Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой - Pferd im Mantel

— А что тут думать, Федь? — ответил Политыч, раскуривая сигарету. — Чудная она какая-то. Что ни спросишь — ответить нормально не может. Всё с рыву — с бесу… В глаза не смотрит. Нехорошая это всё херня, сынок. Сам-то как думаешь?

— Да тоже не в восторге, Политыч. — прикурив от его сигареты и отодвинув ботинком чей-то позвоночный столб с рёбрами в сторону, присел на корточках на место где он лежал, Фёдор. — Это Ванька с ней всё носится, как дурак со значками. Но вот что скажу тебе, Политыч: неспроста это всё с ней так. Чё-то знает она, однозначно, чувствует… А поведение такое херовое — потому что баба. У них всё через жопу ведь. И логика, и поведение.

— Это точно ты говоришь. Только вот… Я за руку её давеча взял, когда помогал в вездеход-то забираться. И ты знаешь: холоднющая ручёнка-то, что у мертвеца. Аж противно…

— Во-во. И я это тоже замечал!

— И я тогда подумал, Федь, грешным-то делом: а ну как Вдова она?

— Да ну, Политыч! — хмыкнул Фёдор. — Это ты загнул — Вдова. Вдова-то — она ведь что из себя представляет, как мы знаем? Как призрак — только наоборот. Те вроде как — души без тела, а Вдова, она напротив — тело без души. И на Селе уже — сначала она. Не, Политыч, это херня всё, что ты говоришь…

— А ты подожди старика-то лицом в говно окунать, Федь. Мы ведь про Вдов-то только теоретически знаем, а сами-то не встречали — Бог миловал. — присел с ним рядом Политыч. — На Колдуйском-то хуторе помнишь что вышло по самому началу?

Фёдор кивнул — случай был известный и страшный, фактически единственный случай встречи со Смертной Вдовой. Тогда, через несколько месяцев после того, как Началось, ночью на Село прибежал окровавленный, трясущийся мальчик и дрожа, как осиновый листок, рассказал что, пару месяцев назад колдуйские старухи, бродившие в лесу по грибы, нашли и привели на хутор молодую женщину. Поселили у сердобольной бабульки в хате, откормили и обогрели. Только за всё время, что была она на хуторе ни единого слова из неё не вытянули — всё молчала. Списали на послевоенный шок — мало ли, чего с ней могло такого случится, что онемела девка. И вот ночью она вырезала весь хутор — да как! Голыми руками, закатив глаза, разрывала мужиков пополам! Вон какая силища-то! А с виду — покойница, ни дать, ни взять. А мальчонке погадить ночью припёрло, он и пошёл в туалет на огород. И через сердечко в двери видел, как всё оно было. Дед-то, рассказывал он, с топором выскочил. А та, словно призрак, по воздуху летала — ногами земли не касаясь самой. Деда на глазах на куски разорвала. А мальчонка — огородами, да на Село. Так на следующий день охранные с отцом Феофаном и кем-то ещё из клира наведались на хутор. Всё в кровище, тела на куски разорваны. Никого живых не оставила — а ведь хороший хутор был, Колдуевский. Так и остался мёртвым с тех пор…

— Ну, а раз помнишь — то думай. — продолжал Политыч. — Колдуевский-то случай единственный, а остальное только то, что люди говорят. А ты ведь сам знаешь, Федя, говорят — что кур доят. А мы вроде как это всё на веру принимаем. А так нельзя. Поэтому получается, что отталкиваться в этом вопросе можно нам только от колдуевского случая. И то зыбко — живых-то не осталось, всё со слов мальчонки того. А ему со страха и померещиться могло, да и ночь на дворе стояла… Два факта всего, да всё с его слов: мужиков на куски разрывала и по воздуху летала. А сразу в нежить записали: Смертная Вдова, вон как. А мальчонка-то тот и ещё рассказывал: вроде как баба та людей шугалась, в глаза не смотрела, и тоже — холодная была, словно покойница.

— Помню, Политыч, точняк. Было такое. А пацанчик-то этот теперь где, не знаешь?

