Сердце ледяного мира - Яна Шепот

доброе утро!

— Доброе утро, — буркнул он, зевнул и пошёл к ведру для умывания.

— Да уже давно не утро, — рассмеялась Мириам, выставляя на столе пирог и пышущие жаром пирожки. — Давайте, умывайтесь быстренько и кушать.

Мама вынула из буфета расписные ендовы — их доставали редко, только на важные события, а в другие дни хранили крепко завёрнутыми в ткань — и Мириам сразу почувствовала трепетное праздничное волнение. Скоро-скоро должно произойти нечто удивительное и необыкновенное, что будет будоражить воображение холодной тёмной зимой. Мириам засуетилась: быстро расставила тарелки, разложила ложки, а затем подскочила, будто оленёнок, и скрылась в комнате. Там она переплела косы, надела платье с расписанными подолом и рукавами, повязала на талии праздничный пояс: тонкий, ярко красный, с длинными пушистыми кисточками.

— Вот и я! — объявила она, выходя из комнаты.

Она ощущала себя невероятно красивой и лёгкой. Хотелось взлететь высоко-высоко и дарить свет и радость миру.

Мама тоже приоделась: сменила тёмную юбку на красную в жёлто-белую полоску, повязала поверх праздничный передник, белый, с вышитыми красными узорами, а голову покрыла цветным платком с бахромой. Только Аргон выглядел обычно: штаны из холстины да рубаха. Глядя на него, Мириа задумалась, а ощущает ли он внутри праздничный трепет или нет? Вряд ли. Для него этот день далеко не праздничный, ведь сегодня вечером он должен уйти. "Мы, — мысленно поправила себя Мириам. — Я с ним должна уйти".

— Ну, давайте-ка садиться за стол, а то всё остынет, — хлопнула в ладоши мама.

Эйнар к праздничному столу не явился. Мириам разрывали противоречивые эмоции. Радость и злость. С одной стороны, хотелось, чтобы всё было по-нормальному. Как у всех. Собраться всей семьёй за столом, поздравить друг друга с уходящим летом и теплом, повспоминать что-то, пошутить. Но нет. Их семья как будто расколота.

А с другой, хорошо, что его нет. А то бы он опять выкинул бы что-нибудь такое, от чего праздник не был бы праздником. Может, опять бы накинулся на Аргона. Или кричал, что Осенин — пережиток прошлого и заставлял бы всех молиться Всевидящему. И Эйнар точно помешал бы побегу. Он бы глаз с неё не сводил.

— Вот и закончилось лето, — мама подняла ендову. — Оно принесло нам много и светлых, и пасмурных дней. Однако, несмотря на все трудности, мы живы, здоровы и сидим здесь за столом, который полон еды. Поэтому я произношу благодарность богам за то, что они позаботились о нас, за то, что мы сыты и мы… — мама замялась, поджала губы, но не закончила предложение. — Отпразднуем завершение лета, поблагодарим Нут за дары и встретим осень. Надеюсь, она смилостивится над нами, порадует теплом и светом. Выпьем же за лето, пищу и за жизнь!

— За лето, — повторила Мириам, поднимая ендову, а затем пригубила вино.

Какой сладкий насыщенный вкус красной смородины! Божественно!

После обеда мама завернула кусок пирога и несколько пирожков в ткань и засунула в буфет.

— Это Вам, Аргон, в дорогу.

Затем Мириам с мамой занялись печкой: она как раз успела остыть. Женщины вымели золу, застелили горнило еловыми лапками и сверху постелили ткань.

Аргон смотрел на всё это широко распахнутыми глазами, а когда Мириам поставила в печь ведро с водой, не вытерпел и поинтересовался:

— А что вы делаете?

— Печь готовим, — ответила Мириам, тщательно протирая шесток. — Мыться будем.

— Эм…что?

Его страх и недоумение рассмешили Мириам.

— Вы что, никогда не мылись в печи?

— Нет.

— Ой, зря, — покачала головой мама. — Это очень полезно для здоровья. Любую заразу изгоняет. Ладно, мы с дочкой полезем первыми, а Вы после нас. Но пока побудьте в комнате. Мы Вас позовём, как закончим.

Аргон кивнул и ушёл.

Мама скинула одежду, распустила волосы — они белоснежной лавиной упали на спину — и залезла в печь. Мириам принесла из сарая еловые веники и подала их маме, затем разделась и полезла к ней. Внутри печи было темно и тесно, но это не пугало, наоборот, успокаивало. Казалось, будто все проблемы остались там, в другом мире. Мире, продуваемом ветрами, орошённом дождями и скованном холодами. А здесь, в тёплом печном нутре, всё было совсем иначе. Спокойно и безопасно.

Жар окутал Мириам, словно шерстяное одеяло. От его горячих объятий по коже побежали ручейки пота. Вскоре Мириам чувствовала себя будто обильно смазанной маслом.

— Давай ложись, — сказала мама, — я по тебе веничком пройдусь.

Мириам растянулась в печи, высунув голову из горловины, сложила руки замком под подбородком. Она видела край стола, пару стульев, лавки у стены, квадраты света на полу.

Всплеснула вода, а затем тёплая струя пролилась по спине вдоль позвоночника. Следом пришёл веник. Мириам вздрогнула, а затем расслабилась. Её как будто окутало тёплое мягкое облако. Она закрыла глаза, отдаваясь ощущению блаженства.

— Согни колени, давай я тебе по пяткам пройдусь, — мамин голос звучал словно через пелену.

Веник ещё раз хорошо прошёлся вдоль её тела, а потом снова на спину полилась вода, такая тёплая и приятная.

— Теперь ты меня, — сказала мама.

Мириам поднялась, взяла веники.

— Ах, хорошо! — восклицала мама всякий раз, когда веник шлёпал по коже. — По пояснице ещё пройдись, а то она у меня болит немного, потянула её недавно.

Затем женщины вымыли волосы — сначала щёлоком, который поставили настаиваться пару дней назад, а после сполоснули чистой водой.

— Давай заканчивать, — сказала мама, поливая себя. — Печка остывает, а Аргону ещё помыться надо.

Женщины вылезли из печи. Сердце разгорячённо стучало, кожа раскраснелась, и от неё поднимался пар. Несмотря на чувство размягчённости, тело как будто наполнилось новыми силами. Жаль, что жизнь с повседневными хлопотами и заботами растворит эти ощущения, оставив от них лишь воспоминания.

— Теперь Ваша очередь, — торжественно объявила Мириам, заходя в комнату к Аргону.

Он долго смотрел в устье печи и сделал шаг назад.

— Я туда не полезу!

— Да мы только что помылись, живы, не сгорели, — Мириам веселил его страх.

— А я не полезу.

— Ой, зря, — воскликнула мама, завязывая запону поверх юбки. — Я себя чувствую так, будто заново родилась.

Она на самом деле выглядела как-то моложе: кожа немного разгладилась и разрумянилась, волосы блестели, как у молодой девицы, а от повседневной усталости не осталось и следа.

— Если Вы ещё помнётесь, то печь окончательно остынет, — бросила мама.

— Ладно, — сдался он, — что мне делать?

— Раздевайтесь и залезайте внутрь, — закомандовала Мириам.

— Отвернись.

Она саркастически вздохнула и закатила глаза, но всё же отвернулась. Раздался шелест одежды, затем шебуршание.

— Я залез, — голос Аргона звучал приглушённо. — Что дальше?

— Как Вам там? — поинтересовалась Мириам, заглядывая в