Тропа Кайманова - Анатолий Чехов

Ичану было неприятно, что этот разговор слушает Дурсун. Из слов Ашира выходило, что он, Ичан, кого-то боится. В другом месте женщина, конечно, не слушала бы, о чем беседуют двое мужчин, но здесь деваться некуда: только в этом гавахе, который Ашир кое-как приспособил для жилья, карауля байское поле, и могли они спрятаться с Дурсун от тех, кто привез ее сюда по приказу Клычхана.

— Не знаю, зачем это надо было Фаратхану с Клычханом, — сказал Ашир, — но они на то и рассчитывали, чтобы ты перешел гулили[36]... Не думаешь же ты, что шакалы Клычхана не выследят нас в этом гавахе?

— Не знаю, что теперь делать, Ашир-ага, — честно признался Ичан.

Ашир пошевелил затухающие угли палкой, поправил тунчу с закипающим чаем, рассудительно сказал:

— Если ты кроме убийства совершишь еще девять тягчайших деяний, то все равно остается путь к исправлению. Так учат старики. Здесь тебе не Советы... Порядки по эту сторону Ак-Су я хорошо знаю. У твоей Дурсун руки золотые, сама красавица — возьмут ее себе или продадут кому-нибудь шакалы Клычхана, и не увидишь ее больше. А тебя в какой-нибудь яме сгноят...

— Так что же ты мне советуешь, Ашир-ага? — уже в полном отчаянии спросил Ичан.

— Что я могу советовать, дорогой Ичан?.. Люди говорят, чем дальше идешь по неверной дороге, тем дольше придется возвращаться. Надо тебе брать Дурсун, идти к себе домой, на ту сторону, — там тебя лучше поймут.

— Меня же расстреляют! Время-то военное, — упавшим голосом проговорил Ичан. — За одно то, что границу перешел, да еще по доносу Тангры-Берды...

— Не расстреляют! Бери Дурсун и, пока не поздно, возвращайся к своим, — повторил Ашир. — Чем скорей обратно перейдешь, тем меньше накажут. А здесь пропадешь совсем и Дурсун свою не увидишь...

Ичан задумался, не видя для себя никакого выхода. Возвращаться домой было все равно что самому идти под арест и отвечать на вопросы следователя, на которые он не знал ответов. Оставаться здесь — Ашир правильно сказал, — отберут Дурсун, а самого сгноят на рудниках или в тюрьме.

Что ж такого он сделал в жизни, что его так немилостиво и так без надежды на избавление от тягот карает аллах?

Старший лейтенант Бердыев прибыл из отряда на Лоук-Секирскую комендатуру спустя полчаса после того, как стало известно о нарушении границы.

Кайманову сейчас очень нужен был именно такой человек: хорошо знающий местных, пользующийся у них неограниченным авторитетом, способный проследить родственные связи каждого по обе стороны рубежа.

Сопредельная территория контролируется нашими войсками, и пограничная полоса на участке Лоук-Секира еще может быть в поле зрения отряда полковника Артамонова. А что, если Ичан, не задерживаясь в погранзоне, уйдет в глубь территории Ирана? Тогда возникнут такие осложнения с иранскими властями охраны порядка, что те будут вправе как угодно расценивать поиски этого нарушителя границы.

В канцелярии Лоук-Секирской комендатуры, к которой примыкала резервная застава, собрались майор Тимошин, старший лейтенант Харитонов, секретарь Лоук-Секирского райкома Ходжа-Нури, старший лейтенант Бердыев и Яков Кайманов.

Якову было ясно, все зависит не от того, как поведет дело майор Тимошин, которому здесь мало что известно, а от представителя штаба отряда Бердыева. Можно было лишь удивляться, как быстро он сумел получить информацию о том, куда, к кому и почему перешел границу Ичан.

— На сопредельной стороне, в Лоук-Секирской долине за Ак-Су, месяц назад появился, как мне стало известно, — сказал Бердыев, — некий Ашир из того закордонного городка, что напротив нашего Даугана. Мне также сообщили, что к Аширу всего неделю назад прибыла Дурсун — дочь известного вам проводника Хейдара. Я думаю, первым делом надо установить, где сейчас они, а уж Ичан наверняка будет неподалеку.

Раздался телефонный звонок. Тимошин снял трубку. В мембране чей-то взволнованный голос. Выслушав донесение, Тимошин несколько изменился в лице.

— Полковник Артамонов, не предупредив нас, — сказал он, положив трубку на аппарат, — прибыл на левофланговую заставу комендатуры. Вместе с начальником заставы идет вдоль линии границы пешком.

Все присутствовавшие в комнате молча переглянулись. Пропуская друг друга вперед, быстро вышли во двор, куда коноводы уже выводили по приказу майора оседланных лошадей.

