Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила (сборник) - Александр Михайловский

На Байкале обе делегации едва сумели пообщаться между собой. Время поджимало. Но они успели сказать друг другу самое главное. И теперь всё должно было решиться в Петербурге. Ведь Россия была империей, столица ее находилась на берегах Невы, а в Зимнем дворце сидел император Николай II, который и правил всей огромной страной. Во всяком случае, он думал, что правит Россией единолично. Но так ли это было на самом деле?

Часть 1. Тихоокеанский дебют

19 (6) февраля 1904 года, полдень. Цусимский пролив, борт гвардейского ракетного крейсера «Москва»

Контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов

Ну вот, кажется, и начинается высокая политика. Два дня назад командир тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов» сообщил мне, что к Чемульпо прибыл германский крейсер «Ганза», с которого сообщили, что на его борту находится представитель германского кайзера, желающий установить контакт с командованием нашей эскадры. Германская разведка, как всегда, на высоте, ну а мы, по ходу пьесы, сильно наследили. В отлив лежащий на боку крейсер «Асама» почти до половины выступает из воды, и тогда становится похож на дохлого обглоданного песцами кита – приходилось видеть такое на Севере. И любому специалисту ясно, что повреждения, которые он получил, не могли быть нанесены ни одним из известных в этом времени видов оружия. Опять же БМП нашей морской пехоты – это такая штука, применение которой совершенно невозможно скрыть от посторонних глаз. Сейчас, когда автомобили только делают первые робкие шаги, БМП – это из области фантастики.

Но я никогда и ни за что не пошлю своих бойцов против врага, многократно превосходящего их числом, не обеспечив им соответствующего технического превосходства. Даже в нарушение секретности. И вот по результатам всего этого первыми всполошились немцы. Англичане, конечно, тоже не прочь сунуть к нам свой длинный нос, но они не дураки, и понимают, что при нынешних англо-русских отношениях предложенный нами пеший эротический маршрут будет весьма продолжительным.

Ну а с немцами у нас отношения вроде неплохие, почти дружеские. Мешает только наш союз с Францией, и их – с Австрией. Но это так – политика будущего.

А сегодня мне предстоит встретиться с Оскаром фон Труппелем, губернатором немецкой, точнее, как принято здесь говорить – германской колонии Циндао. Наш самолет-разведчик при плановом облете акватории еще на рассвете засек германский крейсер на расстоянии примерно семидесяти миль от пролива. Визит этот хотя и полуофициальный, но от него будет зависеть очень многое. Командир «Кузнецова», капитан 1-го ранга Андреев, сообщил, что фон Труппель везет с собой личное послание адмирала Альфреда фон Тирпица.

Конечно, за такое короткое время никакая почта не успеет дойти из Берлина в Циндао. Это минимум двадцать дней в один конец. Письмо, скорее всего, было передано по телеграфу и переписано потом красивым почерком штабного писаря. В эти времена школьников и в России, и в Германии еще мучили таким предметом, как каллиграфия. Крейсер «Ганза» – флагман Восточно-Азиатской эскадры, а сие означает, что визит если и не официальный, то вполне солидный.

В оперативном отделе со всех любителей «старины глубокой» уже была собрана информация обо всем, что нынче по морям ходит, и даже о том, что ходить только будет. В первую очередь внимание уделялось русскому, японскому и британскому флотам. Германский флот, как нейтральный, шел по остаточному принципу. Но информация о германском крейсере «Ганза» там всё же нашлась. Кораблик по нынешним временам не очень крупный: шесть тысяч тонн водоизмещение, скорость – 19 узлов, броня – 100 миллиметров, два орудия – 208 миллиметров, шесть – 150 миллиметров. В боях не был – боевая эффективность пока не известна. Наша «Москва» в два раза больше по водоизмещению, а по вооружению так и вообще их не стоит сравнивать. «Москве» эта «Ганза» – на один зубок.

Смотрю на море и наслаждаюсь. Погода как на заказ. Море спокойное, даже солнышко выглянуло, не то что позавчера. А этот германский крейсер красивый. Белый корпус, желтые надстройки и трубы, белые орудийные башни, изогнутый форштевень с выступающим вперед тараном. Есть в старых боевых кораблях какая-то патриархальная красота.

