Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резко поднялся, отправился к учёным.
Троянский чуть ли не на цыпочках выходил из кухни, прижал палец к губам:
— Тс-с! Они очень пугливые.
Артём хмыкнул.
Троянский сунул ему в руки листок — всё тот же, с именами свинок, — чтоб Артём, наверное, всё-таки выучил за ночь все имена наизусть или как минимум повторил.
— Рыжий, Чиганошка, Чернявый, Желтица, Дочка и Мамашка, я помню, — сказал Артём.
— Нет, я там описал вкратце их приметы, вы ж не знаете, чем они отличаются, — сказал Осип. — А мы пробуем их называть исключительно по именам.
— А они вас? — спросил Артём.
Троянский не ответил — посчитал, наверное, что плоская шутка.
В проём дверей Артём увидел, что свинки лежат на большом подоконнике, видимо, принимали солнечные ванны.
— Вы с ними побольше разговаривайте, — предложил Троянский.
— А как же, — ответил Артём. — Я им стихи читаю, пою колыбельные. Анекдоты рассказываю…
Троянский быстро посмотрел на Артёма.
— Приличные, — добавил Артём.
— Никогда не замечал у вас привычки кривляться.
Артём пожал плечами: ему было всё равно.
«Как бы дал по лбу…» — подумал он почти равнодушно.
«…Ты уже Сорокину дал недавно», — ответил сам себе.
…Учёные еле-еле ушли, с Артёмом традиционно не прощаясь.
Он подождал ещё минуту: может, кто-то остался? Увлёкся производством мармелада из водорослей.
Нет, тишина.
— А свиньи-то что? — всполошился Артём. — Так и лежат на подоконнике? А как замёрзнут? Обвинят в халатности.
Он поспешил на кухню, с размаху раскрыл дверь, перепуганные свинки, хоть и были на полу, но заполошно бросились друг к другу — напугались.
Им хотелось сбиться в одну кучу-малу, однако верхние совсем не хотели быть наверху и норовили забраться в самый низ, из-за чего у свинок ничего не получалось.
— А-а-а! — заголосил донельзя довольный Артём. — Стра-а-ашно!
Некоторое время любовался на животную кутерьму и суету, потом тихо прикрыл дверь.
Подождал с минуту, пока там всё притихнет, потом заново всё повторил, получая от этого совершенно упоительное мальчишеское удовольствие.
— А чего спи-и-им! — закричал, рванув на себя дверь: зверьё напугалось ещё пуще, куча-мала, как и в прошлый раз, не удавалась, страх был неуёмный, искренний, подвижный.
«Так и срок можно скоротать! — ликовал Артём, хохоча вслух. — Как бы только они не передохли от разрыва сердца все…»
Здесь он сам едва не получил удар, потому что наверху раздался визг и жуткое грохотанье.
— Лося, что ли, они завели и на чердак затащили! — выругался Артём, бросившись на шум.
Выбегая, успел заметить, что свинки в третий уже раз кинулись в одну кучу, всё с тем же, уже теряющим очарование глупым желанием каждой поросятины оказаться ниже всех.
На чердаке было ещё хуже: картина преступления проявилась немедленно.
Крупный рыжий кот сидел в кроличьем вольере и держал в зубах довольно крупного крольчонка.
Тот был явно уже не жилец, едва пузырился тихой кроличьей кровью и предсмертно дрожал.
У кота были совершенно злодейские глаза.
Глаза эти яростно смотрели на Артёма.
В глазах, казалось, осмысленно живут две проникновенные мысли: первая — «А ты ещё кто такой?», вторая — «Ох, не успею ни съесть, ни спрятать!»
— Да едрит твою мать! — в сердцах выругался Артём: так его дед ругался, московский купец третьей гильдии.
Кот сморгнул, но кролика не выпустил, а перехватил покрепче.
Теперь Артёму показалось, что кот согласен на переговоры, примерно такого толка: «…Давай съедим напополам, раз так, чего орать-то…»
Остальные кролики в кромешном ужасе вжались в разные углы вольера, иные даже зажмурились. Кролики были чёрного и серого окраса.
— Я сейчас убью тебя, — уверенно пообещал Артём коту, озираясь в поиске того, чем это можно сделать.
Обнаружился железный совок, в который сгребали кроличий помёт.
Завидев в руках человека совок, кот вмиг оставил тихую свою добычу — Артём было подумал, что эта хищная тварь бросится прямо на него, и даже успел слегка напугаться… но коту был просто нужен чердачный лаз за спиной Артёма, который остался открытым.
Скрежеща когтями и по-бойцовски взревев, кот рванул мимо Артёма — вслед полетел совок, но разве тут попадёшь.
Артём бросился к бездыханному кролику, схватил его за шиворот и так и побежал за котом.
Торопиться, впрочем, было некуда: кот пропал.
— Куда ж ты делся? — громко спрашивал Артём, весь позеленевший от натуральной злобы. — И откуда ты взялся? Я ж тебя не видел ни разу! Иди, кролика доедай своего, что бросил-то. Иди, гад!
Трижды обошёл весь Йодпром — без результата. Все двери и окна были закрыты, чёрт знает, куда спряталась эта сволочь. Сдвинул диван, заглянул под все столы, тумбы и кресла, ещё раз обеспокоил морских свинок — тишина.