До левофланговой заставы шли размашистой рысью, торопясь изо всех сил. И только опасение загнать лошадей не позволяло пустить их в карьер.

Яков, увидев полковника Артамонова, понял, что вряд ли еще когда был так взбешен начальник отряда.

— А-а-а-а-а!.. — приветствовал он спешившихся и доложивших о прибытии офицеров. — Все в сборе, голубчики!.. Какая гвардия!.. Молодец к молодцу! От одних звезд в глазах рябит!.. А чабана потеряли!.. Ответьте мне, как это могло произойти? А?.. Ну, что скажете, соколики?.. Уважаемые товарищи начальники! Установили хоть, в каком месте нарушитель прошел?

— Так точно, товарищ полковник, установили, — уныло ответил старший по званию майор Тимошин.

— Вот за это спасибо... Теперь душа спокойна. Так где это произошло, если не запамятовали?

— В районе строений комендатуры, товарищ полковник, — тихо ответил Тимошин.

— Час от часу не легче! Совсем похвально! Значит, под носом сразу у двух комендантов! В окошко посмотрели бы и увидели, как он переходил!.. Ну уж, прошу прощения, поскольку я прибыл на Лоук-Секир, сам проверю ваш участок, в каком он состоянии. А вам, товарищи офицеры, для хорошего настроения гарантирую по десять суток и по «строгачу» в личное дело...

«Вот и схлопотал первое за всю жизнь взыскание, без вины виноватый», — подумал Яков.

Оправдываться было невозможно: нарушение границы человеком, бывшим долгое время у Фаратхана, допущенным в Лоук-Секир под личную ответственность Кайманова, можно расценивать лишь как из ряда вон выходящее ЧП.

— Товарищ полковник, разрешите... — начал было Тимошин, видимо желая предложить полковнику сесть на коня и проехать в район строений комендатуры, с тем чтобы показать место нарушения границы.

— Нет уж, дорогой майор, я весь ваш участок, всю эту долину как сказал, так и пройду ножками, чтобы знать, что здесь в конце концов происходит, за что с вас взыскивать и за что сам я получил полной мерой от начальника войск.

До самого вечера полковник Артамонов мрачнее тучи вышагивал в сопровождении офицеров вдоль границы, пройдя все заставы, разместившиеся в Лоук-Секирской долине. Лишь когда стемнело, позволил себе и офицерам комендатуры передышку. После прошедшего в полном молчании ужина приказал:

— Все по местам, кроме капитана Кайманова.

Когда они остались одни в помещении столовой, полковник отослал и повара, и дежурного по кухне.

— Разговариваю я сейчас с тобой, Яков Григорьевич, только потому, что знаю тебя давно и верю тебе до конца, несмотря ни на что. Но твой промах в Карагаче, а сейчас прорыв Ичана в Лоук-Секире требуют от тебя самых решительных действий для выполнения поставленной перед нами задачи... Если поверить «телеге», что на тебя покатили, дальше жить невозможно...

«Ну вот и началось, — подумал Яков. — То-то обрадуются Мордовцев и Клычхан с Фаратханом, увидев, как быстро все пошло по разработанному ими плану».

— Значит, добились своего Флегонт с Аббасом-Кули, — произнес Яков вслух, понимая, насколько трудно сейчас и полковнику.

— Я-то тебе верю, иначе разговаривать с тобой не стал бы, — отвечал Артамонов. — Но следователю переданы такие документы, особенно фотографии, что, конечно же, будут разбираться, поскольку обязаны дать свое заключение... Придется еще раз говорить, что вся эта история не больше, чем провокация врагов... Раз надо — скажем!.. Но этот вот случай с Ичаном! Те, кому поручено расследование, почти уверены в твоем содействии.

— Значит, смену белья и прощание с близкими, так, что ли? Спасибо, что предупредили, — сказал Яков.

— А ты что думал, орден тебе давать? — разозлился полковник. — Перед кем бравируешь? Я за тебя честью своей поручился перед начальником войск, начальник войск верит тебе, полностью отвел от тебя обвинения. А у тебя опять ЧП... Еще и гонор свой показываешь...

— Извините, товарищ полковник, — сказал Яков. Он не стал доказывать, что ЧП не у него, а у прежнего коменданта майора Тимошина.

— Но имей в виду, — продолжал Артамонов, — для всей этой публики ты — подследственный: у Мордовцева и Клычхана не должно быть подозрений, что им не удалось тебя оболгать. Сделаешь дело — все промахи простим! Не сделаешь — ставь крест на своей биографии и на моей тоже! Если под Сталинградом триста тысяч немцев в кольце, думаешь, у нас тут можно слабину допустить? Сталинградская победа — великая победа, но это еще не конец войны!

— Вы хорошо знаете, что я так не думаю, товарищ полковник, и ни от каких испытаний ради выявления резидента не отказываюсь... Кого вы еще назначили?