Псион - Джоан Виндж

— Я знаю о них меньше, чем ты думаешь, и ты вряд ли найдешь эксперта в этом вопросе. Даже отдельно взятому гидрану объем телепатической информации, которой они делятся, может показаться неподъемным. Изоляция и те ужасы, через которые им пришлось пройти, принудили их к такому единству, чтобы выжить. Однако большинство гидранов давно утратило способность общаться посредством объединенного разума. Если бы мы с женой были так психологически разобщены, у нас не было бы единого прошлого. Но я припоминаю некоторые особенности гидранов. Например, их вера в Бога как существо. — Он откинулся на сиденье.

Так мы разговаривали в продолжение всего пути, чтобы отвлечься от мрачных размышлений. Говорили о гидранах на Синдере и их прошлом, о том, что значила принадлежность к цивилизации, которая была организована так, как Человеческой Федерации и не снилось. Говорили о Синдере как о пристанище гидранов-колонистов, когда их цивилизация рухнула, и о том, каким образом эта планета превратилась в сакральное место, своего рода храм для них. И о том, наконец, почему они пришли в Туманность Рака.

— У них были шахтерские навыки? Ведь они тоже добывали телхассий… Зачем?

— Очевидно, для того же, для чего и мы.

— Мой народ… — Я почувствовал, что мое лицо дрогнуло.

Зибелинг мягко произнес:

— Мы не имеем никаких указаний на то, что при добыче телхассия они использовали рабский труд. Уважение к любым формам жизни — такая же неотъемлемая черта гидранов, как и развитые пси-способности. И это не случайно — только таким образом они могли уберечься от злоупотребления своей силой. Но, с другой стороны, ошибкой было бы рассматривать их как святых мучеников. У них свои несовершенства, они обладают таким же спектром эмоций, как люди. Они способны на обиду, гнев, испытывают эгоистические побуждения, хотя с трудом им поддаются. Те гидраны, с которыми ты столкнулся здесь, имели достаточно времени и причин для того, чтобы почувствовать необходимость подобного контакта и привыкнуть к жизни в подполье. Они использовали тебя — пускай с твоего согласия, — чтобы получить то, что им было нужно. То же самое, что пытался сделать Рубай. Ты можешь принимать наследие своего народа, но делай это с открытым сердцем. Не отказывайся от человеческой части своего "я" ради мечты.

Я промолчал, но он, кажется, понял по выражению моего лица, что я чувствую, потому что опустил глаза и подумал о том, что я полукровка… совсем как его сын, который никогда не слышал от него таких слов. И еще о том, что я постоянно напоминаю ему о его потере, что я стал свидетелем того, что стало с его собственной жизнью, а также послужил толчком к тому, чтобы он еще раз обдумал, что произошло, и наконец принял это. А также о том, что все, чем отблагодарил меня, сослужило мне плохую службу, о том, что он делал мне больно, так же как Джули и всем остальным.

— Кот, — произнес он наконец, — я не знаю, как…

— Послушайте, давайте не будем об этом. Какая теперь разница? — Я понял, что мне действительно больше нет дела до того, что произошло со мной… как и до того, был ли Зибелинг моим отцом или нет.

Наступила пауза. Затем Зибелинг заговорил вновь, как будто объясняя мне что-то: мне даже показалось, что он говорит сам с собой.

— Когда чувствуешь, что, куда ни бросишь взгляд, все вокруг больное и искаженное и ты не видишь способа исправить это, остается просто закрыть глаза и разум, пока не перестанешь видеть. Даже твой собственный ад подчас привлекательней, чем преисподняя вокруг…

Этим он пытался дать мне понять, что не отдавал себе отчета в своих действиях, когда отправлял меня в лапы контрактников…

— Да, я думаю, — ответил я, чувствуя, что он не сводит с меня глаз, — Джули знала это.

— Да, — чуть слышно прошептал он. И в ту же секунду боль от возможной ее потери, горечь и страх за единственную женщину, которую он полюбил так же, как жену. Жена… чистое золото, ее кожа, волосы… какая она прекрасная… и ее больше нет. Нахлынувшие воспоминания — нет, этого он уже не в состоянии выдержать.

Я не знал, что сказать, затем произнес:

— Звезда упала.

Так говорили в Старом городе, когда сгорал дом, когда портился дополнительный питательный паек, когда кто-нибудь терял все. Мне захотелось, чтобы Зибелинг знал, что отчасти я его понимаю… но этого было недостаточно. Я вспомнил то время, когда он сказал, что сочувствует мне, — я думаю, он действительно имел это в виду. И подумал, что же мне в действительности надо.

— Ваш сын — каким он был?

— Сын… — Зибелинг глубоко вздохнул. — Я думаю, он мог бы очень походить на тебя.

— Жаль, что мне не довелось узнать его.

Он посмотрел на меня, и на губах его появилось слабое подобие улыбки…

Взошло солнце, превратив ночь в голубое свежее сияние. Вдруг я почувствовал, что мы прибыли на место.

— Остановите здесь.

Я заглянул за панель управления. Снаружи не было ничего, кроме снега и сияющего неба, но внутреннее зрение показывало мне мощный источник энергии, настолько яркий, что он казался почти черным. Я нахмурился:

— Так это где-то под землей? Я ничего на вижу, но чувствую…

— Да, что-то не так: посмотри, стрелки приборов сошли с ума… Генератор защитных щитов должен иметь какие-то наземные сооружения; очевидно, где-то поблизости он расположил рассеивающий экран. Сейчас мы его увидим… — Руки Зибелинга на руле напряглись.

Я кивнул:

— Послушайте, я подумал, что, если мне пойти туда первому, без вас, идет?

— Тебе?

— Да. Вы останьтесь здесь и прикрывайте меня. Мы не знаем его планов, но, скорее всего, его действия непредсказуемы. Думаю, мне легче будет справиться с ним как телепату. Врасплох нам его уже не застать. Надо, чтобы хоть один из нас уцелел и ситуация с Джули не повторилась. — Я натянул перчатки.

— Понятно… Ты уверен в своих силах?

— Не знаю, попытаюсь. По крайней мере, Рубай помнит, что однажды я его обставил, когда он пытался влезть мне в душу после убийства Дира. Он делает ошибки, и я должен это использовать.

— Ты обвел Рубая вокруг пальца… — Кажется, Зибелинг наконец в это поверил.

Я усмехнулся.

— Послушайте, док, я, в конце концов, не такой уж идиот. Однажды мне удалось обставить его — что же, я сделаю это еще раз. Дир любил говорить, что такова участь псионов. Это как игра в Последний шанс, — я изобразил рукой, что пытаюсь схватить воображаемые игральные фишки.

Зибелинг молчал, обдумывая мои слова. Как ему хотелось сейчас стать более сильным телепатом, чем…

— Хорошо.

Я опустил капюшон парки и открыл дверцу снегохода.

— Подожди.

Я обернулся.

— Попробуем сцепку? — в вопросе слышалось внутреннее напряжение, как будто он чувствовал себя не вправе предлагать это.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});