Без гнева и пристрастия - Павел Корнев

— Вы не представляете, сколько раз я сам говорил нечто подобное…

— Вы врач?

— Полицейский.

— Тогда ясно, — пробурчал дядька и больше с расспросами не лез.

Больницу я покинул с тугой повязкой на руке, пожеланием держать кисть в холоде и строгим наказом не нагружать пальцы и вообще ими поменьше шевелить. По пути домой пришлось завернуть в аптеку и купить пару пузырьков обезболивающего, поэтому в отель вернулся уже поздним вечером. Отпер дверь номера и недоуменно нахмурился, заметив горевший в спальне свет.

— Что еще за дела? — пробормотал я под нос и полез за переложенным в карман револьвером, но тревога оказалась ложной.

Хотя это как посмотреть…

— А тебя не назовешь домоседом, Виктор! — поприветствовала меня выглянувшая на шум Марианна Гриди.

— Ты почему до сих пор здесь? — рыкнул я на девушку.

Та потеребила расстегнутый ворот моей фланелевой рубахи, которая едва доходила ей до середины бедра, и уселась в кресло, бесстыдно выставив напоказ голые ноги.

— А где мне еще быть? — удивилась она, дотянулась до стоявшего на подлокотнике бокала и приникла к соломинке.

— Дома! — заявил я, снял плащ и убрал его на вешалку.

— А разве меня не собираются допросить полицейские? — рассмеялась Марианна.

— Я просто прикрыл тебя от отца! Выметайся!

— Там ску-у-учно, Виктор, — протянула девушка. — Знал бы ты, какая там царит скука! Можно я поживу у тебя?

Я подошел к дивану, забрал бокал и сразу уловил явственный запах алкоголя.

— Ты пьешь мое виски?

— Чуть-чуть, — подтвердила Марианна. — Не сердись, хорошо?

— Черт! — выругался я. — И как тебя везти в таком виде домой?

— Не надо никуда меня везти! — надула губки Марианна. — Не хочу!

— Твои желания волнуют меня меньше всего! — Я с трудом стянул с себя пиджак и сразу понял, что с сорочкой такой номер не пройдет. Даже с расстегнутой манжетой повязка на распухшей кисти не позволит стянуть ее с руки.

— А если меня действительно решат допросить? — умоляюще взглянула на меня девушка, заметила бинты и забеспокоилась: — Что случилось? Ты поранился?

— Ерунда! — поморщился я и заявил: — Завтра же отправишься домой. Или я сам тебя отвезу, все ясно? — но заявил это уже без особой уверенности.

Если полиция через Сержа выйдет на Жоржа, то расследование его убийства сразу перейдет в разряд приоритетных. И кто знает, что всплывет тогда в ходе беседы следователей с Марианной Гриди? С другой стороны, нести ответственность за взбалмошную девицу не хотелось совершенно. И что делать?

— Как скажешь! — рассерженно фыркнула девушка, соскочила с дивана и направилась к бару. — Что тебе налить?

— Воды! Принеси мне воды! — попросил я, выщелкнул клинок зажатой в левой руке гильотины для сигар и без всякого сожаления распорол рукав сорочки. Избавился от нее, вытряхнул на ладонь пару таблеток и принял у вернувшейся к дивану девушки стакан.

Проглотил, запил и с неодобрением посмотрел на голые ноги Марианны.

— Оденься, — попросил ее.

— Вот еще! — возмутилась девушка. — Ты не мой папочка, чтобы указывать, как одеваться!

— Срамота, — пробурчал я и наклонился снять туфли, но сделать это одной рукой оказалось совсем не просто.

— Давай помогу, — предложила девушка, опустилась на корточки и помогла избавиться от обуви.

— Это было унизительно, — вздохнул я и отправился в ванную.

Кое-как там умылся, полюбовался на отражение разбитой физиономии, досадливо поморщился, прикоснувшись к растекшемуся по ребрам очередному синяку.

Алан Портер спас мне шкуру.

Спас. Но какие у него были мотивы?

Быть может, он просто хотел замести следы?

Я покачал головой и вернулся в гостиную, так и не придя ни к какому определенному выводу.

— Сделать тебе коктейль? — предложила Марианна.

— Нет, — отказался я и забрал у нее бутылку. — Тебе тоже хватит. Ложись спать.

— Перестань, Виктор! — возмутилась девушка. — Еще рано!

— У меня был очень сложный день, если ты не заметила, — ответил я и уселся на диван.

— Я заметила, — кивнула Марианна, — но если я пожалею тебя, ты ведь сочтешь это унизительным, не так ли?

— Не язви, тебе не идет.

— А что мне идет? Молчать и соглашаться?

— Да. И еще моя рубашка, — усмехнулся я и выключил торшер. — А теперь брысь отсюда!

Оскорбленная Марианна ушла в спальню и захлопнула за собой дверь. Я стянул брюки, осторожно улегся на диван и укрылся покрывалом. Принятые таблетки позволили не морщиться при каждом движении от боли, но все же устроиться так, чтобы не ломило ребра и не ныла отбитая рука, удалось далеко не сразу. В конце концов я развалился на спине, подложил под голову подушку и уставился в потолок, по которому бегали отблески мчавшихся мимо отеля автомобилей.

Из головы не шла недавняя перестрелка. И даже не перестрелка, а ощущение замедлившегося до предела бега времени, перед тем как удалось закинуть себя на крышу. Никто не успел среагировать на этот рывок: ни рухнувший вниз убийца, ни замерший на месте полицейский.

Как такое могло произойти? Неужели все дело в дозе дистиллированной вечности, и я двигался столь быстро, что остальные казались застывшими манекенами?

Можно ли повторить подобный трюк?

И Патрик, курьер в нелепом клетчатом пиджаке, такую ли откровенную чушь он нес, когда говорил, что течение времени субъективно и зависит исключительно от индивидуального восприятия людей?

Шевелиться не хотелось, и все же я дотянулся до коробка на тумбочке, запалил спичку и пристально уставился на разогнавший темень огонек. Но озарение так и не снизошло. Ничего не снизошло, лишь потемнело в глазах, когда спичка прогорела до конца.

Очевидно, это работает как-то по-другому. Да и работает ли?

Постепенно подействовало обезболивающее, мысли стали путаться, навалилось онемение, и начало казаться, будто время остановилось и я так и буду лежать здесь до скончания веков. Лишь проникавшие изредка через окно отблески фар развеивали это наваждение, но они же прогоняли сон, стоило только накатить дремоте.

Я лежал и бездумно пялился в потолок. Лежал, лежал и лежал. А потом пришла Марианна. Не спрашивая разрешения, она забралась под покрывало, прижалась ко мне теплым боком, пробормотала:

— Не могу уснуть… — и немедленно погрузилась в сон.

Даже завидно стало. Но будить и выгонять девчонку не стал. Чужое дыхание подобно щелчкам камертона вернуло чувство времени, и постепенно, понемногу, я и сам провалился в забытье.

Проснулся, когда перестало биться сердце.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});