Удачная охота - Павел Кузнецов

«Милая, я предпочту погибнуть с тобой рядом, решая твои проблемы, чем сидеть и дожидаться у орка хорошего настроения. Я уже давно об этом говорю, но только сейчас ты, наконец, решила отнестись к моим словам серьёзно».

«Хорошо. Тогда пойдём, посмотрим чего ты стоишь как помощник», — с этими словами она резко поднялась, и, не оборачиваясь, направилась в сторону здания поместья. Я последовал за ней, горя желанием сделать хоть что-то полезное для возлюбленной, а то только проблемы ей и умею создавать.

Мы долго шли по коридорам, пока не оказались в соседнем крыле, на втором этаже. Здесь Виктория толкнула дверь, впуская меня в ярко освещённую солнечным светом комнату, где на большой кровати отдыхала беловолосая альта, в которой я тут же узнал Кирию. Девушка мило посапывала, свернувшись калачиком, её волосы уже не были уложены косой, а свободно раскинулись по подушке. Тонкое покрывало не столько скрывало, сколько подчёркивало изящные изгибы молодого женского тела, будя смутные желания. Впрочем, к ней я ещё с нашей дуэли начал относиться как учитель к ученице, а не как мужчина к женщине, и это отношение поставило передо мной определённые психологические барьеры в отношениях. Да и какие тут могли быть отношения, если рядом со мной находилась моя возлюбленная, навсегда затмившая для меня всех прочих женщин! Однако сейчас, видя это милое создание, я испытал укол нежности, совершенно не понимая, как на него можно злиться и даже ранить на дуэли! Не знаю, что на меня тогда нашло, не иначе, сказалось напряжение от тесного общения сначала с Императором, затем не менее тесное со Стасей, а окончательно добили эта её злость и презрение к людям.

Я вопросительно посмотрел на Викторию, но та только сказала:

«Действуй так, как подскажет сердце. Я в тебя верю, ты неспроста мне так понравился с первого взгляда», — с этими словами она отошла к одному из трёх окон, заливавших светом комнату, и повернулась к нам спиной.

Немного недоумевая, я присел на край кровати и аккуратно коснулся чуть оголённого женского плечика, затем обнял плечо ладонью и легонько потряс девушку. Она улыбнулась во сне совершенно светлой, чистой улыбкой, и медленно открыла глаза. Сначала увяла её улыбка, затем, когда пришло узнавание, она вздрогнула и подобралась, приподнимаясь на локте. В обращённых на меня глазах стояло недоумение, она совершенно не понимала, что я тут делаю, и что мне ещё от неё нужно. Я же смотрел на неё полным нежности взглядом, поливая нежностью и чувством поддержки в ментале. Это вызвало ещё большее недоумение, она хотела уже что-то сказать, но я ей помешал, убрав ладонь с плеча и приложив палец к её губам.

«Дураки мы с тобой, Кира, причём оба. Но, как более опытный психологически, всё же больший дурак — я», — начал я мысленный разговор. — «Чтобы спровоцировать на дуэль даже оскорблять начал — тебя, такое милое и наивное ещё создание! Извини меня, пожалуйста».

Девушка несколько расслабилась, недоумение в её взгляде сменилось недоверием с примесью растерянности.

«Ты победил на дуэли, по вашим законам это я должна извиняться», — жёстко заявила альта.

«И за что ты будешь передо мной извиняться?» — в моём мысленном вопросе плескалась ирония. — «За то, что не любишь людей? Можно подумать, от этого ты сразу их полюбишь. В дуэли главное — психологическая разрядка, которую она даёт обоим дуэлянтам, а также то, что она заставляет задуматься над своим поведением, причём как проигравшую, так и победившую сторону. Думаешь, у людей победитель всегда требует у проигравшего именно извинений? Извинения часто — это формальность, призванная принудить к откровенному разговору. По крайней мере, среди нас, гвардейских офицеров, именно так зачастую и происходит».

«И что ты хочешь услышать от меня в этом откровенном разговоре?» — настороженности в мыслях девушки становилось всё меньше, она всё более вытеснялась любопытством.

«Не знаю», — пожал плечами я. — «Откровенный разговор потому и откровенный, что сначала я сам хочу до тебя донести свои мысли, чтобы ты их не просто проигнорировала, а хотя бы приняла к сведению, и уже затем ответила мне столь же откровенно. И первая мысль, которую я хочу довести, — вот смотрю сейчас на тебя, и мне совершенно непонятно, как я мог вообще обидеть такое потрясающее создание. Ты уж извини меня, если не считаешь себя таковым, просто я же мужчина, и отношусь к альтам, прежде всего, как к женщинам, и уже во вторую очередь — как к воительницам».

«Почему в тебе больше нет той злости и того напряжения, что были там — в фехтовальном зале?» — альта явно задумалась, пришедшая от неё мысль была размеренной и тягучей, точно шла параллельно идущему мыслительному процессу.

«Тогда я больше недели провёл в застенках, пьянствовал с начальством тюрьмы, издевался на допросах над сыскарём, потом ко мне приехал сам Император, задавая очень неудобные вопросы; он же меня и освободил из Башни. Дальше была Стассианна, которая гоняла меня по площади своими клинками, а затем прилюдно отымела, и, наконец, ты — злая на всех людей, и презирающая конкретно меня. Добавь к этому недельную борьбу с тягой к женщине-альте. И теперь скажи, что должен чувствовать в таком состоянии боевой офицер, и без того постоянно пребывающий на взводе от вошедшей в плоть и кровь готовности сорваться с места и пойти умирать и убивать?»

Несколько минут альта молчала, переваривая услышанное. Затем как-то странно на меня посмотрела, и я увидел перед собой не миленькую девушку и не ярящуюся особу, а сильную и рассудительную женщину, под тяжёлым взглядом которой даже суровый вояка вполне может потеряться. — «А ученица-то у моей Виктории — ещё та штучка! Нет, дуэль точно пойдёт ей на пользу».

«Ты прав, мне следовало отнестись к тебе с большим уважением и, тем более, пониманием. Своими жертвами и поступками ты это по праву заслужил. Я же… На меня слишком сильно повлиял неудачный бой с Викторией, недельной давности первая в моей жизни бойня людей, а окончательно добило твоё психологическое напряжение и твоё слишком заносчивое и смелое поведение. До тебя мне встречались люди, которые вели себя… для альты тяжело, но она слишком хорошо себя контролировала, да и головой умела работать неплохо, так что обуздать гордость ей было вполне по силам».

«Я просто привык играть с огнём. Моя жизнь — это постоянная готовность к смерти, чередующаяся острыми ощущениями от побед над этой самой смертью. Я даже по меркам гвардейских офицеров отличался норовом и удалью. Наверное, своё дело сделало то, что именно меня всегда выставляли драться с вновь прибывшими магами, а дуэль с магом — это всегда риск. Да и орков я никогда не сторонился, очень редко встречая их с луком, гораздо чаще шёл им навстречу с мечом впереди своих солдат. Привык я, девочка, к риску, вот и не боюсь альт. Воспринимаю вас как очень привлекательных душой и телом женщин, а как угрозу — ну никак не могу воспринять. А девочки и вовсе говорят, что теперь я и сам принадлежу к вашему роду, не бояться же мне своих сестёр? Это же смешно».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});