Любовь к мятежнику - Ширл Хенке

— Я не хочу причинять вам еще больше печали, госпожа. Вы и так пережили уже достаточно.

Мадлен успокаивающе улыбнулась.

— Мне нужно что-то, что отвлекло бы меня от мысли о муже, Нел Возможно, хорошая стычка с госпожой Ошлви будет именно тем. «Это то, что я уже давно собиралась сделать».

Когда Нел закончила колдовать над ее волосами, Мадлен еще раз придирчиво оглядела себя и решила, что шерстяная шапка с яркими, модными перьями будет ей вполне к лицу.

— Если бы только на щеках было хоть немного румянца, — пробормотала она тихо. Последние недели были для нее очень тяжелыми, и она знала, что внешность выдавала это.

Эндрю наблюдал, как Мадлен спускается по лестнице с решительностью в каждом шаге. Он улыбнулся и прикоснулся к ее руке целомудренным поцелуем.

— Вы выглядите восхитительно, моя дорогая.

— Я выгляжу достаточно бледной и измученной, но надеюсь, леди Барбара и майор извинят меня. Было очень мило с вашей стороны устроить для меня эту встречу с вашими друзьями, Эндрю.

— Они, как и я, считают вас очаровательной. Я всегда счастлив сделать что-нибудь, чтобы вызвать радость на вашем лице.

— Вы очень добры, сэр, — сказала она, улыбнувшись, и они вышли из дома.

По дороге Мадлен раздумывала, стоит ли спросить Эндрю о причине такого гневного неприятия Робертом семьи Карузерсов, но решила не делать этого. Они болтали о разных пустяках, не затрагивая темы об измене Квинтина и его вступлении в армию мятежников Некоторые вещи были слишком болезненны, чтобы обсуждать их.

— Я так благодарна вам за вашу дружбу, кузен. Без нее я совсем бы растерялась.

— Нет, моя дорогая, это я должен быть благодарен вам, — он сдержанно откашлялся и оставил этот разговор, тогда как карета остановилась перед домом Карузерсов.

Они были встречены слугой-негром, который проводил их в изысканно обставленную гостиную. Сочувствующая мятежникам семья, которой принадлежал этот дом, обладала безупречным вкусом. Размышления Мадлен были прерваны, когда вошла высокая, поразительно красивая женщина с серебристо-золотыми волосами, искусно уложенными в высокий помпадур.[4] Ее платье было из бледно-лавандовой парчи, нежный оттенок которой прекрасно оттенял ее голубы; глаза. Барбара тепло приветствовала Мадлен, и даже Эндрю удостоился ее очаровательной улыбки.

— Я так рада, что вы смогли прийти к чаю.

— И я тоже, разумеется, при условии, что вы оставили своего сторожевого пса дома. Мне бы не хотелось подвергнуться участи лейтенанта Гудли, — сказал Монти с озорными искорками в глазах, становясь рядом со своей сестрой.

Мадлен заметила смущение Эндрю при упоминании о ее собаке.

— Гулливер спит на коврике перед камином в моей комнате, майор. Вы в полной безопасности, уверяю вас.

Когда они рассмеялись, лицо Эндрю сморщилось от раздражения, которое он спрятал за кривой улыбкой. Монти поспешил рассказать о своей неудачной попытке спасти Мадлен в крикской деревне.

— Я росла с двумя борзыми, которых обожала, и была безутешна, когда они в конце концов умерли от старости, — сказала Барбара. — Мне бы хотелось познакомиться с Гулливером. Что, он действительно так ужасно свиреп?

Мадлен ответила Барбаре с такой же обаятельной улыбкой:

— Только когда защищает меня, но я уверена, что вас он сразу же полюбит, как и я.

Наконец-то Мадлен нашла себе подругу в Саванне.

Декабрь 1780 года

Сноу-Айленд, Южная Каролина

Местность была низкой и болотистой, изморозь хрустела под ногами измученных, оборванных мужчин, которые старались не затрачивать лишних усилий, двигаясь вокруг лагерных костров, укрытых от серого зимнего неба кронами сосен, и сооруженных на скорую руку шалашей. Одни партизаны чистили мушкеты и винтовки, другие клочками оленьих шкур латали прохудившиеся сапоги и сюртуки. Все были обросшими и грязными, их спутанные волосы и немытые тела служили надежным приютом для всевозможных паразитов.

Запах жарившегося сладкого картофеля, главного продукта их рациона, наполнял воздух с тошнотворной настойчивостью. Квинт окинул взглядом притихший лагерь, видя, как мужчины, с которыми он воевал последние несколько месяцев, готовились еще к одной вылазке против драгун полковника Тарлетона. Если бы только у них была возможность наполнить свои урчащие от голода желудки чем-то более существенным, чем картофель. Но у них было мало патронов, чтобы можно было тратить их, охотясь на дичь, а большинство рек слишком замерзли для успешной рыбалки.

Поднявшись, Квинт потер свой поросший щетиной подбородок и потянулся, разминая тело, уже привыкшее спать на сырой, стылой земле. Он посмотрел в ту сторону, где маленькая фигура склонилась над грубо сколоченным деревянным столом, сосредоточенно изучая разложенную на нем карту и отхлебывая из побитой кружки. Блэкхорн прошел мимо мужчин, желая им доброго утра и получая от них молчаливые приветственные кивки, люди слишком устали от сражений, чтобы говорить.

Дойдя до большого шалаша из веток, в котором расположился Фэнсис Марион, Квинтин остановился и, прочистив горло сказал:

— Доброе утро, Фрэнсис. Ну как оно, быть генералом? Как спалось после получения сообщения о твоем давным-давно запоздавшем назначении?

Подняв взгляд от карт и бумаг, Марион позволил мимолетной улыбке тронуть его губы.

— Бригадный генерал, капитан, — поправил он. — Это назначение лишь местного характера. Я по-прежнему подполковник в континентальных войсках Я бы с радостью стал простым лейтенантом, лишь бы только нам удалось выдворить Тарлетона из Каролины. — Он сделал еще один глоток из кружки и продолжил изучение карты. — Думаю, наш старый приятель Мясник Банастр вот здесь. — Он указал место на карте, очертив болотистую местность по обеим сторонам реки Пи Ди Ривер.

Квинт сел напротив командира и посмотрел на карту.

— Возможно. Корнуоллис знал, кого послать к нам. Этот ублюдок никогда не спит и гонит своих людей, как надсмотрщик.

Марион насмешливо вскинул брови.

— Меня обвиняли в аналогичной тактике. — Он предложил Квинтину свою кружку. — Не хочешь немного подкрепиться?

Квинта передернуло.

— Нет, спасибо, Фрэнсис. Ты сделан из более стойкого вещества, чем я, если можешь пить эту противную воду.

— Без сомнения, благодаря моим предкам гугенотам, — ответил Марион, затем помолчал, заметив краткую вспышку боли в глазах Квинтина. — Все думаешь о своей жене?

Квинт выдавил улыбку.

— Иногда. С тех пор как мы зимуем здесь, где относительно спокойно, но, ради бога, не думай, что все гугеноты ассоциируются у меня с предательством из-за моей маленькой жены-тори.