Василий III - Александр Филюшкин

Нам не совсем ясны обстоятельства «дела Глинского» 1514 года. Официальная летопись рисует картину, согласно которой «князь великий послал слугу своего князя Михаила Глинского со многими людьми беречь свою отчину город Смоленск и другие города», а тот изменил, вступил в тайный сговор с литовцами, «ссылался с королем и с его панами и наводил их на великого князя людей, а сам хочет бежать в Литву». Об обстоятельствах падения и ареста Михаила Глинского ходили легенды, отразившиеся в переписке того времени и в записках имперского посла Сигизмунда Герберштейна. Они содержат романтическую и поучительную историю, как Михаил Глинский будто бы заявил Василию III: «Великий князь Московский, я сегодня дарю тебе крепость Смоленск, которую ты давно желал приобрести, что же ты даришь мне?» Василий якобы издевательски ответил, что дарит Глинскому Великое княжество Литовское — пожалование, конечно, абсолютно иллюзорное. Глинскому было на что крепко обидеться. Вот тут-то, как писал Герберштейн, князь Михаил и решил вернуться в Литву. Он вступил в переписку с королем Сигизмундом I и даже добился присылки охранной грамоты. Но у него возникло сомнение: не является ли эта грамота ловушкой, способом заманить его в Литву, где ему обрадуется лишь королевский палач? И перебежчик потребовал прислать еще грамоту-подтверждение. Ее послали с королевскими советниками, немецкими рыцарями Георгием Писбеком и Иоанном фон Рехенбергом. Однако интенсивные перемещения гонцов привлекли внимание русской разведки, и гонца удалось перехватить. Вскоре был схвачен ничего не подозревающий Глинский, который со своим небольшим отрядом мирно следовал параллельным курсом вместе с основными силами русской армии по направлению к Орше[151].

На самом деле, история здесь запутанная, и не стоит безоговорочно доверять ни Герберштейну, ни дипломатической переписке, ни русской летописи. Первое, что бросается в глаза, — явная вымышленность речи Глинского к Василию III. Помимо ее откровенной театральности, она содержит принципиальную ошибку: Глинский никак не мог обратиться к государю всея Руси «великий князь московский». Он не остался бы на свободе уже после одного такого обращения. А вот европейский автор, особенно из Польши или Литвы, где Василия III иначе как «великим князем московским» и не называли, выдумывая диалог, употребил бы именно это выражение. А раз слова Глинского искажены в одном месте — где гарантия, что они правильно переданы в остальном и что вся сцена не придумана от начала до конца?

Более вероятно здесь другое: князь Михаил крупно разошелся с Василием III в оценке своего вклада в победу, оказался обижен, сказал много ненужных и энергичных слов, о которых незамедлительно донесли государю… Словом, Глинскому быстро разъяснили, что на Руси бывает с нескромными героями.

Тайные контакты Глинского с литовской стороной, несомненно, имели место. Они подтверждаются многочисленными свидетельствами источников. До чего конкретно стороны успели договориться, что было ценой прощения Глинского и что он рассчитывал получить в Литве, — мы точно не знаем. Но так или иначе, покоритель Смоленска на многие годы оказался в заточении. Для Василия III это тем более было приятно, что теперь лаврами победителя не надо было делиться ни с кем.

Оршанский реванш

В 1515 году в Риме вышло несколько сочинений, рассказывающих, как был спасен христианский мир. Спасителем выступала Польша, форпост католического Запада против варваров с Востока. Король Сигизмунд и его рыцари встали живым щитом и остановили русских схизматиков, мечтавших потопить в крови Европу. Итальянские читатели на разные лады произносили непривычное слово: «Орша»[152]. А в римских храмах служили благодарственные молебны о том, как были побеждены враги имени Христова. Так польская пропаганда сумела преподнести Европе свою победу над московитами в сражении 8 сентября 1514 года. Русская армия под командованием М. И. Булгакова и И. А. Челяднина была разбита на поле между Оршей и Дубровной, на реке Крапивне, притоке Березины.