…Бездумно мерил шагами коридор, обращаясь куда-то в потолок на манер героя древнегреческой трагедии:
— И что я теперь буду делать? Как я объясню смерть моего подопечного животного? Ответь!
«Может, в лесу добыть зайца? Силки поставить и поймать? — всерьёз задумался Артём. — Кто у нас охотник? Василий Петрович вроде охотился. Может, он расскажет, как делают силки?.. Да нет, какой он, к чёрту, охотник, он же говорил, что никого убить не смог ни разу…»
«…Или Бурцева попрошу? „Брат Бурцев, забудем прошлое! Поймай мне зайца! Век не забуду!“ Должны тут длинноухие водиться ведь! Никто и не отличит. Пусть Осип придумает теорию, как в неволе домашние кролики постепенно превращаются в диких зайцев…»
— Или снять с кролика шкуру — натянуть на кота? — вслух предположил Артём. — Слышишь, гад? Натяну на тебя шкуру, будешь с длинными ушами ходить, подонок…
Вернулся ни с чем на кухню, открыл термос, плеснул себе чайку. Решил, что хоть свинок надо покормить — они были ужасно прожорливы.
Предложил им моркови и капусты — те не отказались.
— Что ж вы столько жрёте, сволочи? — спросил Артём, удивлённый.
Наверху вновь ожил кроличий питомник: уселись на свои велосипеды с квадратными колёсами и поехали туда-сюда то по кругу, то наискосок.
«О, — подумал Артём. — Одного сожрали, они три минуты побоялись и снова давай разыскивать, что тут можно погрызть… Всё как у нас на Соловках, никакой разницы».
Кота Артём мысленно прозвал «Чекист». Вылитый ведь.
— Кыс-кыс-кыс! — позвал Артём: может, отзовётся на ласку.
«Убью хоть одного чекиста».
Как же, так и прибежит.
Чекисты в ласке не нуждаются.
Только чекистки иногда.
…Гали всё не было.
Кролик — чёрт бы с ним. С каждой минутой Артём всё явственней тосковал по Гале.
Старался отвлечься, вспоминал о чём ни попадя, но чувство к женщине находило, как проявиться. То вдруг в руках, в ладонях возникало навязчивое, как зуд, ощущение её тела — лопатки, шеи, другого всякого — и тогда Артём прятал руки в карманы, сжимал их в кулаки, чтоб зуд пропал. Тогда на губах чувствовался её вкус, её сладкий пот, мурашки на её шее — и Артём кусал свои губы и облизывался, как тот самый кот.
«Сгинь, Галя! — просил. — А то начну выть тут… Все звери передохнут от ужаса…»
Галя не покидала его.
Незаметные, вновь подкрадывались мысли, тёплые и навязчивые.
«Почему, если проститутка в тот раз велела мне „быстро“, — это мерзость? — спрашивал себя Артём. — А если Галя… — он перехватывал воздуха, чтоб додумать… — если она спросила „Ты можешь быстро?“ — от этого заходится сердце? Почему? Ведь одно и то же?»
Ловил себя на том, что он опять о Гале, о Гале, о Гале — и спешил далеко прочь, куда-нибудь на волю, в Москву, в Зарядье, в любой трактир — с тарелками гороха на столах — или в кинотеатр…
…Представил вдруг так чётко и явственно, как сидит в кинотеатре, и пронёс с собою бутылку пива, и на экране женщины (естественно, похожие на Галю) заламывают руки, и раскрывают огромные чёрно-белые глаза, и беззвучно кричат…
…Вышел из кинотеатра, вознамерившись погулять — «куда, куда, куда хочу идти?» — скороговоркой спрашивал себя, — вот, к примеру, на Пречистенку — просто пошляться, там жил один дружок…
Встречу его, спросит: «…Где был? Давно не видел, Тёма, тебя!»
«А на Соловках… Разве не знал?» — ответит Артём будто нехотя.
Про Соловки уже все знали года с 23-го. Сказать, что был на Соловках, — это красиво, в этом есть жуть и мрачное мужское достоинство.
Хотя… дружок начнёт спрашивать, за что посадили, — лучше не надо этого разговора.
«Тогда иначе, — мечтал Артём, — познакомлюсь с девушкой… Юной, в юбке, с колечком на мизинце. „Как ты жил?“ — спросит она, гладя его отросшие уже волосы…»
«Многое было… Соловки были… Не спрашивай лучше…» — так Артём отвечал бы уставшим голосом, полузакрыв глаза.
- Ботинки, полные горячей водки - Захар Прилепин - Современная проза
- Революция (сборник) - Захар Прилепин - Современная проза
- Парижское безумство, или Добиньи - Эмиль Брагинский - Современная проза
- Чёрная обезьяна - Захар Прилепин - Современная проза
- Восьмерка - Захар Прилепин - Современная проза
- Прощай, Коламбус - Филип Рот - Современная проза
- Прощай, Коламбус - Филип Рот - Современная проза
- Тринадцатая редакция. Найти и исполнить - Ольга Лукас - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Замороженное время - Михаил Тарковский - Современная проза