Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

ЧАСТЬ 2

ЗАГРАНИЦА: ЕВРОПА И ЮЖНАЯ АМЕРИКА

1955–1967

9

Открытие Европы: Рим

1955

Самолет «Коломбиан» авиакомпании «Авианка», один из знаменитых самолетов модели «Супер-Констеллейшн», разработанной фирмой «Локхид» по заказу эксцентричного миллионера Говарда Хьюза, раз в неделю совершал рейс в Европу. По пути он делал несколько остановок на островах Карибского моря, в том числе на Бермудах и на Азорских, затем летел в Лиссабон, Мадрид и Париж. В своем первом сообщении из Старого Света Гарсиа Маркес выразит удивление тем, что такую зрелищную летающую машину придумал мистер Хьюз, «создающий столь ужасные фильмы»[463]. Что касается его самого, несмотря на жуткое похмелье, он сообразил написать короткое письмо Мерседес, которое отправил с Монтего-Бей, курорта на побережье Ямайки. Это была отчаянная попытка придать официальный статус их отношениям. В мемуарах он говорит, что письмо его заставили написать «муки совести», ведь он не сообщил ей о своем отъезде, но, возможно, он не решился попросить ее, чтоб она писала ему, так как боялся нежелательных последствий.

Когда самолет наконец-то долетел до Парижа и пошел на посадку, пассажиров предупредили, что шасси в неисправности, и те приготовились к худшему. Но приземлились они благополучно. Гарсиа Маркес прибыл в Старый Свет[464]. Прошло почти десять лет с тех пор, как в Европе кончилась Вторая мировая война. На осмотр достопримечательностей времени не было, и на следующий день рано утром он сел в поезд, следующий до Женевы, куда прибыл после обеда. Миновало два дня с тех пор, как он покинул Барранкилью. О своей короткой остановке в Париже Гарсиа Маркес читателям скажет лишь одно — что французов больше интересовала велогонка «Тур де Франс», чем то, что происходило в Женеве. Но, приехав в Женеву 17 июля, он обнаружил, что и швейцарцев тоже велогонка интересовала больше, чем происходящее в Женеве. В сущности, отметил он, интерес к женевской встрече, похоже, проявляли только журналисты, призванные освещать данное событие. За исключением, лукаво намекнул он, колумбийского журналиста Гариэля Гарсиа Маркеса[465].

Он поселился в первой гостинице, которую нашел, переоделся и принялся готовить свой первый далеко не восторженный репортаж, который отправил телеграфом. Потом ему пришлось довольствоваться услугами заказной авиапочты. В тот год в снежной Швейцарии лето выдалось жаркое, и это вызвало у него разочарование. Как он будет вспоминать многие годы спустя, разочаровало его также и то, что «трава, которую я видел из окна поезда, была точно такая же, как и та, что я видел из окна поезда в Аракатаке»[466]. Он не знал иностранных языков и плохо ориентировался на местности. Провидение послало ему в помощь говорившего по-испански немецкого пастора, и вместе с ним он кинулся искать здание ООН, а потом встретил, к своего огромному облегчению, репортеров из латиноамериканского журналистского корпуса, среди которых был и заносчивый Саснасо Херман Арсиньегас, представлявший газету El Tiempo. Все они прибыли в Женеву, чтобы освещать переговоры, которые вели представители «Большой четверки» — Николай Булганин (СССР), Энтони Иден (Великобритания), Дуайт д. Эйзенхауэр по прозвищу Айк (США) и Эдгар Фор (Франция).