Подношу к глазам бинокль. Еще полчаса назад с борта германского крейсера спустили на воду паровой катер. Из его единственной трубы уже валит густой черный дым. Ну, кажется, всё, пары подняты. По парадному трапу спускаются несколько важных господ. Отдав швартовы, катер направляется к «Москве». Скорость, правда, как у портовой галоши, узлов восемь-десять. Вахтенный офицер на «Москве» свое дело знает, по правому борту уже приготовлен трап для почетных гостей – всё же к нам направляется личный посланник адмирала Тирпица. Кроме того, по заключению, которое совместно сделали подполковник СВР Ильин и полковник ГРУ Бережной, за спинами фон Труппеля и Тирпица маячит фигура самого кайзера Вильгельма II. И я с ними полностью согласен. «Художественная самодеятельность» в таком вопросе у немцев никогда не приветствовалась.

Я прикинул, стоит ли звать переводчика. Ведь герр губернатор вряд ли владеет русским языком. А я немецкий уже немного подзабыл. Хотя когда-то говорил на нем свободно и, как отмечали мои знакомые из ГДР, даже с выраженным «берлинским» акцентом.

А всё началось с того, что в конце 70-х, когда я был еще курсантом Фрунзенки, в Ленинград пришел с визитом учебный двухмачтовый парусный корабль фольксмарине «Вильгельм Пик». Тогда-то я и познакомился с курсантом Иоганном Штраусом. Двойной тезка знаменитого венского композитора, по всей видимости, уже смертельно устал от подначек, связанных с его именем и фамилией. Во всяком случае, представляясь мне, он сразу же сказал на хорошем русском: «Нет-нет, коллеги, я не родственник. И даже, кажется, не однофамилец». Тогда-то мы с ним и подружились.

Иоганн был родом из Котбуса. Как он сам мне говорил, среди его родни были славяне – лужичане, которых, правда, сейчас осталось в Бранденбурге совсем немного, да и большинство из них уже подзабыли свой язык. Мы стали переписываться с Иоганном. Заодно я подналег на немецкий. К счастью, моим соседом по лестничной площадке был военный пенсионер, служивший в ГСВГ во Франкфурте-на-Одере. Он-то и помог мне освоить немецкую грамматику и произношение.

Потом мы еще несколько раз встречались с Иоганном. В Варнемюнде, куда заходил наш эсминец, в Ленинграде, куда приходил сторожевик «Берлин», на котором служил обер-лейтенант цур зее Иоганн Штраус. Ну, а после октября 1990 года, когда «меченый» по-предательски сдал ГДР, всё пошло прахом… Иоганна уволили со службы, он у себя в Котбусе занялся каким-то бизнесом, хотя, как писал мне, так и не мог расстаться с тоской по морю, плеску волн и крику чаек…

Я немного расслабился, вспоминая прошлое. Но к борту «Москвы» уже подвалил германский катер, и наступило время встречать гостей. По трапу легко взбежал моложавый и подтянутый немецкий морской офицер в мундире капитана цур зее (капитана 1-го ранга – «на наши деньги»). У него были густые – «кайзеровские» – усы и небольшая бородка.

Командир «Москвы», капитан 1-го ранга Остапенко, поприветствовал гостя. Выстроенные в качестве почетного караула морские пехотинцы в «полном боевом» взяли на караул свои акээсы. Было видно, что эти парни, прозванные противником «ночными демонами», произвели определенное впечатление на наших гостей. Потом Остапенко жестом пригласил немцев следовать за собой.

Я встретил фон Труппеля на палубе у лестницы, ведущей на ГКП. Увидев мои золотые адмиральские погоны, немец вытянулся в струнку, вскинув руку к козырьку фуражки с белым верхом и браво доложил мне по-немецки:

– Экселенц, я прибыл к вам с личным письмом моего начальника, адмирала фон Тирпица. Я хотел бы переговорить с вами лично. Где бы мы могли побеседовать?

Сопровождавший фон Труппеля господин в черном сюртуке и котелке, точь-в-точь буржуй с плакатов времен СССР, начал было переводить сказанное посланцем Тирпица на русский язык. Но я жестом остановил его, ответив по-немецки капитану цур зее:

– Я вас прекрасно понял, герр губернатор. И хотя язык Гёте и Шиллера мне не родной, но полагаю, что мы еще лучше поймем друг друга, если будем беседовать с вами с глазу на глаз.

Вид у фон Труппеля был удивленный и слегка ошарашенный. Он не стал спорить и последовал за мной, оставив адъютантов и переводчика любоваться морскими красотами на палубе. Всю дорогу немец старался сохранить невозмутимый вид, стреляя глазами направо и налево не поворачивая головы. Даже в обычных переходах было много того, что вводило его в ступор, например лампы дневного света на подволоке и приборы непонятного вида на переборках. Как я понял, ему очень хотелось задать мне несколько вопросов о назначении странных устройств, с которыми ему ранее не приходилось встречаться. Но он, хотя и с трудом, сдерживал свое любопытство.