Меланхолия - Михаил Савеличев

Профессор Эй кивнул.

- Вот видите, уважаемые коллеги, докладчик не будет возражать.

- Так вот, уважаемые коллеги, пару недель попадает ко мне в лабораторию некий клиент с достаточно очевидной симптоматикой... Хотя надо сказать, что в это время меня не было и на беседу он попал к моему аспиранту. Парень тот толковый, выясняет в чем дело, хотя из комментариев нашей доблестной полиции и так все понятно - утверждается, что соседи этого гражданина пытаются его выжить из дома, для чего пробили в потолке его квартиры дырку и травят несчастного таинственными излучениями. Случай классический, но моего аспиранта настораживает несколько смазанная клиническая симптоматика. Хотя, наверное, другой специалист, не слишком сомневаясь, отправил бы пациента дальше по нашим инстанциям. Мой аспирант идет к палатному врачу. Диагноз тот же, клинической картины нет! Пациент выдает прямым текстом, что у него в потолке дыра, что его травят излучениями, а в остальном - вполне нормальный, хотя и перевозбужденный, тип. Никто ничего понять не может, надо выпускать человека, но случай уж слишком странный. Если подтвердится его валидность, то тут не одной диссертацией попахивает. Прошу прощения у коллег, но вероятно такие мысли пришли бы и каждому из нас. Не в диссертациях и ни в славе дело, а в Ее Величестве Науке. Что только не встретишь на ее пажитях!

- Так в чем дело оказалось? - не выдержал травести умело взятой паузы.

- Дело? Ах, дело, - очнулся от размышлений Бейль. - Возвращаюсь я с конгресса, мне докладывают обстоятельства дела, я беседую с потенциальным пациентом и тоже убеждаюсь в его полной адекватности. Хорошо, говорю, раз такой случай, то звоните в полицию, берите машину и поедемте к клиенту домой разбираться. Вот. Приезжаем. Входим. И знаете, что мы видим?

- Дыру в потолке, - предположил Вернике.

- В точку, уважаемый коллега, в самую точку! В потолке дыра, в дыре установлены две микроволновые печи с оторванными дверцами. Все как и описывал человек. Полиция в шоке, мои студиозусы в экстазе, а меня смех разбирает. Оказывается, его соседи таким образом боролись с инопланетным монстром, который, по их мнению, и поселился этажом ниже. Проглотил, понимаешь ли, их милого соседа, принял его облик, по ночам воет, воняет, вещи в доме пропадать стали, кто-то собак не досчитался. Короче говоря, вместо одного пациента, мы наткнулись на классический случай группового помешательства. Любопытная, я вам доложу, коллеги, семейка!

- А микроволновки были включены? - спросил Кречмер.

- Микроволновки? - прервал свой смех Бейль. - Какие микроволновки?

- В потолке, - пояснил Кречмер.

Бейль достал платок и вытер слезы:

- Да, кажется были... Они их ненадолго включали. Представляете какие счета за электричество они получали? А почему вас это интересует, уважаемый коллега?

- История уж больно занятная, - сказал Кречмер. - Хотелось выяснить подробности и сравнить...

- С чем сравнить?

- Дело в том, уважаемый коллега, что у меня уже есть данные по трем подтвержденным случаям. Еще два - в процессе проверки...

- А нельзя ли поподробнее, уважаемый коллега? - всплеснул ладонями травести. - Я чувствую здесь жуткую тайну!

- Никакой тайны нет, - развел руками Кречмер. - Я пока собираю материал и до официальной публикации еще не близко, но в качестве некоторого предварительного мнения... Может быть. Описанный нашим уважаемым коллегой профессором Бейлем случай не является единичным. Скорее это целая цепочка аналогичных случаев, охватывающая совершенно различные семьи в разных районах города. Описания слегка варьируются, но в целом сводятся к тому, что этажом ниже милый сосед превращается в нечто совершенно нетерпимое и начинает выживать их с помощью излучения, передаваемого по телефонному проводу...

- Точно! - воскликнул Бейль. - По телефонному проводу! Я забыл об этом сказать.

- Однако, - вздохнул Геккель.

- Вы в это верите? - тихо спросил травести.

- Разве в нашей профессии можно кому-нибудь верить? - переспросил Геккель. - Я всегда держу про запас хороший холодильник, набитый скептицизмом.

- Но выводу можно сделать любопытные, - сказал травести.

- Это - к мэру, - махнул рукой Геккель. - Он у нас специалист по нетривиальным выводам.

- Я склоняюсь к мысли, что мы имеем дело с некоторой формой эпидемии... Весьма специфической эпидемии, конечно, - сказал Кречмер. - Не спрашивайте меня, что или кто является ее переносчиком. Я не знаю. Пока не знаю.

Волшебники продолжали творить свои угрюмые чудеса, а вода поднималась все выше и выше. На самом деле это казалось падением. Утомительным, долгим падением сквозь нескончаемую белизну вырожденной звезды, сквозь снежную бурю спорящих фигур в обществе торопливых рыб. Гравитация цепко сжимала прикованное, распятое на высоте тело, задевала острыми когтями ветхую кожу, электролизуя реальность. О, это чудо образов! Голод чутко отзывался на любое движение, порождая запах, фактуру и видения. Целый сонм перепутанных видений. И среди них - самый вычурный и жуткий солипсизм, где нет ничего, кроме нелепой фигуры, трясущейся от холода и подтягивающей под себя крупные ступни с двумя громадными пальцами, уставившейся сквозь розовые очки на очередное собрание торжествующих букв. Главное - правильно расшифровать заговор бытия и небытия, выдернуть нить комплота из кошмарной ночи, рассыпать кубики и сделать еще одну безнадежную попытку.

Вода не может быть такой зеленой. Слишком много дурной зелени.

- Я боролся с болезнью. Я думал о возможной защите от нее. Мне было очевидно, что она укоренилась не во мне, не в жалкой пустыне черепа, где недостаточно влаги и на жалкий саксаул... Она - во вне. Она и есть экзистенция. Вы видите лишь жалкие попытки, обсиженную верхушку айсберга, банальность отвлекающих маневров, выдающих неопытность ныряльщиков психической реальности. Мы обречены на такой шаг, вы же приговорены к непониманию. Как это казалось забавным! Дразнить голоса! Менять ритм своих шагов! Творить все новые и новые заклятья, сбивающие с толку тех, кто преследовал тебя. Затем приходит очередь самоконтроля - касание ледяной, льдистой воды, погружение в настоящий шторм сознания... Еще одна бессмысленность! Потому что мы - это вы. Нас разбили на тысячи осколков, но каждый осколок готов воспроизводить все ту же выцветшую голограмму реальности... Нельзя склеить вазу и выдавать ее за целую. И вот с каждым днем я понимал свое положение все хуже и хуже, с каждым днем я совершал все больше и больше ошибок, потому что я пытался жить, я пытался действовать, я думал "Я", хотя никакого "Я" уже не существовало и никогда не существовало. Да, мы разбились, но мы и получили подлинную свободу. Все это торжество наведенных големов, лживых чар прошло, проскочило сквозь исчезнувшее окно и лишь наши страхи, попытки остановить океан порождали то трепыхание, которое вы и называете болезнью. Агония. Агония - ее имя.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});