Агитбригада-2 - А. Фонд

— добавил Енох, — другой какой-то.

— Сейчас проверим, — сказал я и вошел во двор. Затем — в дом. Там было натоплено, но темно. Пахнуло чистотой, сушенными яблоками и пшённой кашей на молоке. Откуда-то из-за печи доносился могучий храп.

— Есть кто дома? — громко сказал я и постучал в открытую дверь.

Храп моментально стих и из темноты кто-то испуганно выпалил:

— Кто здесь?

Через мгновение чиркнуло огниво и зажгли свечу.

В её неясном мерцании я разглядел бородатого мужика на лежанке.

— Мужик, ты кто? — спросил я, — что ты тут делаешь?

— А ты? — спросил мужик и спрыгнул с лежанки. Он еще не отошел ото сна и тёр глаза.

— Я Анну ищу, — соврал я, — ты её муж, что ли?

— Да нет, Антип я, Конопатый. Из Дерюжек я за помощью приехал, с письмом от общества, — представился мужик, зевнул и спросил, — слышь, парень, закурить есть?

— Не курю, — развёл руками я.

— А выпить? — с надеждой спросил мужик, — хряпнуть хочется, мочи нету. Завтра утром отсюда, слава богу уеду, ответ повезу, но до завтра как-то продержаться надобно.

— Тоже нету, — ответил я, — здесь же бабское царство.

— Да, бабам мущинского желания никогда не понять, — вздохнул мужик и лениво почесал живот, — мнят себя равными нам, человекам, а про то, что мущине выпить надобно, и не думают. Нет, что ни говори, а бабам до нас ещё очень далеко!

Я спорить не стал, хотя данное утверждение носило довольно сомнительный характер. Мужик ещё раз зевнул, обошел меня и вознамерился было выйти во двор, когда я повернулся за ним к выходу, и, когда свеча перестала слепить глаза, вдруг увидел над ним зеленоватую призрачную нить.

Опять нить эта!

— Слушай, Антип, а ты Епифана знаешь? — торопливо спросил я.

— Это которого Епифана? — притормозил у порога тот. — У нас, в Дерюжках, их четверо.

— Фамилия Морозов у него, — припомнил я. — Здоровый такой.

— А-а-а-а, этот. Слышал, и не раз, — сказал Антип, — это главный там, у них.

— У кого?

— У сектантов этих, — скептически хмыкнул Антип, — ерунда это, я тебе так скажу.

— Не веришь, значит?

— Не в том дело, — почесал всклокоченную голову Антип, — а какой смысл в этом всём, ежели ни выпить нельзя, ни по бабскому делу, вообще ничего?

Я не нашелся, что ответить.

— И вот Митрофан нам тоже постоянно говорит…

— Митрофан Анучин? — вспомнил о пропавшем главе сектантской общины я.

— Он самый? Знаешь разве его?

— Не очень, — отмахнулся я, — мы в Яриковых выселках представление с агитбригадой давали, там его видел.

— Дык он теперь к нам переехал. Брат у него у нас, в Дерюжках, живёт.

— Понятно, — кивнул я и тихо шикнул, — Моня, отводи!

Моня материализовался зеленым светом и замерцал.

— А? Чой говоришь? — спросил Антип и глаза его враз остекленели.

— Изыди! — я подскочил и кольнул его шилом, легонько.

Зелёная нить пропала.

— Всё! — шикнул я Моне, пряча шило в карман.

Моня померцал и пропал. Глаза Антипа расфокусировались.

— Ну ладно, Антип, — я хлопнул его по плечу так, что тот аж вздрогнул, — бывай! Кстати, а ты когда за матпомощью сюда приедешь?

— Дык послезавтра и приеду, с мужиками, — растерянно пробормотал Антип, машинально потирая место укола и не в силах понять, что сейчас было.

А я уже вышел во двор.

На следующий день Гудков как сошел с ума — весь день шла одна бесконечная адская репетиция. Мне предстояло играть марш вместе с Зёзиком, да и то, он будет не сегодня, а аж завтра. Но как раз к нам особых требований и не было, сыграли, как сыграли. Нормально, в общем. А вот девчат наших и Жоржа с Семёном Гудков просто замордовал: так его заело равнодушие коммунарок к нашему представлению, что он явно вознамерился поразить их конкретно.

— Рыжова! Как ты крутишь фуэте⁈ — возмущённо набросился на Люсю Гудков, — легче ножку тяни, легче! А то как слон в цирке!

— Слон в посудной лавке, — поправила его педантичная Клара.

— Слон в посудной лавке и то изящнее, чем Рыжова, — рыкнул наш руководитель и ехидно добавил, — а потом удивляемся, отчего нам публика не хлопает! И хватит рыдать, Рыжова, давай всё заново!

Не знаю, довёл бы Люсю Гудков до нервного срыва или нет, но тут к нам в клуб, где мы репетировали, заглянула Анна.

— Добрый день, товарищи! — улыбнулась она и её ясные глаза, казалось, осветили весь клуб и всех нас, — репетируете, я смотрю? Трудитесь?

— Да, репетируем, — усмехнулся Гудков и непроизвольно расправил плечи, — а вы хотите на репетицию посмотреть, Анна?

— Нет, я на секундочку, зашла предупредить, — чуть смутилась женщина, — сегодня у нас тяжелая работа, будем допоздна, поэтому давайте представление перенесём, может, на завтра?

— Так они это на завтра репетируют. А у нас сегодня лекция, — моментально влез Зубатов, который буквально поедал Анну восторженным взглядом. — Так что приходите, когда сможете, хоть и ночью. Лекцию читаю я. Подожду вас, сколько надо, хоть до утра.

— Но…

— Тема очень важная и актуальная, — не допускающим возражения тоном произнёс Зубатов, — я буду вас ждать, Анна. Хочу узнать ваше мнение…

Анна вздохнула, но спорить больше не стала, поняла, что бесполезно.

— А сразу после лекции, я приглашаю вас к нам, в школу. — Горячо заговорил Зубатов, — У меня там есть коллекция старинных дагерротипов о сибирских шаманах и воскрешении мёртвых африканскими колдунами. Я вам покажу, и вы сразу убедитесь, как они одурачивают народ…

— Простите, товарищ Зубатов, но я не смогу. Извините, а сейчас я должна оставить вас. Спешу, — покачала головой Анна и торопливо выскочила из клуба, оставив Зубатова скрежетать зубами. Особенно под явно злорадными взглядами остальных агитбригадовцев и разъярённого — Клары.

В общем, Зубатов надулся и до конца дня молчал, выполняя только те реплики, что предусматривались на репетиции по тексту.

Вечером на лекцию Анна не пришла.

Зубатов рвал и метал. Гришка потом рассказывал, что он в гневе даже разбил горшок, в котором Анна нам мёд приносила