Persona Non Grata - Иван Максименко

— Сейчас можем сдать машину и угоститься кружкой пива в Старой Пивоварне. Это одно из немногих зданий, в которое за время войны не попало ни одного снаряда. Туда все туристы заходят. Что на это скажете, Петер?

— Голосую обеими руками «за». Надо обмыть это дело, — засмеялся Сантир.

Восьмое августа. Город Поврилец

— Чего-то твой деловой партнер третий день не звонит. Может, заподозрил чего? — лежа на своей кровати, сказал Михаель Каман и посмотрел на Дениса Хорха, разглядывающего городской пейзаж, раскинувшийся за окном гостиницы.

— Не знаю, Михаель. Он ведь не сказал, когда конкретно позвонит. Полковник новых указаний не давал, значит, ситуация пока остается без изменений, — не отрывая глаз от зеленых холмов вокруг города, в склонах которых гнездились множество домиков с красными крышами, ответил Хорх. — Будем ждать. Девять процентов от шести миллионов это не шутка. Зачем ему отказываться от таких легких денег?

— Да он и без нас их заработает.

— Такие, как он, за копейку удавятся. Наверняка позвонит. Если нет, тогда пусть коллеги придумывают, как его брать…

— Он, наверное, даже в туалет ходит с охраной. Не знаю, получится ли взять его без шума.

— Без понятий, — пожал плечами Хорх. — Вопрос в том, где он захочет со мной встретиться. Хорошо, если в гостинице. Если назначит встречу на своей территории, тогда задача усложняется. Не знаю, почему начальники так хотят заполучить его живым. Послали бы лучше снайпера и хлопнули бы его в два счета. Потом бы объявили, что уничтожили самого опасного террориста Имагинеры и все бы успокоились.

— Не забывай, что скоро выборы, правительство, наверное, хочет сделать себе пиар и судить Хафиза публично. Мол, он столько бегал, а мы его все равно поймали и накажем по всей строгости, — Каман прикрыл рот и зевнул.

— Да, наверное, так… Жалко, что нельзя посмотреть на город. Горы тут красивые, как у нас на курортах, — вздохнул Денис и повернулся к своему коллеге.

— Ага, сразу и не поверишь, что тут твориться такое. И зачем они вообще воевали друг с другом? В конце концов, страну все равно поделили пополам. Лучше бы мирно договорились и развивали бы туризм.

— Тебе это нужно было десять лет назад им сказать, — усмехнулся Хорх.

— Они бы меня и слушать не стали. Пустили бы пулю в лоб и все. Кстати, до обеда осталось полтора часа, — Каман посмотрел на свои часы.

— Проголодался уже?

— Я просто не привык есть утром, только кофе пью. Заодно познакомлюсь поближе с их кухней.

— Хорошо бы сегодня этот иорданец позвонил, а то сидим тут, как на иголках, — Хорх снова повернулся к окну.

— Захотел с его охранником снова встретиться? — улыбнулся Каман. — Этот бугай, наверное, килограмм сто пятьдесят весит, не меньше. Да еще бороду такую отрастил.

— Его охранник меня не так тревожит. Да и они думают, что я связан с ООН, поэтому будут осторожны. Я хотя бы так надеюсь…

Тот же день. Около пяти часов вечера

Пообедав, Каман и Хорх вернулись в свой номер и продолжили ждать ответный ход иорданца. Неизвестность, однако, растягивала ожидание до бесконечности. Ни телевизор, ни игры в карты, ни разговоры не помогали двум агентам подавить в себе растущее напряжение. Начальство требовало успешного выполнения задачи, причем как можно скорее и без промахов. А одновременно удовлетворить все эти требования было не так просто.

Вдруг, мобильный телефон, лежавший на тумбочке между кроватями Камана и Хорха, начал пискляво звонить. Хорх сразу вскочил на ноги и схватил его. На экране высветился долгожданный номер-Абдулла, наконец, вышел на связь.

— О, наш человек звонит! — возбужденно воскликнул Хорх.

— Алло, Оливер? — в трубке послышался знакомый голос с восточным акцентом.

— Да, это я, Хафиз, — ответил агент, — я вас слушаю.

— Я подумал над вашим предложением и решил, что мы можем встретиться и обсудить дополнительные детали.

— Да, это очень хорошо, — ответил Хорх; Каман тут же подсел к нему, чтобы подслушать диалог. — Когда и где хотите со мной встретиться?

— Завтра в десять утра. На автомойке возле бывшего стекольного завода. Он находится на южном выезде из города. Вы согласны?

