Тропою волка - Михаил Голденков

Память медленно возвращалась к Кмитичу. Но… не вся. Он прекрасно помнил, как ехал по лесной тропе, мимо вековых елей, и вдруг… удар — бах! — и потеря сознания. Скорее всего, пуля шла в голову, но меховая шапка защитила — пуля прошла вскользь. «Наверное, я упал на шею коня, и тот меня вывез», — смекнул Кмитич, лихорадочно заталкивая пулю и пыж в дуло пистолета с трудом гнущимися синими от холода пальцами. Потом… Что же было потом? Потом Кмитич уже более-менее все вспомнил. Он убегал, стремглав, как заяц. Но от кого? Кажется, то были московиты или казаки. Они стреляли и нагоняли Кмитича, пока он не скинул полушубок, не сбросил сапоги и босиком, словно комар-водомер по поверхности пруда, молнией не полетел по снегу в два раза быстрее, чем вязнувшие в сугробе кони, первым достигнув темнеющих в синем вечере хат. То был брошенный хутор. Абсолютно никого — ни людей, ни домашних животных. Кмитич забился в хлев. Так! Он вспомнил, как через дверную щель два раза выстрелил в подошедших к хлеву преследователей, одного, по меньшей мере, ранил… Но где они сейчас? Ах, вот и они! Кмитич услышал голоса. Вскоре кто-то крикнул:

— Эй! Выходи! А не то подожжем хлев и подпалим тебя! Не сдашься, так съедим копченым! — и издевательский хохот. Кажется, смеялось человек десять как минимум. Кмитич попытался определить, где находятся эти люди, но… кромешная тьма не давала этого сделать. Кажется, была ночь или же раннее утро. Голова предательски ныла. Вновь по щеке струйкой потекла кровь. «Черт! Дернул рану!» — выругал себя Кмитич… Удар в дверь. Сон? Перед этим Кмитич уже проваливался в дремотный туман. Новый удар в дверь! Кмитич окончательно проснулся. Он даже не заметил, как его преследователи подошли к самому хлеву. Полковник выставил перед собой оба пистолета, готовясь, что враги вот-вот ворвутся. Сабли не было. «Видимо, мешала бежать. Бросил», — догадался он. Третий удар распахнул двери, подпирающая оглобля отлетела в сторону. На пороге черными силуэтами возникли люди. Кмитич нажал спусковые крючки. Ба-бах! Почти одновременно выстрелили его пистолеты. Один из нападавших вскрикнул и ничком упал прямо к ногам Кмитича. Второй упал назад и с криком стал отползать. Остальные, кажется, их было двое, испуганно ретировались. Оршанский князь ударом босой ноги захлопнул дверь, вновь подпер ее оглоблей. Склонился над убитым — пуля попала тому прямо в грудь. По одежде Кмитич даже не мог определить, кто это. Московиты, люди Лисовского или же просто мародеры? Но сабля у убитого была литвинской карабелой. Скорее всего, замаскированные царские казачки — решил Кмитич. Он схватил саблю. Сел, перезаряжая пистолеты. Голова болела так, что Кмитич качнулся в сторону, упершись рукой в землю, чтобы не упасть. Туман застилал таза. Снаружи кто-то кричал:

— Поджигай!

«Мне конец», — решил Кмитич и вдруг обрадовался, что в огненном пламени он наконец-то отогреется от сковывающего все тело холода.

И вдруг… Волк! Вдалеке раздался протяжный волчий вой. Почти тут же с другого конца — надо полагать, соседнего леса — ему ответил другой вой. Нет, как бы Кмитичу ни было плохо от лютого холода и головной боли, он распознал, что вой странный, не совсем волчий. Через минуту третий протяжный вой — еще ближе. Кровь холодела в жилах от этого страшного воя, громкого, какого-то потустороннего, не звериного и не человеческого. «Волки так явно не воют», — испуганно подумал Кмитич, крестясь. Снаружи все стихло. Шаги и крики врагов смолкли. Видимо, и их напугал странный вой, от которого волосы вставали дыбом. В следующий раз вой раздался еще ближе, и ему ответило сразу три голоса — громких, протяжных, надрывных. Не человек и не зверь… Кто же так ужасно воет? Кмитич почувствовал, что кроме холода, сковавшего его ноги и пальцы, которыми он уже не мог зарядить пистолеты, его тело обволакивал липкий суеверный страх.

И тут… Душераздирающий крик. Потом выстрел мушкета. Вновь крик, сдавленный, словно в горло человека вцепилось зубами дикое животное, и вновь выстрел. Еще три выстрела и вновь крики людей, словно до смерти напуганных чем-то ужасно страшным. Кто-то явно нападал на осаждавших хлев, где схоронился Кмитич, и рвал их зубами — именно такая картина нарисовалась в мозгу теряющего сознание оршанского князя. Но эти кто-то могли скоро добраться и до самого Кмитича! Полковник подумал как раз об этом и, выставив перед собой саблю, отступил назад, на кучу смерзшейся в углу соломы. Голова кружилась, все смешалось, и он… не то уснул от холода, не то вновь потерял сознание.

Очнулся Кмитич вновь от холода и от ощущения, что над ним кто-то присел. И это была явно женщина — Кмитич понял это по шороху одежды, по запаху и еще по каким-то даже ему самому неизвестным признакам. Он открыл глаза… Какой-то бред. На него смотрели два голубых глаза, таких же, как были у Елены Беловой, там, в Смоленске. Но эти глаза принадлежали явно не ей, а волку, точнее, волчице. Волчьи уши, волчьи бакенбарды… «А, наверное, я умер и уже в аду», — подумал Кмитич и тут же услышал голос:

— Ну, здравствуй, сероглазик. Ты и вправду меня нашел. Как и обещал.

Кмитич часто заморгал, но глаза Елены с волчьими ушами никуда не исчезали. Он пристально всмотрелся. Точно — Елена, правда, черты лица стали резче, но глаза, белокурые волосы и голос — ее, и шапка-маска из волчьей шкуры. Все равно бред… Откуда она здесь?

— Лежи, — Елена-волчица остановила рукой попытку Кмитича приподнять голову, — ты ранен, тебе нужно согреться и лежать.

Кмитич только сейчас обратил внимание, что лежит он в каком-то помещении с низким дощатым потолком.

— Елена, это ты? — произнес он. — Девушка из Смоленска?

— Не совсем, — улыбнулось странное видение, — но когда-то меня в самом деле так звали. Теперь я Багров.

— Что?

Кмитичу показалось, что он и в самом деле бредит.

— Ты — Багров? — он подумал, что в его воспаленном мозгу все перемешалось, порождая чудовищ.

— Так, — кивнула Елена, — но Багров погиб, я взяла его имя и возглавила отряд. В принципе, не обязательно людям знать, что Багрова убили. Скажем так: он перешел в меня.

— Ты, молодая девушка — командир отряда?

— Так, пан хорунжий.

— Уже полковник.

— Поздравляю. Да ты весь дрожишь от холода, — Елена сняла с себя волчью шапку-маску и подложила под голову Кмитича. Вот теперь она еще больше стала похожа на ту прежнюю Елену, что помнил Кмитич по Смоленску. Тем не менее, она изменилась. Лицо не то осунулось, не то стало строже.

— Ужасно холодно, — процедил Кмитич, только сейчас понимая, что лежит под шкурами и тулупами на какой-то лавке или деревянном лежаке. Но гора теплых вещей не грела его замерзшее тело.