Марь - Татьяна Владимировна Корсакова

она никому не нужным перестарком. Это не маменька говорила, а нянюшка Аграфена. Нянюшка растила их с Анютой с младенчества и могла себе позволить такие вот вольности. Как бы то ни было, а Мари нужно выйти замуж. Желательно за кого-то достойного, обеспеченного и нездешнего. Всеволод Уступин подходил на эту роль как никто другой. Но вот беда: Мари он не нравился. Не отзывалось сердце, не трепетало от одного только взгляда в его сторону. А должно было трепетать! Мари это точно знала, чувствовала где-то внутри себя, как оно будет, когда придет время.

Да и Всеволоду она тоже не приглянулась. Может, и приглянулась бы, если бы не Анюта. Именно Анюта, ее младшая любимая сестра, была рождена для того, чтобы блистать в свете и кружить головы кавалерам. Всем без исключения! Вот и Всеволод не стал исключением. Сказать по правде, Мари была этому рада. В душе она продолжала лелеять надежду, что родители оставят надежду устроить ее будущее и займутся будущим Анюты. Ну и что, что она младше? Что за предрассудки?! Если уж из них двоих кому-то и нужно выходить замуж, то точно не Мари, а Анюте! Вот и жених уже есть, приехал из самой столицы.

В этой чудесной задумке было лишь одно слабое место: Анюте тоже не нравился Всеволод Уступин. Вернее сказать, ей нравилось с ним флиртовать, получать от него комплименты и подарки. Но связывать с ним свое будущее она не собиралась. Наверное, потому эта охота была в тягость им обеим. Но отец настаивал. Пришлось согласиться украсить собой скучное мужское общество. Во всей этой затее Мари радовала лишь конная прогулка. Лошади нравились ей куда больше, чем залетные столичные кавалеры.

Охотиться было решено в Змеиной заводи. В другие времена отец предпочел бы берега реки. В тамошних камышовых кущах уток водилось в избытке. Но по случаю визита дорогих гостей охоту было решено перенести поближе к болоту. Птица там была жирная и непуганая, и охота обещала стать легкой забавой.

Мужчины увлеклись. Когда дело касалось войны или добычи зверя, шелуха цивилизованности слетала с них в мгновение ока, обнажая первобытную дикарскую суть. Мужчины увлеклись, а они с Анютой заскучали. Чтобы хоть как-то скоротать время и не путаться у охотников под ногами, они и отправились на болото.

Знала бы маменька! Маменька к болоту относилась как к живому существу. Живому и очень опасному. Потому, наверное, с раннего детства им с Анютой было строго-настрого запрещено приближаться к Змеиной заводи. Если бы маменька знала, куда отправится отец со своими гостями, то настояла бы, чтобы дочери остались дома. Но отец изменил свое решение в самый последний момент. Болото не внушало ему опасений. Здравомыслящему человеку ведь и в голову не придет покидать безопасные пределы земной тверди ради сомнительной радости изучения топей.

Наверное, они с Анютой оказались недостаточно здравомыслящими, раз решили прогуляться по болоту. Нет, они не планировали рисковать собственными жизнями и уходить далеко от заводи. Их планы были просты и по-детски наивны. Променад по окраине болота должен был скрасить их скуку. В их планы не входил густой туман, который появился так стремительно, что они не успели даже толком испугаться. Да и чего пугаться, когда земля под ногами твердая и надежная, а совсем близко в звенящем сентябрьском воздухе раздаются выстрелы и возбужденные мужские голоса?! Им нужно лишь следовать в направлении этих звуков, и все будет хорошо.

Они бы так и сделали, если бы не Анюта. Анюте захотелось приключений и куража. Ей захотелось сыграть в прятки в тумане. Анюте захотелось. А Мари ее не отговорила.

Она испугалась лишь когда вслед за смехом Анюты исчезли и другие, куда более громкие звуки. Она больше не слышала ни голосов, ни выстрелов. И ее собственный голос сделался едва слышным. Его поглощал плотный, как вата, туман. Оказалось, что в этом коварном тумане Мари не может доверять ни одному из органов чувств. Предметы расплывались и меняли очертания, звуки глохли, запахи делались острыми и пугающе незнакомыми. И только осязание продолжало служить ей верой и правдой. Шершавая кора старого дерева. Колючие иглы ели. Мягкие и влажные моховые кочки. Почти невесомый белый пух травы-пушицы. Земля, содрогающаяся от невидимых приливов и отливов.

Она и в самом деле содрогалась, раскачивалась под ногами Мари, шла крупными волнами. Словно там, под землей, разыскивая выход на поверхность, проползала огромная змея. Мари слышала даже тихое костяное шуршание чешуи на ее изумрудной шкуре. Откуда-то она точно знала, что шкура именно такая — изумрудная. И из-за этого цвета змее легко затеряться среди болотного мха, слиться с ним в единое целое.

Опасна ли она? Охотится ли на глупых девчонок, рискнувших потревожить ее сон? Или, быть может, просто ползет по своим делам? Мари не знала. Страх лишил ее способности думать здраво. Прямо сейчас нужно было принять правду такой, какой она есть! Мари заблудилась на болоте, в этом дьявольском тумане! Но хуже всего другое: она потеряла Анюту, сестру, за которую с детства несла ответственность и любила больше жизни.

Осознание случившегося вернуло Мари голос. Она закричала, заметалась, разрывая туман руками, отводя от лица колючие ветки, оступаясь на ставшей вдруг ужасно неустойчивой земле, падая в мягкий и влажный мох. Она звала Анюту, а услышала детский плач. Не одна она заблудилась на болоте. На болоте заблудился ребенок.

Мари перестала метаться, замерла, пытаясь определить, с какой стороны доносится плач. В сером мареве она больше не знала, где зад, а где перед. Кажется, даже небо с землей поменялись местами в этом булькающем и вибрирующем котле. Но плач она слышала совершенно отчетливо. Он стал для нее ориентиром и путеводной нитью. Мари двигалась по ней, не обращая внимания ни на собственный страх, ни на то, что земля под ногами пружинила все сильнее и сильнее. Ребенок плакал, и она шла.

Это был мальчик. Маленький мальчик лет пяти. Он стоял посреди небольшой, свободной от чахлых кустов полянки, прижимая к груди кулачки и не сводя глаз с Мари. Здесь, на этом клочке болота, туман отступил и рассеялся. Здесь Мари видела все ярко и отчетливо, словно разглядывала иллюстрацию в одном из географических атласов отца. Ребенок был одет совершенно не по погоде.