Мерцание тумана - Аня Ома

по руке. Такой нежный, что он его, скорее всего, даже не чувствует.

Через три часа Вера вручает нам два пластиковых контейнера. Большой для меня и маленький для Яспера. У него такое лицо, что я не могу сдержаться и хохочу. Он похож на обиженного щенка или на облитого водой пуделя. У меня не остается другого выхода, кроме как пообещать ему, что мы поделим булочки пополам.

По дороге на автобусную остановку мне приходит в голову мысль заглянуть к Лео. Она на некоторое время вернулась в Люнебург, чтобы побыть рядом с Тедди после его несчастного случая. Он для нее что-то вроде отца, и авария стала для нее шоком. Как и для нас с Лисой.

Я останавливаюсь и достаю телефон.

– Я быстренько напишу Лео. Спрошу, как она себя чувствует. Может, ей нужно с кем-нибудь поговорить. – При других обстоятельствах я бы зашла к ней без предупреждения. Но в данной ситуации мне это кажется неуместным.

– Конечно, напиши. Если хочешь ее проведать, я поеду домой или забегу к старому приятелю и зайду за тобой позже. Как тебе удобнее.

Я встаю на цыпочки и целую Яспера в губы. За то, что относится ко мне с пониманием. Хотя пока не ясно, нуждается ли во мне Лео. Поскольку она имеет особенность не признаваться прямо, когда ей плохо, я пишу ей сообщение:

Я была у семьи Яспера и сейчас все еще в Люнебурге.

Тебе случайно не нужна компания? Я бы с радостью к тебе заскочила♥

Было бы классно! ♥

Принесешь мешки для мусора и лопату?

Я в шаге от того, чтобы прикончить этого хама Аарона,

и тогда мне придется как-то избавляться от тела. Как же меня бесит этот тип!

Я фыркаю так громко, что Яспер вздрагивает от неожиданности.

– Что там такое?

Поскольку смех мешает мне сформулировать более или менее четкое предложение, я подношу телефон к его лицу.

Он улыбается и недоуменно морщит лоб.

– Кто такой хам Аарон?

– Сын Тедди, – отвечаю я, преодолев приступ смеха. На самом деле я благодарна Аарону за его хамское поведение. Потому что, когда Лео замышляет убийство, ей хотя бы не до слез. Полагаю, сегодня мне придется предотвратить преступление.

– Хорошо. – Он обнимает меня за талию и притягивает к себе. – Но постарайся не допустить, чтобы Лео сделала тебя сообщницей, ладно?

– Постараюсь. – Яспер скептически поднимает бровь, и я хитро улыбаюсь: – Как ты думаешь, твоя Ма будет нас представлять, если дела пойдут из рук вон плохо?

– Оби? – Его бровь ползет еще выше. – Что за чушь ты несешь! Я только что тебя вернул и еще не готов снова отдать. И вряд ли когда-нибудь буду готов.

Я обнимаю Яспера за шею, нежно обхватываю его затылок и целую. Затем сую руку в карман пальто.

– Езжай вперед и возьми свои ключи.

Я достаю ключи и позвякиваю ими в воздухе. Он даже не знает, что я приготовила ему отдельный комплект. Проходит какое-то время, прежде чем он осознает смысл сказанного. Его губы складываются в улыбку – идеальное сочетание очарования и сексуальности.

– Ты сказала – мои ключи?

– Нет, – со смешком возражаю я. – Я сказала твои ключи.

Он смеется, и его теплое дыхание обжигает мне лицо.

– Я собиралась отдать их тебе сегодня вечером, у меня дома, но… Мне нравится, что ты уже будешь там, когда я вернусь домой чуть позже. – Хотя в присутствии Яспера я всегда чувствую себя как дома. Где бы мы ни находились.

Потому что дом – это не место. Дом – это чувство.

Послесловие

Поскольку мое послесловие содержит спойлеры, рекомендую вначале прочитать роман.

Мне было шесть, когда одна из воспитательниц в детском саду спросила, где моя настоящая мама.

– Но моя мама и есть моя настоящая мама, – ответила я.

Она рассмеялась, и тот смех звучит в моих ушах до сих пор.

– Нет. Если бы она была твоей настоящей мамой, у вас был бы одинаковый цвет кожи.

Моему взрослому «я» это воспоминание разбивает сердце. Но в детстве смысл ее слов был мне непонятен. В чем разница между настоящей мамой и моей мамой? И как с этим связан цвет моей кожи?

– Спорим, что моя мама – моя настоящая мама? – с вызовом произнесла я.

Воспитательница посмотрела на меня с выражением, значение которого я смогла интерпретировать лишь годы спустя. Жалость. Потеха.

Когда мама в тот день забирала меня, я кричала на весь садик:

– Мама! Ты ведь моя настоящая мама, правда?

Тогда родители мне объяснили, что у меня две мамы. Нигерийская мама подарила мне жизнь, а немецкая мама вела меня по этой жизни. Полагаю, формулировка была другой, и объяснение не ограничилось двумя фразами. Я была очень любознательной девочкой и задавала много вопросов. Но, получив от родителей ответы, я поняла, в чем разница. Хотя этой разницы я никогда не чувствовала. Потому что для моей мамы ее не было – ни тогда, ни сейчас. И за это я ей бесконечно благодарна. Вероятно, благодаря ее безусловной любви этот ужасный опыт не нанес мне заметной травмы. Он отпечатался в моей памяти, но не в душе.

Я никогда не испытывала потребности узнать, кто моя биологическая мать и почему она не захотела меня «оставить». По крайней мере, в этом я долгое время себя убеждала. Но, работая над этой книгой, я поняла, что обманывала себя. Что на самом деле мне было жутко страшно. Страшно осознать, что это может быть моя вина. Страшно, что меня это больно ранит. Или ранит мою маму, когда я начну искать свою биологическую мать. Меньше всего я хочу, чтобы моя мама почувствовала, будто мне недостаточно ее любви. Потому что мне ее достаточно. Всегда. И поэтому она никогда не стала бы злиться на меня за то, что я ищу контакта со своей родной матерью. Я это знаю. И здесь я хотела бы сказать всем читателям и читательницам, оказавшимся в такой же ситуации: если вам хочется познакомиться с вашими биологическими родителями – это нормально. А если не хочется, это тоже нормально. И неважно, по какой причине вам этого не хочется. Вы не обязаны никому ничего объяснять и ни перед кем отчитываться.

То, что я отправила Каллу на поиски родной мамы, возможно, связано с тем, что я сама до сих пор не решаюсь сделать этот шаг. И вместо этого проигрываю сценарий «что-было-бы-если…». Что было бы, если бы я была храброй, как Калла?

Этот вопрос я задавала себе не только в связи со своей родной матерью, но и в связи с повседневными проявлениями расизма. Что, если бы я не игнорировала вопросы о моем происхождении, шутки и дискриминирующие комментарии о цвете моей кожи, а отвечала на них должны образом?

Я начала это делать всего год назад. До этого я всегда вежливо отвечала,