В «Большую четверку» входили страны, наиболее активно участвовавшие в холодной войне. Ранее они уже поделили между собой на четыре зоны влияния разгромленный Берлин. Каждая из этих стран обладала правом вето в Совете Безопасности ООН и владела ядерным оружием или находилась на пути к его приобретению. Было очень важно, чтобы они достигли взаимопонимания, иначе мир, над которым нависла угроза глобальной ядерной катастрофы, мог не пережить страшную новую эпоху, начавшуюся с разрушения Хиросимы и Нагасаки. На протяжении какого-то времени эти страны встречались друг с другом не под эгидой таких организаций, как ООН, НАТО или Организация Варшавского договора, которая вскоре будет образована. Позже, в результате Суэцкого кризиса 1956 г., Франция и Великобритания во многом утратят свое влияние, и на мировой арене останутся два основных игрока — США и СССР. Но в тот период встречи стран «Большой четверки» расценивались как первые проблески света в мире послевоенной эпохи, и на Западе их широко освещали в газетах и на телевидении. Не утихали разговоры о возможном «потеплении в отношениях между Востоком и Западом».

Первый репортаж Гарсиа Маркеса, должно быть, разочаровал боссов, финансировавших его командировку за Атлантику, и, вероятно, привел в растерянность читателей газеты. Статья вышла под заголовком «Женеве плевать на конференцию» — не самое удачное название, чтобы привлечь внимание читательской аудитории. Последующие статьи — «„Большая четверка“ в сочных тонах», «Мой славный клиент Айк», «Счастливая четверка» и «Чем не Вавилонская башня?», — как, вне сомнения, и сама работа Маркеса, тоже были направлены на то, чтобы развеять иллюзии читателей. Совершенно очевидно, что конференции «Большой четверки» — предыдущая, январская, проходила в Берлине — вызывали в мире большой интерес, потому что мир страшился ядерного холокоста, но Гарсиа Маркес лучше многих понимавший, что́ поставлено на карту — полтора года работы репортером в Боготе стали для него хорошей политической школой, — свел эту встречу до статуса голливудского мероприятия, освещаемого журналистами светской хроники. В итоге много лет спустя он сам будет часто совершать путешествия в зазеркалье высокой политики — возможно, он уже об этом мечтал, — но его никогда не обманывал вой фанфар, и он никогда не строил наивных иллюзий относительно «важной» роли международной прессы в освещении политических событий. Его репортажи об Айке, Булганине, Идене и Форе, не говоря уже про их жен, — как и вся мировая пресса, он приукрашал достоинства известных политиков, лепил из них этаких кинозвезд — были увлекательны, но такая журналистика была не в его вкусе.

Отрезвленный трудностями практического и культурного характера, коими сопровождалась его миссия, он принялся активно осваивать новое журналистское пространство. В большинстве своем его статьи останутся нарочито поверхностными и юмористичными, словно он отказывался серьезно воспринимать новости, поскольку не имел возможности освещать их серьезно. Вскоре он осознал, что в Европе он никогда не сможет проводить журналистские расследования, чем он прославился в Колумбии, а значит, и не сможет написать ничего сенсационного. Но постепенно он научится использовать с наибольшей пользой минусы неблагоприятных обстоятельств, научится представлять свой материал как нечто оригинальное и находить «другую сторону новостей»[467], а также — что не менее важно — поймет, в какой форме следует писать репортажи, чтобы они брали за душу читателей в его родной стране. Почти сразу он постиг, как в передовых странах стряпаются новости, и начал готовить на своей собственной журналисткой cuisinière[468]. Уже в своих боготских статьях он виртуозно демонстрировал — задолго до появления новой журналистики, сформировавшейся в 1960-х гг., — как можно с помощью воображения компетентного журналиста восполнить недостающие факты и художественными штрихами придать материалу пикантность и увлекательность, и в Европе это его профессиональное ноу-хау, в котором теперь он особенно нуждался, снова и снова будет его выручать. Вот почему с самого начала в своих репортажах Маркес писал как о событиях, которые он был призван освещать, так и — неявно или открыто — о себе самом и при этом давал понять, что новости создают не богатые и знаменитые, а журналисты, которые следуют за ними по пятам и любой их поступок или деяние обращают в «историю»[469].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});