Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов

адвокатскую работу Кузьмин-Караваев успешно совмещал с общественной деятельностью как в столице, так и у себя на родине, в Тверской губернии. С 1890 года он состоял в Юридическом обществе при Петербургском университете (в 1906-м избирался председателем Общества, а в 1906–1916 годах был заместителем председателя его административного отдела).

Конец 1890-х отмечен в судьбе Кузьмина-Караваева вступлением в ряды деятелей местного самоуправления. В 1897–1906 годах он – гласный бежецкого уездного и тверского губернского земских собраний, примыкал к господствовавшему в них либеральному крылу, стоявшему «за возможно большее развитие земской деятельности, направляемой ко благу массы населения». С 1903 года Кузьмин-Караваев – гласный Санкт-Петербургской городской думы (в 1915–1916 годах – товарищ председателя петроградского городского головы). В январе 1904-го, по требованию министра внутренних дел В.К. Плеве, он был вынужден сложить звание гласного тверского земства и Санкт-Петербургской городской думы.

Политические мотивы обусловили и его выход в отставку 30 сентября 1905 года. В мемуарах военного министра А.Ф. Редигера упоминаются обстоятельства этого события: «Он был большой либерал и в тверском земстве выступал с речами, не вязавшимися с военным мундиром, на что мне указал Государь. Я вызвал Кузьмина-Караваева и предложил ему подать в отставку. Он тотчас согласился и лишь просил отсрочки на один-два месяца, чтобы он мог получать полную пенсию, на что я дал согласие. Разговор шел в дружелюбном тоне; я ему выразил надежду, что не увижу его в рядах крайних партий, и он мне это обещал».

Наиболее ярким выражением общественно-политических взглядов Кузьмина-Караваева стала его публицистическая деятельность, стремительно развивавшаяся с конца 1890-х годов. В разное время он сотрудничал в «Вестнике права», «Северном курьере», «Военном голосе», «XX веке», «Молве», «Русских ведомостях», «Московском еженедельнике», «Руси», «Стране», «Запросах жизни» и др. В 1902–1905 годах Кузьмин-Караваев был одним из редакторов газеты «Право», с ноября 1905 года становится ведущим раздела общественно-политической хроники в журнале «Вестник Европы». Стремление Кузьмина-Караваева к просветительству нашло выражение в его сотрудничестве с такими изданиями, как «Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» (в 1911–1916 годах – редактор отдела уголовного права и один из авторов), «Политическая энциклопедия» (1906; редактор – Л.З. Слонимский).

Некоторые существенные черты характера и взгляды Кузьмина-Караваева отразились в его воспоминаниях о философе Владимире Сергеевиче Соловьеве. Они встретились в Петербурге в середине 1889 года. «Сошлись мы – люди, резко различные по воспитанию, привычкам и всему укладу жизни, – как-то очень скоро, – отмечал Кузьмин-Караваев. – На следующее лето, опять приехав в Петербург, Соловьев уже поселился в моей квартире. Так началась и продолжалась много лет наша совместная жизнь в течение летних месяцев».

Знаменателен еще один эпизод, который Кузьмин-Караваев приводит в мемуарном очерке: «К Владимиру Сергеевичу Соловьеву однажды обратился мало с ним знакомый собиратель автографов и попросил написать что-нибудь в альбом. Соловьев открыл первую страницу предисловия к своей „Истории и будущности теократии“ и выписал оттуда вступительную фразу: „Оправдать веру наших отцов, возведя ее на новую ступень разумного сознания; показать, как эта древняя вера, освобожденная от оков местного обособления и народного самолюбия, совпадает с вечною и вселенскою истиною – вот общая задача моего труда“. В этом состояла общая задача того труда покойного, которому он придавал наибольшее значение из всех своих работ… Это же составляло основную цель всей его жизни», – заключал друг философа.

Отмечая своеобразие В.С. Соловьева как человека и мыслителя, Кузьмин-Караваев в определенной мере представил и своего рода «самохарактеристику»: «Борец по натуре, учитель по складу ума, Владимир Сергеевич и в личных отношениях неуклонно и последовательно оправдывал веру отцов. Он не был проповедником… Он учил примером своей жизни… Основной чертой отношений Соловьева к людям была деятельная любовь к ним, независимо от их происхождения, веры, общественного и имущественного положения»; «противник узкого национализма, он соединил в себе веру разрозненных церквей». По словам Кузьмина-Караваева, «ценивший выше всего свободу и независимость своего духа», философ «никогда никому не навязывал своих взглядов… терпимый к чужим мнениям, поступкам и склонностям, к себе был чрезвычайно строг».

«Партийная обособленность также была ему неизвестна, – продолжает Кузьмин-Караваев свои воспоминания о В.С. Соловьеве. – Как в литературе, так и в жизни, Соловьев стоял вне наших делений на группы. В основе всех их лежит различие политических воззрений, а для него разница этих воззрений отступала на второй план. Первое место в его глазах занимали вопросы религиозные. Религиозное „раскрепощение“ – его собственное выражение – Соловьев считал ближайшей практической задачей русской жизни. Как до отмены крепостного права, часто говорил он, все остальное, сравнительно с потребностью упразднения личного рабства, было ничтожно, так и в настоящий момент все интересы должны отступать перед требованием свободы вероисповеданий. Вот почему он примыкал к тем группам, на знамени которых стоит слово „свобода“, – ибо свобода политическая ведет к свободе религиозной». При всей очевидной близости жизненных позиций Кузьмина-Караваева и В.С. Соловьева, «различие их было в том, что один создавал теоретическую основу нравственной философии в концепциях „всеединства“, „богочеловечества“, учения о Софии, а другой, глубоко убежденный в гуманности этих идей, пытался следовать им в своей политической деятельности» (С.И. Сенин).

Откликаясь практически на все актуальные вопросы российской жизни, Кузьмин-Караваев уделял особое внимание проблемам народного образования и просвещения. Так, в 1900 году широкий резонанс получило его критическое выступление по поводу очередного – 33-го (!) – издания «Кратких очерков русской истории» Д.И. Иловайского – учебника для старших классов, в ту пору обязательного почти во всех средних учебных заведениях. Неожиданностью для Кузьмина-Караваева стали необычные, по его мнению, приметы стиля историка, покровительствуемого властью, – «сухость, искусственность системы и тенденциозность, всегда необоснованная, а местами – до смешного наивная».

Кузьмин-Караваев характеризовал как «опасное направление в школьной политике» расстановку акцентов в оценке Иловайским писателей и публицистов второй половины XIX века. Так, на примере «драматурга Островского» и «сатирика Салтыкова» Иловайский критиковал «реальное или собственно „пошлое“ направление» в литературе, якобы поощрявшее «грубые вкусы и нравы». Лев Толстой «был уличен» им в «неудачном философствовании и пропаганде противонационального направления». Как «заслуживающие внимания» среди публицистов в учебнике Иловайского были отмечены лишь М.Н. Катков, К.Н. Леонтьев, Ю.Ф. Самарин и Н.Я. Данилевский. В то же время «Вестнику Европы», «Русским ведомостям» и «Русской мысли» были предъявлены обвинения в «грубости и неуважении к личности», а идейная позиция этих изданий определялась как «легкомысленная», «несогласная с отечественным строем и русскими интересами». Про Белинского учебник Иловайского сообщал, что он, «к сожалению, не получил основательного образования»; про Герцена – что он «посвятил свое богатство и дарование на служение бессмысленному социализму»… Писатели-радикалы у Иловайского вообще «развивали те же черты нравственной распущенности, которые были порождены долгим господством крепостного права и весьма поверхностным образованием…».

По наблюдению