«Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов - Борис Корнилов

(«До земли опуская длани…» (1930))

Позднее образ нижегородской девушки вполне гармонично возникает в стихотворении о любимом волжском городе поэта — месте их встреч с Татьяной, — «В Нижнем Новгороде с откоса…» (<1933>):

Снова, тронутый радостью долгой,я пою, что спокойствие — прах,что высокие звезды над Волгойтоже гаснут на первых порах.Что напрасно забытая рано,хороша, молода, весела,как в несбыточной песне, ТатьянаВ Нижнем Новгороде жила.

В дальнейшем судьба развела всех по разным дорогам: Ольга и Борис в июне 1930 года расстались. В 1937 году поэт был репрессирован и в 1938-м расстрелян, его произведения перестали публиковать. Лишь по заявлению Ольги Федоровны прокурору Ленинградского военного округа о пересмотре дела в январе 1957 года Корнилов был посмертно реабилитирован. Заявление Берггольц — весьма значимый и «говорящий» документ — было совсем недавно опубликовано А. Я. Разумовым в Ленинградском мартирологе[345].

Подробности дальнейшей жизни Татьяны Степениной-Шишогиной нам неизвестны. В письме от 18 ноября 1956 года к матери поэта, Таисии Михайловне Корниловой, Ольга Федоровна спрашивала: «Жива ли Таня Степенина? Если можно, сообщите мне ее адрес, я напишу ей о Борисе…»[346] После реабилитации Корнилова Татьяна Степенина-Шишогина, проживавшая в Краснодаре, возобновила связь с родным городом и переписывалась с Семеновским историко-художественным музеем. По ее просьбе каждый год в течение многих лет возлагались цветы к портрету Бориса Корнилова в музее в день его рождения — 29 июля. В ноябре 1985 года Татьяна Федоровна посетила Семенов и оставила в книге отзывов памятную запись, в которой, в частности, написала:

«Сегодня 27/XI—85 года я впервые посетила историко-литературный музей[348], т. к. я с 1926 г. по сей день не была у себя на родине в г. Семенове.

Мне особенно дорог музей Бориса Корнилова[348] — он воскрешает нашу комсомольскую юность и пионерскую дружную семью. Походы под бодрый барабанный бой Володи Маркова, зажигательные песни, воодушевляемые Васей Молчановым и Борей Корниловым. <…>

Комната родителей Бориса обставлена так, как это было в жизни.

Я у них была в этой квартире на ул. Крестьянской и хорошо помню, что было все так. <…>

На меня музей произвел очень хорошее впечатление.

Большое спасибо вам, работники музея.

[Подпись]: Шишогина (Степенина)»[349].

Итак, впервые публикуемое письмо Б. Корнилова является не только литературно-биографическим источником, но и свидетельством того, что Татьяна Степенина сыграла в жизни поэта более значительную роль, чем было принято считать до сих пор.

Письмо публикуется по автографу, хранящемуся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, в ф. 870 О. Ф. Берггольц. Письмо не датировано, и время его написания может быть установлено по содержанию лишь приблизительно. Наиболее вероятной датой представляется осень, возможно, конец сентября или начало октября 1927 года. Обоснованием ее, прежде всего, служит приведенное в письме стихотворение Корнилова «Моя девчонка верная…», впервые опубликованное под названием «Лирические строки» 9 октября 1927 года[350]. Упоминаемая в письме работа с оттисками поэтического сборника также подтверждает предлагаемую датировку, так как во второй половине 1927 года готовилась к печати книга «Молодость», вышедшая в январе 1928 года[351]. Кроме того, Корнилов пишет о начавшихся лекциях в институте, что чрезвычайно важно, так как известно, что его поступление на Высшие государственные курсы искусствоведения при Российском институте истории искусств состоялось 10 сентября 1927 года[352].

Пунктуация при публикации приближена к современным правилам; стихотворение публикуется без разделения на строфы, как в подлиннике.

Письмо Бориса Корнилова к Татьяне Степениной

Татьянка, милая, — прости за молчанье. На письмо твое сердитое, полное всяких дурашливых предположений о том, что я позабыл тебя, — я написал ответ, но мило сделал, что не послал, задержал. Мне не верилось, что ты просто так, с маху, огульно будешь бранить меня. И верно — я получил другое письмо, из которого увидал, что тебе скучно, моей милой, что у тебя неприятности с домом. И мне стало совестно, что я молчал.

А молчал я потому, что пришлось очень много заниматься и сдавать зачеты. Милая моя, — знаешь, — я все зачеты сдал и сейчас полноправный российский студент. Сегодня иду на лекции, 1-я психология, 2-я политэкономия. Завтра исторический материализм и еще что-то.

Татьянка — мне скучно очень… Несмотря на хорошие дела — скучно. Я не знаю почему. Я, наверное, сильно люблю тебя. Вчера выступал на вечере. Читали Жаров, Саянов. Луначарский делал доклад[353]. Ах, какой я злой был вчера. Если бы я был с тобой — ты рассердилась бы.

Ты знаешь, что я придумал? Я скоро, месяца через 1½ сдам несколько зачетов и приеду в Семенов. Напиши, к какому числу ты приедешь туда. Тебе хочется, чтобы я приехал? Напиши.

У меня сейчас все мысли вразброде. Одно только сознаю, что я очень, очень люблю тебя и променять на другую, может красивую, умную — все равно — не сумею… Любимая, фу-ты, ну-ты!!

А знаешь — мы с тобой еще ни разу не гуляли в коренную зиму, в декабре. Я мечтаю усиленно — в этом году гулять с тобой, кататься в санях. И я развеселюсь — ты будешь закалывать воротник моего пальто приколками.

Надо, чтобы было весело, моя милая. Скоро мы с тобой будем совсем вместе. Я думаю, хорошо будет.

Каждую неделю беру оттиск моей книги, выкидываю разные стихи, вставляю новые. Сегодня выкинул «Ольху»[354]. Завтра, наверно, «Лошадь»[355] выкину.

И писать ничего не могу. Так писать, запоем, без отдыха. Только недавно ночью мне приснились стихи. Ты знаешь — во сне можно писать стихи. Они получаются длинные и гладкие. Когда проснешься, все позабудешь — помнишь только отрывки. Я проснулся, стараясь припомнить. Получилось:

Хорошо с тобою — еслиНад шальною головойТолько сосны, только песни,Только вечер голубой…[356]

Потом мне приснилась ты. Я люблю тебя.

У меня нехорошие замашки. Мне нравится моя «знаменитость». Я часто бываю на вечерах и порой, почти всегда, нарываюсь на разговоры — «Сегодня Корнилов будет», — меня в лицо не знают, и я слушаю, как молва обо мне расползается жирным пятном. От одного к другому — как зараза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});