Однако телеграфировал в Берлин, высказав свои опасения, и вскоре стало ясно, что с нервами у Гитлера и Бломберга ничуть не лучше, чем у Швеппенбурга. Получив известие из Лондона, Бломберг потребовал немедленного отвода войск. Гитлер позже признался, что, хотя и обвинил Бломберга в том, что тот потерял голову, очень надеялся, что в течение по крайней мере ближайших десяти лет ему не придется проходить через подобное испытание. Швеппенбурга отозвали из Лондона, хотя Бек считал, что, как офицер Генерального штаба, Швеппенбург имеет право высказывать собственное мнение.

Скоро стало ясно, что ни Франция, ни Англия не готовы предпринимать решительные действия. Очевидно, общественное мнение Англии не сочло необходимым вести борьбу за демилитаризованную зону. Гитлер одержал победу, ошибочно приписывая сложившееся в Англии положение влиянию Эдуарда VIII, который, как и принц Уэльский, проявлял некоторый интерес к национал-социализму. Гитлер обольщался мыслью, что король Британии захочет прийти к соглашению с Германией. С этой целью Гитлер всячески уверял англичан в своем стремлении к миру. Он заявлял, что «война не вернется», что Германия «лучше других знает, какие бедствия она несет», что «германские проблемы не могут быть решены военным путем». Мы не располагаем документами, которые бы свидетельствовали о том, сколько в этих словах было искренности, а сколько фальши.

III

Летом Гитлер ввязался в очередную авантюру. Когда Франко обратился с просьбой оказать помощь в военном мятеже против существующего правительства Испании, Гитлер принял решение помочь испанским мятежникам.

Возможно, он искренне считал, что над Испанией нависла угроза большевизма. Однако военные авторитеты воспротивились решению Гитлера, и в результате Франко не получил затребованных им трех германских дивизий.

Вместо этого Бломберг откомандировал в Испанию полковника Варлимонта в качестве военного советника и генерала фон Тома в качестве наблюдателя. Позже в Испанию было отправлено незначительное количество танков.

Прижимистость военных неожиданно вызвала у Геринга прилив энтузиазма. Он увидел блестящую возможность испытать люфтваффе. В Испанию был направлен легион «Кондор», состоявший из четырех бомбардировочных, четырех истребительных и одной разведывательной эскадрильи, не считая обслуживающего персонала и противовоздушных батарей. «Кондоровцы» иногда сталкивались со своими соотечественниками, воюющими в Интернациональной бригаде. Были случаи дезертирства из нацистской армии.

1936 год был отмечен двумя важными событиями: введением двухлетнего срока службы в армии, что дало возможность сформировать два дополнительных армейских корпуса, и смертью Секта. Он умер в декабре от внезапной остановки сердца. Сект был единственным германским военным, завоевавшим искреннее международное уважение. И он был единственным человеком, за которым, несмотря на раскол, по-прежнему был готов следовать офицерский корпус. Гитлер присутствовал на похоронах, но уехал, как только капеллан начал произносить проповедь. Не иначе это было предзнаменованием грядущих событий, когда вся работа покинувшего мир Секта пошла насмарку.

IV

На следующий год вновь актуальным стал вопрос отношений между Красной армией и рейхсвером. В Лондоне на похоронах Георга V Бломберг встретился со своим старым знакомым – начальником штаба Тухачевским[19].

В данном случае Бломберг и Тухачевский представляли правительства своих стран. В результате последовало приглашение присутствовать на осенних маневрах, которое позже Фрич распространил на генерала Уборевича, проходившего при Бломберге обучение в Войсковом управлении. Это привело к небольшому, но имевшему важные последствия инциденту. На обеде в присутствии Уборевича Фрич демонстративно поднял тост за Красную армию. Вероятно, Гитлер узнал об этом, и 30 января, в годовщину революции, крайне раздраженно заявил, что никому не дано права устраивать «попойки» с коммунистическими функционерами. Понятно, что этот злобный выпад был направлен в сторону Фрича.

Весной 1937 года Тухачевский приехал в Прагу для обсуждения вопросов военного сотрудничества с правительством Чехословакии и возвращался в Москву через Берлин. Спустя короткое время секретная служба Чехословакии узнала, что содержание переговоров стало известно германской разведывательной службе. Бенеш (президент Чехословакии в 1935–1938 годах) был глубоко возмущен и сообщил о полученной информации Сталину. Вскоре мир содрогнулся от известия, что Тухачевский и целый ряд высокопоставленных военных были расстреляны за государственную измену. Что более всего потрясло немцев, так это то, что почти все расстрелянные за измену офицеры прошли обучение в рейхсвере.

Прошел слух, что Тухачевский, известный своими непомерными амбициями, планировал с помощью немцев совершить переворот. Однако Гейдрих хвастался Канарису, что это он сдал «красных командиров», и сделал это по приказу фюрера, сфабриковав доказательства их измены. Слишком уж это похоже на триллер, чтобы быть правдой. В целом немецкие офицеры поверили, что Тухачевский действительно планировал военный переворот. Какой-то подозрительный журналист из Парижа пустил слух, что Тухачевского предал некий генерал Скоблин. Однако факт остается фактом. Диктатор поднял руку на офицерскую касту. Тогда никто еще не верил, что подобные методы возможны и в Германии.

Советские генералы были не единственными, кто наносил визиты вежливости за границу. В июне 1937 года Бек по собственной инициативе приехал с неофициальным визитом в Париж, где встретился с генералом Гамеленом и Даладье, в то время военным министром Франции, и посетил французский Генеральный штаб. Он хотел убедить французов, что Германия не помышляет о войне, а перевооружение Германии направлено только на защиту собственной страны, и ни на что больше. Бек искренне верил, что его визит принесет ощутимые результаты. Примерно такие чувства испытывал находящийся в Лондоне фон Швеппенбург, стремясь завязать дружеские отношения с высокопоставленными британскими офицерами. Спустя месяц после поездки Бека в Париж стало ясно, что Гитлер изменил прежний курс. В июне Бломберг получил приказ привести войска в состояние боевой готовности. Вот тогда-то Бломберг издал свою знаменитую директиву с грифом «Совершенно секретно». Директива предназначалась командующим трех родов войск, и в ней указывалось, что ни западные державы, ни Россия не имеют намерения воевать и не готовы к войне. «Несмотря на эти факты, – указывалось далее в директиве, – неустойчивое политическое равновесие в мире, не исключающее неожиданных инцидентов, требует постоянной готовности вооруженных сил Германии к войне… Подготовка к возможной войне должна вестись в течение мобилизационного периода».