Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник) - Мария Воронова

Она застонала спокойно и счастливо, обняла мужа и прижалась к нему изо всех своих сил, ведь человек, сделавший с ней такое, не мог быть ей врагом.

Она чувствовала, как растворяется в нем, видела, как окружающий мир мягко обрушивается в черную пропасть, оставляя их одних во вселенной…

– Марина! О господи! – Георгий вдруг вскочил и выбежал из комнаты.

Она не успела удивиться, как его пальцы с силой втолкнули ей в рот кусок сахара.

– Быстро ешь!

– Жора! Иди ко мне…

– Ешь, говорю!

Она разгрызла сладкий брусочек. А потом почувствовала такую слабость, что не смогла даже повернуться.

Он принес сладкий чай.

– Пей скорее! – Как заправская сиделка, Георгий приподнял ее голову одной рукой, а другой поднес кружку ко рту.

– Зачем? Это не гипогликемия, это оргазм.

Он серьезно посмотрел на нее:

– Марина, когда оргазм, люди теряют сознание во время, а не после. И ты же мокрая вся. Пей, не спорь со мной.

Она покорно выхлебала кружку.

Георгий расстелил постель, освободил Марину от тех обрывков одежды, которые еще оставались на ней, и обтер влажным полотенцем.

Она разрыдалась. Он стоял на коленях возле дивана и гладил ее по голове.

– Прости меня… Но мне стало так горько, когда я понял, в чем ты меня подозреваешь…

– Это ты меня прости! Ты ни в чем не виноват.

– Как ни в чем? А измена?

Марина зарыдала пуще прежнего:

– Все правильно! Я такая страшная! А теперь вообще, как ты будешь со мной, если я каждый раз буду в гипогликемию впадать?

Ответом ей был смех.

– Да ты подумай, балда, сколько калорий потратила, пока со мной дралась? У тебя от этого сахар упал, а не от секса. Или ты каждый раз хочешь такую прелюдию?

Он скользнул к ней под одеяло и крепко обнял.

– А помнишь, как твоя подружка стащила для твоей первой брачной ночи комбинацию?

Она улыбнулась сквозь слезы. Эта кошмарная деталь туалета до сих пор хранилась у нее на антресолях. Светка Юрченко сказала, что необходимо поразить воображение жениха, но в те годы индустрия эротического белья еще находилась в эмбриональном состоянии. На прилавках гордо лежали трикотажные трусы в цветочек с толстыми обтачками и бронеподобные лифчики из нестерпимо сверкающего атласа. Что-то такое из нейлона с криво присобаченными ленточками можно было купить в кооперативных ларьках за безумные деньги, но безумных денег у Марины не было.

Тогда Светка за пять пачек сигарет стащила у своей матери дефицит – немецкую комбинацию, купленную еще до перестройки. Девушки решили, что раз она сшита из черного блестящего материала и оторочена кружевами, то ее эротичность не вызывает сомнений.

– Я вообще много помню о нас с тобой… – говорил Георгий. – Наверное, тебе нужно еще сладкого чаю?

– Нет. – Марина понемногу успокаивалась. Как же давно она не плакала… Считая себя глубоко несчастным человеком, она никогда не давала воли слезам. – Ты сильно был влюблен в ту женщину?

Он помолчал.

– Вряд ли. Какое-то время мне казалось, что да, но потом я понял, что это всего лишь кризис среднего возраста. – Он покрепче обнял жену. – Да, бывают такие моменты, когда нам кажется, что законы жизни не для нас писаны. Это другие падки на молодое тело, а у нас-то все по-настоящему, любовь великая! На самом деле это был морок, с которым я не смог вовремя справиться. Но поверь уж, ни при каких обстоятельствах я бы не стал… Черт, я до сих пор злюсь, что ты могла подумать обо мне такое через столько лет совместной жизни!

– Прости.

Она погладила его по голове и вдруг подумала, что всю жизнь была скупа на ласки, никогда не обнимала и не целовала Георгия первая, думая, что это может быть воспринято им как распущенность. С детства ей внушили, что женщина не должна проявлять инициативу. Но одно дело – секс, а другое – простые проявления человеческой любви.

Она приподнялась на локте и посмотрела на мужа. Лицо его в полумраке было спокойным, и Марина искренне удивилась, как ей могли прийти в голову столь ужасные обвинения. С другой стороны…

– Прости, что я тебя подозревала, но кому я нужна, Георгий? Ни у одного человека в мире нет причин травить меня. Я никому не мешаю.

– Я попробую разобраться. Хотя доказать что-то будет практически невозможно.

– Я знаю, что диагноз не снимут в ближайшие три года. Но я хочу быть уверенной, что я нормальная и не накинусь вдруг на вас со Славиком.

– Я подумаю. Спи.

Глава восьмая

Она хорошо запомнила дорогу и, уверенно пройдя все извилистые коридоры, оказалась возле массивной двустворчатой двери. Дверь была заперта.

– А где Ян Александрович? – робко остановила она проносящегося мимо паренька в белом халате.

– На собрании, – сказал он, подпрыгивая от нетерпения, – скоро будет.

И понесся дальше по своим докторским делам.

Жаль, ей не бегать больше так резво!

Утром домой позвонили из отдела кадров: раз она нарушила режим и отказывается лечиться дальше в стационаре, ее увольняют. За расчетом, сказали, можно прийти уже завтра.

Интересно, как она будет жить без работы? Она ведь не просто человек, она хирург, и многие ее повседневные дела и привычки – следствие этого.

Черт, было бы не так обидно, если бы она оказалась шизофреничкой на самом деле! Но терпеть крах в профессии только потому, что какая-то сволочь над ней весело подшутила?

Появился Колдунов, на сей раз его вид соответствовал статусу – брюки с идеальными стрелками, отглаженный двубортный халат.

Открыв дверь и пригласив Марину, он забегал по кабинету, закрывая форточки и включая обогреватель. Наконец уселся за стол и объявил:

– Итак, сегодня я проведу вечер в компании очаровательной женщины!

В этот момент дверь снова открылась, и кабинет наполнился галдящими людьми в белых халатах. Судя по нервным выкрикам, они обсуждали только что прошедшее собрание.

– Нет, это же надо! Девятнадцать процентов с платных услуг на исполнителя! Совсем охренели! Электричество и вода, мол, дорогие!

– По-моему, вода в кране течет независимо от того, наложил я косметический шов или обычный!

– А ты после косметического шва душ прими, не так обидно будет.

– Нет, ну что это такое! Мы работаем, и за это нам девятнадцать процентов на всю бригаду полагается! Да ё-моё, зачем нам такая администрация, которая все деньги себе забирает?!

– Что вы хотите, ребята? – примирительно сказал Колдунов, виновато взглянув на Марину: выгнать возмущенную общественность он не мог. – Наш человек устроен таким образом, что если его ставят регулировать денежные потоки, единственное место, куда он в состоянии их направить, – это собственный карман. Везде так, не только у нас в академии.