Филе пятнистого оленя - Ланская Ольга

Светлые волосы до плеч, ярко-красные губы, подведенные черным глаза. Устаревший немного образ, нечто вроде Мэрилин Монро, этакая сексуальная простушка с ватой вместо мозгов. Я могла быть разной, и макияж менялся в зависимости от выбранного амплуа, но тогда именно этот имидж был моим излюбленным. Потому что я знала много мужчин, и этот самый тип пользовался у них наибольшей популярностью.

Я не отрывала глаз от большого зеркала в коридоре, стоя перед ним абсолютно обнаженная, и очень нравилась себе. Твердая маленькая грудь, круглая попка, не длинные, но стройные и красивой формы ноги, а внизу живота все гладко выбрито, детская припухлость, непристойно-откровенная и оттого особенно сексуальная.

А потом я стояла на балконе, курила тайком, глядя в серость, простирающуюся до самого горизонта, до растущих на нем кривых зубов дальних многоэтажек. По жести перил стучали капли, шел непрекращающийся октябрьский дождь, консервирующий всю летнюю красоту, закатывающий в огромную банку из прозрачного стекла весь мир, готовясь убрать его на зиму в темный холодный погреб. А в банке этой — покоричневевшие увядшие листья на самом дне, небо, словно алюминиевая крышка, сверху, а между ними — люди, дома, машины и черная, по-осеннему скорбная земля.

А потом, ближе к вечеру уже, я пришла на эту самую остановку. И размышляла, глядя на пробегавших мимо, спешащих с работы людей, а капли все ползли и ползли по стеклу, совсем как сейчас. И все вокруг было нечетким и влажным, словно я плакала — хотя никакой грусти во мне не было и быть не могло. Я вспоминала старый фильм с Мэрилин Монро в главной роли, «Автобусная остановка», и там был запомнившийся мне кадр — она стояла на остановке, с тяжелыми чемоданами в руках, в таком же светлом плаще, одинокая, никем не замечаемая.

Я, когда смотрела кино, истолковала этот момент по-своему и, может, поэтому и вспоминала эти чемоданы. Потому что для меня они были чем-то большим — какими-то символами прошлого, которое каждый волочит по жизни, и тяжесть его зависит не от количества прожитых лет, а от эмоций, событии и мыслей, осевших глубоко в душе, образно говоря, в этих чемоданах. И еще я думала, что мне нравится Монро, мне казалось, что я на нее похожа, и мне было приятно от мысли, что я не держу такую тяжесть, и я не пригибаюсь к земле, как она. И с собой у меня только легкая черная сумочка, в которой нет даже билета на автобус…

— Девушка, вы не меня ждете?

Качаю головой, и смущенный безусый мужчина, пожимая плечами, отходит. Нет, я никого не жду. Я все так же, как и тогда, держу в руках маленькую черную сумочку. С той разницей, что теперь она от Ферре и стоит кучу денег, и хоть стою я на остановке, ехать никуда не собираюсь. Моя машина припаркована чуть поодаль и отдыхает, терпеливо ожидая хозяйку, зная ее слабости и не обращая на них внимания. Тем более что легкая ностальгия свойственна всем. Это всего лишь тонкая платиновая оправа для тяжелого булыжника жизненного опыта, который висит на шее у каждого.

А тогда этот Женя ведь точно так же спросил. Зашел под козырек остановки, вырос неожиданно передо мной, оторвав от философских мыслей, и с улыбкой произнес:

— А вы не меня ждете, девушка?

— Именно вас.

Я кокетливо улыбнулась ему в ответ. Я, конечно, чувствовала себя гораздо лучше, чем в прошлую нашу встречу, потому что была уже не школьницей в синей форме с хвостиком, а взрослой красивой женщиной, кокетливой, уверенной, знающей себе цену. И он сразу почувствовал эту метаморфозу.

— Вы очень здорово выглядите сегодня, Анна. И вам очень идет эта прическа, хотя вы и в прошлый раз были очаровательны…

Он протянул мне одну красную розу на очень длинной ножке, не раскрывшуюся еще, твердый бутон, на котором застыли, скорбно поблескивая, дождевые капли. Я еще подумала, что это как-то даже чересчур романтично, но мне все равно стало приятно. Может, мне как раз не хватало романтики, которую я всегда терпеть не могла?

