Реликт - Василий Головачёв

послушно отступил.

Ясен нашёл ложбинку, устроился в ней, слыша утихающий гул крови в жилах.

Истома повозилась у мотоцикла, проворчала:

– Чёрт, ничего нет!

Села поодаль, легла, поворочалась, снова села.

– Неудобно.

– Иди ко мне, – предложил он от чистого сердца.

– Можно подумать, под тобой земля мягче.

– Здесь выбоина, и камней нет.

Истома подошла, потрогала края ложбинки, легла к Ясену спиной, устроилась поудобней, проговорила сонным голосом:

– Спокойной ночи.

Он замер, испытывая крайнее смущение.

– Спокойной ночи.

Она добавила:

– Расслабься… обними меня…

Ясен повернулся к ней спиной, но колени не вмещались, пришлось поворачиваться обратно. Чувствуя возбуждающее тепло её тела, обнял осторожно и вдруг понял, что Истома спит.

Тогда закрыл глаза и он.

Гонка

Если бы не попавшееся на пути селение плевинов, – это были интраморфы с Лохитанги (так назывался Марс после Катастрофы с нагуалями), – путешественники-беглецы могли и не добраться до Орилоуха.

Плевины на вид были мрачными субъектами, носящими все как один коричневые очки на пол-лица, но оказались добродушными, хотя и меланхоличными существами.

Их женщины не отличались красотой, носили цветастые накидки – сари и все поголовно любили жевать листья растения под названием бетель.

Мужчины-плевины, в отличие от женщин, бетель не жевали, зато курили трубки, поскольку всей колонией выращивали табак.

Обо всём этом и о многом другом поведал гостям управитель колонии Викториан, суровый старик с гладким, бритым, грубоватым лицом. Он тоже носил очки и снял их лишь один раз, когда гости назвали свои имена. Глаза у него оказались цветными: радужка в буквальном смысле оправдывала своё название, отблескивая радугой – от жёлтого до фиолетового.

Что на него подействовало, Ясен разбираться не стал. Но у него сложилось впечатление, что их тут ждали. Во всяком случае, стоило путешественникам показаться у границ владений колонии, как им навстречу выехал целый отряд… велосипедистов, командовал которыми сын старосты Алик, похожий на него как две капли воды.

Было это ранним утром, Расий только-только показался на горизонте, природа начинала просыпаться, и случайной встречу назвать было трудно.

Впрочем, беглецы об этом не задумывались.

Ночь провели, поворачиваясь синхронно то на правый, то на левый бок. Ясен лишь дважды просыпался за ночь, первый раз от подземного толчка, сопровождавшегося низким гулом, второй раз его разбудила сторожевая система организма. Но оба раза тревога оказалась ложной, спящих никто не обнаружил и не побеспокоил.

В селении, носившем звучное имя Лохитангсарай, которое расположилось под склонами небольшой Горы, образованной скорее всего какой-то малой планетой, путников встретил управитель плевинов. Их проводили в дом, напоминавший готический каменный храм в миниатюре, предоставили влажные салфетки (с водой дела здесь обстояли плохо, открытых водоёмов вокруг Горы не существовало), накормили и напоили горячим напитком, по вкусу близким к российскому кефиру.

Беседа с управителем длилась около часа. Викториан свободно говорил на инглизе и новоязе, понимал русский, вопросов задавал мало и остался ли доволен беседой, Ясен не понял. Свои чувства старик – ему исполнилось сто шесть лет – не проявил никак.

Путникам предложили отдых, а когда они отказались, дали с собой рюкзак с запасом пищевых концентратов: вся еда у плевинов была искусственной, кроме разве что неизвестного сорта овощей, похожих на огурцы и бананы одновременно. Затем снабдили флягой с «кефиром» и проводили за пределы Лохитангсарая.

– Удачи тебе, сын Предтечи, – сказал Викториан на прощание, посылая тонкий ментальный образ: горный хаос, тучи и проглянувшее сквозь тучи звёздное небо. Он был паранормом и, вполне возможно, читал мысли гостей, хотя и не показал своего умения сразу.

Истома с любопытством посмотрела на него, но ничего не сказала. Заговорила, лишь когда они отъехали от столицы колонии, приютившейся под склоном красноватой, иззубренной катаклизмом Горы.

– Ты такая знаменитость! – В тоне девушки слышались издёвка и одновременно уважение. – Такое впечатление, что тебя на Равнине знают все.

– Я не виноват, – ответил Ясен, смущённый тем не менее эффектом, произведенным на спутницу словами старого плевина. – Они интраморфы и хорошо знают историю.

– Но они, насколько я помню историю, отказались в своё время помогать нашим во время Противостояния.

– Не они – их предки.

– Они! Ты видел хотя бы одного молодого плевина? Одни старики!

Ясен не стал возражать. Колония интраморфов Лохитанги действительно производила впечатление древнего угасающего рода, доживавшего последние дни. И всё же было приятно, что её управитель пожелал ему удачи.

К полудню отмахали от Тартар-Горы ещё полторы тысячи километров. Остановились у скопления скал синего цвета, с лазоревыми и салатовыми оттенками. Быстро пообедали, не отвлекаясь на изучение странных скал, отметили, что выданная плевинами пища – непонятные беловатые ломтики и коричневые комочки в банках, напоминающие по вкусу мясо и сыр одновременно, – вполне съедобна.

– Давай я поведу, – предложила повеселевшая Истома.

– Я не устал.

– Но и мне надо размяться, а то сижу сзади как мешок неизвестно с чем.

Ясен собрался настоять на своём, справедливо полагая, что ехать сзади легче, и вдруг почуял спиной дуновение неприятного ветерка. Не долизав желе-воду, замер.

Насторожилась и спутница.