— Да, я согласен. Значит, в десять на автомойке? Я понял, буду.

— Да, я буду вас там ждать, до свидания…

— Ну что? — нетерпеливо спросил Каман после того, как закончился разговор.

— Он мне назначил встречу в своей автомойке. Завтра в десять утра, — ответил Хорх и положил телефон обратно на тумбочку.

— Рыбка, все-таки, попалась на крючок. На автомойке, говоришь? Значит, боится, что ты можешь завести его в ловушку, поэтому приглашает тебя в свою берлогу. В таком случае, мы его вряд ли сможем взять завтра. Придется с ним еще поиграть или перейти к запасному плану…

— Завтра мне придется назвать дату переброски денег через границу, Михаель. Если он пошлет своих охранников забирать деньги и с ним останется только бородач, этим можно будет воспользоваться. Одного человека будет легче нейтрализовать.

— Да, это вариант. Я сейчас позвоню Полковнику, пусть он решает, как будем действовать дальше…

Девятое августа. Город Поврилец

Было около десяти утра. На безоблачном небе по-летнему светило солнце, дул приятный слабый ветерок. Ооновский внедорожник агента Хорха ехал по неровной асфальтовой дороге, сплошь покрытой трещинами и коряво заделанными колдобинами, направляясь к автомойке Саллеха Абдуллы. Слева и справа мелькали частные дома, многие из которых, судя по призрачному виду, остались без хозяев еще во время войны, и старые промышленные постройки, огороженные сеткой-рабицей.

Хорх обратил внимание и на три заброшенных завода, встретившихся по дороге. Поражали не только внушительные размеры, но и мрачный, угнетающий вид некогда процветающих государственных предприятий. От их грязных бетонных стен веяло холодом даже в самый жаркий день, на месте окон мертвецки зияли пустые, черные прямоугольники, оставшиеся без работы местные жители давно растащили все, что представляло хоть малейшую ценность, не оставив после себя даже куска арматуры.

Банкротство государственных фабрик и заводов, не только в Живице, но и по всей Югоравии, было разорительным для одних, но очень выгодным для других, в первую очередь для иностранных кредиторов во главе с МВФ и Всемирным Банком.

Теряя предприятия одно за другим, у казны оставалось все меньше источников доходов, но при этом государство все равно было обязано выполнять свои социальные функции, что вынуждало его занимать деньги. В этот самый момент в игру вступал МВФ со своей свитой, предлагая щедрые кредиты, но на весьма специфических условиях, таких как, например, урезание социальных расходов, повышение нагрузки на рабочих и ограничение их прав, облегчение условий для иностранных инвесторов, массовая приватизация, девальвация национальной валюты и многое другое.

В результате, полученные кредиты, вместо того, чтобы решить старые проблемы, создавали новые, еще тяжелее предыдущих. Практически, во всех странах мира, в которых проводились экономические реформы по рецептам МВФ, — примером могли служить многие страны Латинской Америки и Африки, — впоследствии наступал экономический и социальный крах, активы утекали заграницу, бедность ширилась и, в некоторых случаях, вспыхивала гражданская война (как в Сомали и Руанде). Государство становилось полностью зависимым от иностранных займов, тем самым теряя суверенитет, а все заработанные казной деньги уходили на погашение процентов по ним, не позволяя делать инвестиции и реанимировать экономику. От всего этого западные компании имели еще одну вторичную выгоду — из обанкротившихся стран к ним постоянно направлялся поток безработных специалистов, в образование которых не нужно было вкладывать деньги, и которые были готовы работать даже за самую скромную зарплату.

Война — Югоравия наглядно продемонстрировала это на себе — была удобным инструментом, который ускорял разорение страны и позволял навязывать отчаянным правительствам грабительские, антисоциальные экономические меры (банкиры умышленно называли это «помощью», скрывая свои истинные мотивы за ширмой ложных благих намерений, так как предоставление кредитов под высокие проценты и на невыгодных для заемщика условиях трудно было назвать помощью).

Именовалась эта коварная тактика «Капитализмом бедствий» или «Шоковой доктриной» и заключалась она в использовании различных кризисных явлений (природных бедствий, политических потрясений, войн и других) для продвижения непопулярных экономических мер, с которыми при нормальных обстоятельствах большинство населения никогда бы не согласилось. Ее разработчики знали, что общество, дезориентированное воздействием шока, из-за своей разрозненности и подавленности не сможет сплотиться и встать на защиту своих прав, а значит — права можно было безнаказанно топтать и зарабатывать на этом огромные сверхприбыли.