Звенья разорванной цепи - Алла Бегунова

Князь остановился в дальнем углу зала перед небольшим квадратным натюрмортом, принадлежавшим кисти Виллема Клааса Хеды «Завтрак с крабом», написанным в 1648 году. Сам краб получился у художника неплохо, но еще лучше — надрезанный лимон, опрокинутый набок кубок из латуни и белая скатерть, складки которой прямо-таки сияли на зеленовато-сером фоне.

Голицын не очень-то любил натюрморты. Ему больше нравилась жанровая живопись: фигуры и лица людей. Но совсем плохо разбирался в этом искусстве его старинный приятель, князь Кауниц граф фон Ритберг. Следуя моде богачей, государственный канцлер Австрии тоже завел коллекцию. Но что это были за картины! Дмитрий Михайлович не дал бы за них и ломаного гроша. Произведение Виллема Клааса Хеды будет сверкать там, как бриллиант, среди россыпи черепков.

Со своим подарком Голицын поехал к Кауницу домой. Они договорились вместе пообедать. Обед у канцлера всегда подавали один и тот же: вареная курица с рисом. Чревоугодие Венцель-Антон-Доминик считал отвратительной привычкой человечества. Не жаловал он и крепкие напитки. Гости князя в великолепных бокалах богемского стекла получали кипяченую воду, охлажденную кубиками льда и слегка подкрашенную свежевыжатым апельсиновым соком.

Однако причуды Кауница не могли сбить с толку русского аристократа. Он приехал говорить о лиге четырех государств: России, Австрии, Франции и Испании — и он говорил о ней. Ведь многие пункты договора россияне и австрийцы уже согласовали. Зачем отказываться от проделанной работы? Зачем отступать перед противником и позволять ему по собственному усмотрению перекраивать карту континента?

Старый притворщик Кауниц уверял Дмитрия Михайловича, будто никаких изменений во внешней политике Священной Римской империи не предвидится. Просто действительный тайный советник неправильно понял нового монарха. Но дайте же Его Величеству войти в курс дела! Дайте ему возможность досконально разобраться в том трудном наследстве, какое оставил старший брат!

Дмитрий Михайлович вернулся домой после обеда у Кауница успокоенным. Как ни странно, он поверил Венцелю-Антону-Доминику. Тот никогда прежде не обманывал посла Российской империи. Они оба были людьми одного воспитания, одних взглядов, одной эпохи, прекрасной и удивительной эпохи европейского Просвещения. Они успешно и плодотворно прожили в ней всю жизнь. Только никто из них не понимал, что эта блистательная эпоха подходит к концу…

В двадцатых числах мая 1790 года трактирщик Иоханнес открыл в своем заведении летнюю веранду. Она располагалась за стеной трактира, обращенной к реке. Там имелся деревянный навес, сбоку росло несколько липовых деревьев и густые кусты вереска. На веранде расставили плетеные столы и стулья. Ее обслуживал новый официант, потому что до кухни идти приходилось довольно долго, пересекая главный зал. Завсегдатаи с удовольствием переместились на свежий воздух. Теперь они разглядывали не медные блюда на почерневших полках и не гравюры, развешанные по стенам, а голубой Дунай, плавно кативший свои воды на юг, к Черному морю.

Иногда на веранду забредал шарманщик с попугаем породы «ара» на плече. Крупная нарядная птица с красными, зелеными и желтыми перьями вполне внятно произносила пять-шесть слов и по команде шарманщика клювом вытаскивала из деревянной коробки карточки с предсказаниями. Репертуар бродячего музыканта разнообразием не отличался. Крутя ручку, он обычно наигрывал либо «Турецкий марш» Моцарта, либо невыразимо грустную арию из оперы Сальери «Армида», либо народную тирольскую песню, весьма задорную.

Постепенно Януш Кропачек привык встречаться в трактире «Menschen guten Willes» с Лорой. Но теперь не только деньги прельщали его. Общение с красивой, милой и обаятельной молодой женщиной положительно влияло на мрачного нелюдима. А может быть, это действовала весна, особенно приятная в Вене. По предложению Лоры они перешли обедать на веранду, залитую солнечным светом, продуваемую свежим речным ветерком.

Лора надевала на свидания легкие, более открытые платья. Выразительные взгляды мужчин — как прохожих, так и посетителей трактира — обращенные на его спутницу, здорово поднимали канцеляристу настроение. Он даже купил себе новый кафтан, начал бриться раз в два дня и освежаться английским одеколоном. Это был большой прогресс в его отношениях с окружающим миром.

Ожидая Лору, Кропачек иногда заговаривал с шарманщиком, которого звали Питер. Он заказывал какую-нибудь из трех мелодий, щедро платил и получал еще одну услугу. Попугай большим черным клювом вытаскивал для него карточку из коробки, стоявшей на шарманке. Карточки общим числом да ста штук содержали в себе разнообразные изречения, этакий кладезь житейской мудрости.

Написанные от руки, четким готическим шрифтом, они могли давать советы следующего содержания: «Чем ушибся, тем и лечись. Клин клином вышибают»; «На вкус и на цвет товарищей нет»; «Кому нравится арбуз, а кому — свиной хрящик»; «Коль слушать все людские речи, то придется и осла взвалить себе на плечи»; «Кто поручится, тот и помучится»; «Порука — мука, порука — наука»; «Ищи себе прибыли, но другому не желай погибели» и т. д.

Прочитав что-нибудь подобное, Кропачек долго чесал в затылке. Ему было над чем подумать, дом-то он еще не достроил. Однако появлялась Лора, читала изречение, по-своему объясняла его смысл, затем рассказывала очередную забавную историю про свою госпожу, даму богатую и капризную. Официант приносил заказанные блюда. Канцелярист осторожно просовывал между тарелок скатанную в тонкую трубочку копию новой депеши Министерства иностранных дел. Лора ловким движением забирала ее и помещала в самое надежное место — за корсаж платья. Затем в карман его кафтана она незаметно опускала холщовый мешочек с золотыми дукатами.

Штурман Зандерс появлялся в трактире, когда баржа «Матильда» возвращалась в столицу Австрии из рейса. Тогда они обедали втроем. Добрый Андреас заслужил доверие хозяина речных судов Франца-Ксаверия Зюсмайера, и тот недавно назначил его капитаном «Матильды», повысив жалованье до девяти дукатов. Ныне никто из завсегдатаев «Wenschen guten Willes», отлично зная Зандерсов, не сказал бы о них ни единого дурного слова. Люди они были работящие, добросовестные, благонамеренные, честные и порядочные.

Канцелярист отмечал про себя, что штурман говорит по-немецки все лучше и лучше. А он сам, имея толкового учителя, все лучше играет в бильярд, отправляя шары в лузы из труднейших положений. Мало кто среди любителей в трактире уже осмеливался играть с Кропачеком на крупные ставки, и он наслаждался своей славой незаурядного бильярдиста. В отсутствие Андреаса, конечно, ибо тот оставался на недосягаемой высоте.