Черный цветок - Ольга Денисова

— Да? И снова мы возвращаемся к вопросу, а кто заслуживает смертной казни? Вспомни, кто стал первой жертвой медальона? Харалуг! И вина его состояла в том, что он пытался добиться больших прав для вольных людей, а когда ему в этом отказали, попробовал взять эти права силой.

— Харалуг хотел власти, Харалуг начал войну. Пролилась кровь, и за пролитую кровь он поплатился.

— Эй, — сунулся Есеня, — ты ж мне рассказывал совсем другую сказку! Врал, что ли?

— Врал, врал, — успокоил его Полоз, — они отлично знают историю Олехова. Лучше чем мы, наверное. У благородных много тайн от нас, они не доверяют их даже своим детям.

— Совершенно верно, — нисколько не смутился Избор, — мы умеем хранить свои тайны, потому что в руках дикарей эти тайны могут наделать много бед.

— Дикари — это мы, Полоз? — Есеня улыбнулся.

— Извините, — Избор изобразил нечто между кивком и поклоном.

Как-то незаметно доктор и его жена отодвинули стол в сторону, и вместо него на ковер поставили глубокие мягкие кресла с блестящей обивкой, такой же как на диванах около кабинета доктора.

— Давайте разожжем камин и перестанем оскорблять друг друга, — предложила Ладислава, — я ничего не имею против споров, как известно, именно в споре рождается истина, но спор и ссора — разные вещи.

За окном собирались сумерки, и когда в камине вспыхнул огонь, это сразу стало заметно.

— Давайте лучше поговорим о чем-нибудь не имеющим отношения к политике, — попросила Ладислава, усаживаясь в кресло поближе к огню. Есеня давно сел и уплетал сладкую, воздушную массу со смешным названием «суфле». На самом деле, оказалось очень вкусно. Мужчины, правда, предпочли пить вино, и Есеня не знал, стоит ему тоже выпить или сначала доесть эту вкуснятину?

— Нет, мне бы сначала хотелось понять, отдают ли вольные люди отчет в том, что случится, когда медальон откроется, — обернулся к сестре Избор.

— Отдают, — ответил Полоз, — более того, они к этому готовятся.

— Взять в руки власть? — спросил Избор.

— Ну, можно сказать и так. С открытием медальона благородные легко и быстро сами откажутся от этой власти. Или вы не понимаете, что с вами произойдет? Вам придется вернуть то, что вы отобрали. И что тогда останется?

— Останется то, что нельзя получить при помощи медальона — знания. Знания и ощущение ответственности за окружающих людей. А вы берете на себе ответственность за чужие жизни? Ведь то, что вы хотите сделать, приведет к кровопролитию.

— Если позволить процессу идти спонтанно, то да. Но если во главе разбойников и убийц, про которых ты говорил, встанет организованная сила вольных людей, кровопролития можно избежать. В этом случае, наша победа будет столь очевидной, что сопротивление с вашей стороны не будет иметь никакого смысла.

— Даже если это так, через пятьдесят лет Олехов ничем не будет отличаться от Кобруча, — стиснул зубы Избор.

— Может быть. Но и обрубков души я больше никогда в жизни не увижу, — слегка улыбнулся Полоз.

Балуй. В Урдию

До воскресенья Есеня и Полоз жили в Кобруче. Полоз рассказывал истории, учил Есеню драться, и, надо сказать, в этом он превзошел всех его прежних учителей. Всего за пять дней Есеня научился обороняться от человека с ножом, уходить из-под удара кистенем, защищаться от удара саблей, и почувствовал себя уверенным и сильным. Они еще пару раз бывали у доктора, но не на обеде, а просто в гостях — сидели вечером у камина и пили вино.

— Послушай, Полоз, — как-то раз спросил Есеня, — а ты выяснил у Избора то, что хотел?

— Нет, но я понял две очень важных вещи. Во-первых, они знают, как открыть медальон. Знают, но никогда об этом не расскажут. А это значит, что на свете есть мудрецы, владеющие этой тайной. А во-вторых, они верят в то, что мы можем его открыть. И это тоже вселяет надежду. Это значит, наши мечты не столь фантастичны, как кажется на первый взгляд.

Попрощавшись в воскресенье с Избором, доктором и его женой, в понедельник утром, еще затемно, они вышли из города через обнаруженный Есеней лаз — ворота открывали только на рассвете, а перевозчики отправлялись в путь гораздо раньше. Есене так надоел постоялый двор, что он хотел переночевать в лагере перевозчиков, у костра, но Полоз наотрез отказался — три, а то и четыре ночи им предстояло ночевать в поле, на берегу реки.

Три дня ехали в широких санях, выстланных шкурами, и укрывались своими одеялами — по реке впереди лошадей летел ветер, и Есеня быстро замерз. С ними ехали и другие сани — перевозчики старались держаться вместе, и поезд состоял примерно из двадцати человек в общей сложности, так что нападения разбойников можно было не опасаться. Полоз посмеивался на этот счет и сказал, что сможет в случае чего с ними договориться.

Есене быстро наскучило однообразие ландшафта вокруг — то высокий лес по берегам, то белые поля до самого горизонта. Маленькие деревушки из трех-четырех дворов проплывали мимо, от них пахло дымом, и часто дым стелился по земле — погода оставляла желать лучшего. На второй день, после ночевки возле одной из деревень, где они посидели в кабаке за кружками пива, Есеня совсем заскучал. Одна радость была в его жизни — в санях следом за ними ехала молодая девушка со своей матерью — почтенной матроной, и изредка Есеня пытался обратить на себя ее внимание, но почему-то чаще внимание на него обращал Полоз и кони, которые тащили ее сани.

— Жмуренок, ну уймись! — вздыхал Полоз, который предпочитал дремать, а не глазеть по сторонам, — что ты вертишься, а?

— Девка больно хороша…

— Тебе ее мать хребет переломит, если ты к ней подойдешь.

Лошади то бежали рысцой, то шли шагом, и Есеня еще накануне пытался пройтись пешком рядом с санями, но Полоз поймал его за шиворот, и вернул на место — нечего тащить снег на шкуры. Попытки уговорить перевозчика немного поуправлять лошадьми тоже ни к чему не привели — перевозчик был неразговорчивым дядькой, и только цыкал на Есеню время от времени. А Есене очень хотелось попробовать править лошадьми стоя, как это делал лихач в трех шубах. Попытки встать на ноги всегда заканчивались плохо. В первый раз лошади дернули сани вперед немного быстрей, Есеня повалился на Полоза и получил в ухо. Во второй раз вышло еще хуже — чтобы не получить в ухо, Есеня постарался упасть в другое место, и до крови рассек губу об спинку саней. Но, кстати, девушка его, наконец, приметила, и очень смеялась, когда он упал.

— Слушай ты, Балуй… — проворчал Полоз, — ты можешь полчаса посидеть спокойно? Хорошо зуб не выбил.

— Да ерунда, — Есеня зачерпнул снега и прижал ко рту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});