Я шагнула под зонтик и взяла его под руку, выходя из-под козырька остановки. И подумала еще, что часто вот так же выхожу из-под него, но неизменно возвращаюсь сюда, и сумочка моя не становится тяжелее, потому что в ней не задерживаются надолго истории, я выкидываю их без сожаления и тут же забываю. И я не знала, что сулит сегодняшний вечер и каким он будет, но почему-то мне вдруг захотелось, чтобы сегодня все было по-другому…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

…У меня странный был период в жизни. Мне надоели бессмысленные встречи, безрадостные знакомства, беспечальные расставания. Почему-то мне хотелось, чтобы что-то изменилось в интересной, но однообразной жизни, чтобы все мужчины перестали походить один на другого, чтобы случилось что-то яркое, запоминающееся. Мне не нужно было, чтобы у меня начался какой-то продолжительный роман, достаточно было одной встречи. Мне не нужна была любовь, не нужен был постоянный партнер, «свой» мужчина, мне нужно было что-то другое. А что — я и сама не знала.

Мне понравился этот Женя. Не потому даже, что не каждый день за тебя платят штрафы в троллейбусе взрослые интересные мужчины. Скорее потому, что на меня редко обращали внимание, если я была ненакрашенна и не в короткой юбке. Все менялось, когда я тщательно готовилась к выходу, делала макияж, одевалась, мне самой нравилось соблазнять мужчин, облизывать губы, принимать красивые соблазнительные позы и выслушивать их похожие комплименты. К этому я привыкла. Но он показался мне другим, потому что увидел что-то в бледном полудетском существе со школьным рюкзаком. Потому я ждала его звонка и хотела с ним встретиться. Потому я думала, что сегодня — тот день, когда все должно измениться…

— Можно я буду вас называть на ты? Так как-то менее официально?

Мы шли пустынными унылыми дворами. На лужах надувались большие черные пузыри, как всегда бывает, если дождь зарядил надолго.

Я держала его под руку, ощущая пальцами приятную прохладу кожаного плаща. Красные ногти хищно впивались в мягкий материал, когда я отстранялась, огибая широкие ручьи, потоками сбегающие по асфальту. Он постоянно смотрел на меня, улыбался, мы разговаривали, но немного. Ненастье это осеннее не было неприятным, может быть, только чуть печальным, но в то же время я думала с удовольствием, что иду в теплую квартиру, где ждет горячий чай, хорошая музыка, и дождь больше не будет капать за воротник плаща, а будет лишь уютно стучать по стеклу.

Он предложил мне самой решить, куда мы пойдем. Сказал, что тут рядом есть хороший бар, можно посидеть там. Но я была в этом баре не один раз, мне он не нравился, потому обрадовалась, когда он сказал:

— Если вы хотите, мы можем пойти ко мне в гости. Я живу неподалеку, через улицу. Посидим, послушаем музыку, поговорим… Тем более ваша роза может завять, несмотря на то что я дарил ее совершенно искренне. Или вы боитесь?

— Если это удобно, я предпочла бы гости. Тем более что я не думаю, что вы хотите заманить беззащитную девушку и воспользоваться ее слабостью…

Он засмеялся, а потом хитро улыбнулась и я. И подумала еще раз, что, может быть, сегодня все будет по-другому…

У него была странная квартира. Я ее толком не видела, потому что он меня сразу проводил в комнату, а сам вышел, сказав, что скоро вернется. Но по тому, что за стеной явно слышались голоса соседей, я догадалась, что это, наверное, общая какая-нибудь жилплощадь, коммуналка.

В комнате было уютно. Окно было занавешено тяжелыми темными шторами, на столе горела лампа, ее зеленоватый свет лежал полукругом на столе и немного сползал на вытертый палас. Мебели было мало, все чисто функционально — софа, стол, стул, несколько полок с книгами и шкаф. На софу был второпях наброшен плед, из вредности не расправившийся и плохо прикрывший белое постельное белье, чистое и отглаженное.

Я села на стул, отодвинув немного махровый халат, висевший на спинке, и с интересом оглянулась по сторонам. Книги на полках были в основном на английском, на столе лежала раскрытая и перевернутая телефонная книжка. Я быстро заглянула в нее. Последняя запись касалась меня — имя и номер телефона, — и стоял жирный восклицательный знак. Я самодовольно улыбнулась, потому что телефонов с женскими именами на этой странице было немало, а вот таких пометок больше ни одной.