Тревожные звоночки для Василия III стали раздаваться сразу же после взятия Смоленска. 27 августа люблинский староста Ян Пилецкий разбил русский отряд под Борисовом. 1 сентября разгрому подвергся второй отряд, некоего Кислицы. 30 августа Сигизмунд скомандовал выступление от Борисова основных сил. Относительно их размеров мнения историков расходятся. Упоминающаяся в источниках цифра в 33–35 тысяч, несомненно, завышена: в первой половине XVI века самое большое «посполитое рушание» в Великом княжестве Литовском собиралось в 1529 году — по вычислениям Тадеуша Корзона, 24 446 человек[153].

Под Оршей войск было меньше. Историк А. Н. Лобин подсчитал состав действующей здесь армии Великого княжества Литовского: польские войска (наемники и «охочие») составляли больше половины армии: наемники гетмана Я. Сверчовского (первый отряд — 2063 «коня» и две тысячи пехоты; второй отряд — 1600 «коней» и тысяча пехоты), хоругви панов из Великой и Малой Польши: Кмитов, Тесчинских, Тарновских, Зборовских, Остророгов, Чарнковских, Зарембовских и других (всего 13 хоругвей) под командованием Я. Тарновского; придворная хоругвь В. Самполинского (около 500 коней). Литовские войска состояли из магнатских почт (К. Острожского, Ю. Радзивилла, Ю. Полубенского и др.) и «посполитого рушения» (не менее девяти поветовых хоругвей, а также «сила жемойиская»). Всего получается примерно 16 тысяч человек: около девяти тысяч поляков и семь тысяч литовцев. До Орши их дошло даже меньше: примерно четыре тысячи остались в Борисове вместе с королем[154].

Командовали войсками литовский гетман князь Константин Острожский, гродненский староста Юрий Радзивилл и начальник королевской стражи Войцех Самполинский. Польскими наемниками в составе войска руководил староста теребовльский и ропчицский Ян Свирчовский, а польскими добровольцами — Ян Тарновский.

Русскую армию вели воеводы: главный воевода М. И. Булгаков Голица, воевода передового полка И. Темкин Ростовский, Н. В. Оболенский, большого полка М. И. и Д. И. Булгаковы, полка правой руки А. И. Булгаков, полка левой руки А. Оболенский. На соединение с Булгаковым шли полки под командованием И. А. Челяднина. Польская пропаганда после победы трубила о том, что под Оршей было разбито 80 тысяч московитов. На самом деле все гораздо скромнее: по убедительным подсчетам А. Н. Лобина, наиболее правильно определять численность русской армии не более 12 тысяч.

Маневры русских войск под Оршей ставили целью прикрыть Смоленское направление от возможного контрудара Сигизмунда I. Василий III справедливо сомневался, выдержит ли город четвертую осаду, теперь уже в исполнении польско-литовских войск. Армия М. И. Булгакова и И. А. Челяднина встала у бродов на реке Крапивне. Однако Острожский, который прибыл сюда с армией 7 сентября, не стал ломиться в лоб, форсируя реку под огнем, а обошел русские силы выше по Днепру на 15 верст и переправил войска по мосту, сделанному из лодок, бочек и плотов. Этот марш-бросок удался столь легко потому, что внимание Булгакова и Челяднина было приковано к отрядам легкой литовской кавалерии, которые демонстративно передвигались на другом берегу реки и готовились к переправе. Отвлекающий маневр был выполнен блестяще, затем конница также перешла реку на глазах неприятеля. Таким образом, вся армия Острожского к утру 8 сентября благополучно переправилась и построилась напротив русской в боевой порядок. Он назывался «старым польским»: в центре находилась пехота с артиллерией и тяжелая рыцарская конница, а по флангам — легкая кавалерия. За правым крылом, в еловом лесу, был резерв из пехоты и артиллерии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});