— Как же — знаю. — кивнул головой Политыч. — В церковном приюте живёт, в «грибной» бригаде работает.

— Получается — надо будет потолковать с мальцом по возвращению.

— И потолкуем, от чего не потолковать. — согласился старик. — А пока — следить внимательно надо за ней. Чтоб на глазах была. А тебе, Федя — задача особая: Ване всё объяснить. Это, я знаю, непростой разговор выйдет — да только больше некому.

— Вот блин. — сплюнул Срамнов, чётко представив себе, как отреагирует его друг на такую подачу. — Значит ты, Степан Политыч, всё-таки худое в Нашей Маше подозреваешь?

— А как, Федя? — развёл руками Политыч. — Больно уж много всего тут сходится. Оно, может, и нет никаких Вдов-то. А может и есть… Только гадать-то тут не годиться, а разобраться невозможно на раз. А с мальцом-то, Федя, поговорить надо. Не отлагая. А всё же я думаю: что-то не так с нашей девкой. Не люблю, знаешь ли, догадки я всякие…

— Ну, добро, Степан Политыч. — хлопнул по коленям Фёдор, оглядываясь на идущих к ним весёлых Севу и Аслана. — Берём на заметку этот момент и изучаем — насколько это возможно вообще. В натуре — ни хрена мы не знаем про Вдов этих, только гадаем. Выдастся минутка — с нашими сперва посоветуемся. Ну, а Вано — это на мне…

Подойдя к беседующим Феде и Политычу, Аслан и Сева, раздвинув валяющиеся под ногами костяки, присели рядом и закурили.

— Мы там разложили всё аккуратно в кузове, Федь. — доложил Аслан. — Вон, солнце уже где. Едем уже? А вы тут о чём гаварите?

— Да вот про Смертных Вдов разговор зашёл.

— Свят, Свят еси! — махнул руками Сева. — Нашли о чём потрещать!

— А повод-то есть, Сева. — парировал Срамнов. — Только об этом, мужики, давайте потом потрещим. А сейчас, Аслан, заводи ишака — рванём дальше по улице, поглядим что там дельного ещё. Зафоткаем и на карте отметим. Навигашку-то попробуй включить — чем чёрт не шутит, может заработает.

Аслан завёл вездеход и Фёдор с Севой залезли на крышу. Медленно, размалывая в муку останки погибших, машина тронулась дальше по улице. Фёдор фотографировал технику, дома, магазины, а Сева наносил точки на карту. В дальнейшем, на следующий рейд предстоит спланировать действия в городе так, чтобы соблюсти максимальную эффективность, что бы рейдеры, действующие на месте, не тратили время впустую и каждый знал — где он должен быть и что делать. Дальше по улице отметили магазин автозапчастей — первый кандидат на будущую мародёрку, несколько шмотошных торговален и продовольственных.

— Стоп! — застучал по крыше ГТСки Сева. — Стоп! Cправа, в переулке — «Охотник».

— А, так вот он где! — повернулся Федя. — Сдай назад, Аслан! Охотничий!

Вездеход попятился и развернулся носом в сторону переулка, на углу которого находился охотничий магазин. Магазин словно старался казаться неприметным, прятался за разросшимися за годы запустения ветлинами. Рейдеры спрыгнули на асфальт, покрытый слоем перепрелой листвы. Судя по стеклянной витрине, магазин задумывался, наверное, продуктовым, таким скорее всего и являлся до того, как по стране прокатился снежный ком торбачёвский, а потом уж и эльцинских, перемен. Новое время продиктовало новые правила. Торговля стала тем идолом, на который взмолилось население, не имевшее никаких идей и навыков, кроме торгово-спекулятивных. Последние приобретаются быстро при наличии нужных черт характера, и люди не имея альтернатив кинулись торговать… Вот и этот магазин переобувался, вероятно, не раз. Но точка была поставлена, когда его личиной стала последняя вывеска — «ОХОТНИК». Вон та, еле угадываемая под слоем грязи и пыли, нанесённой временем и пустотой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});