Дикое правосудие - Крэйг Томас

– Нет!

Воронцов, зачарованно наблюдавший за сценой допроса, наконец очнулся от апатии. Паньшин пробуждал в нем смутное чувство жалости и даже сострадания, хотя он хорошо помнил, с кем имеет дело. Когда он двинулся к столу, на лице гангстера отразилось огромное облегчение.

– Не вмешивайтесь! – отрезал Лок.

– Да пошел ты… – сердито проворчал Воронцов. Стукнув по столу кулаком здоровой руки, он мрачно произнес: – Валерий, все катится к чертовой матери, и я не знаю, смогу ли я удержать американца от того, что он собирается сделать. Просто скажи нам, как обстоят дела. Это в твоих же интересах.

– Какого дьявола ты решил вести грязную игру? – в голосе Паньшина сразу же появились властные нотки. – Так дела не делаются!

Замечание звучало нелепо, но Воронцов все равно почувствовал себя униженным, словно пришел требовать страховое возмещение по подложным документам.

– Тогда катись к дьяволу, Валерий, и играй по его правилам!

Складки жира на щеках Паньшина вздрогнули. Его взгляд неуверенно перемещался с Воронцова на Лока и обратно.

– Видишь, Валера, – ласково сказал Лок, – правила изменились. У парней вроде него… – он мотнул головой в направлении Воронцова, – у них нет причин воевать с Тургеневым. «Делай деньги», «победитель всегда прав» и «держи нос по ветру» – так, кажется, это звучит? Милиционеры и плохие ребята всегда играли по установленным правилам. Можешь не рассказывать мне об этом, Валера: моя страна изобрела эти правила.

Он подался вперед.

– Но теперь речь идет не о деньгах и привилегиях. Речь идет о том, убью я тебя или нет. И правила больше не действуют. Так как насчет нашей сделки?

Он явно собирался снова нанести удар пистолетом, но в этом уже не было необходимости. Паньшин поверил ему.

– Я не знаю где, клянусь… Но он собирается сегодня утром доставить их в аэропорт… В погоде наступает просвет… его самолет…

Паньшин замолчал и медленно осел в своем кресле, поддерживая руками напомаженную седую голову. Даже в этой позе он умудрился сохранить остатки своего былого достоинства.

Лок молча смотрел на него.

– Все! – рявкнул Воронцов. – Он больше ничего не знает, но нам этого достаточно. Пора убираться отсюда.

– А он?

Воронцов запустил пятерню в густые седые волосы Паньшина и рывком приподнял его голову от стола. Он повернул к Локу искаженное ужасом лицо толстяка.

– Скажи ему, что ты не позвонишь Тургеневу, Валера. Скажи ему, что ты не подпишешь свой смертный приговор! – он встряхнул Паньшина, как терьер, играющий с дохлой крысой. – Скажи ему, Валерий, и он оставит тебя в живых!

– Это правда, – пробормотал Паньшин так тихо, что Лок едва расслышал его слова. – Это правда.

Воронцов отпустил Паньшина, и голова владельца клуба снова склонилась на руки. Воронцов кивнул Локу, тот покорно встал со стола и последовал за ним к двери.

Телефон в кармане Воронцова испустил звонкую трель.

– Слушаю, – отрывисто произнес майор.

– Один друг из УВД сообщил мне твой номер. – Воронцов узнал голос Бакунина. – Я знаю, где ты находишься. Я звоню с улицы, нахожусь неподалеку от клуба. В бинокль я хорошо различаю голову твоей девчонки, которая сидит в машине. Как и один из моих снайперов с нокотоскопом. Ты выйдешь, или мне отдать приказ открыть огонь?

* * *

Тургенев с торжеством обернулся, но сумел сохранить на лице бесстрастное выражение. Иранец вошел в кабинет, даже не постучавшись, словно имел на это полное право. Трубка в руке Тургенева на мгновение показалась самому Тургеневу уликой, выдававшей какую-то его вину.

– Да, – осторожно сказал он в микрофон. – Я совершенно согласен. Приступайте немедленно. Хорошо.

Он прервал связь с Бакуниным и положил трубку.

– Простите, Хамид, но у меня действительно масса дел.

– Разумеется, друг мой. Я пришел за личными делами наших подопечных. Надеюсь, они в полном порядке?

Тургенев взял со стола толстую пачку папок, перевязанную красной ленточкой.

– Думаю, цвет подходящий, – заметил он. – Цвет победы.

– Может быть. Благодарю вас.

«А теперь убирайся, – подумал Тургенев. – Убирайся и дай мне подумать о более важных вещах».

Ему приходилось признать, что он сильно устал. Постоянные перегрузки действовали на нервную систему сильнее, чем ночные оргии. Ежечасные отчеты Бакунина, на которых он сам настоял, держали его в напряжении. Но теперь все, кажется, благополучно утряслось. Воронцов, а самое главное – Джон Лок – попались в ловушку, окруженные в клубе Паньшина. Это ставило на них крест, но вместо того, чтобы наконец обратиться к проблемам «Грейнджер Текнолоджиз» и другим своим интересам в Америке, ему приходилось прислуживать какому-то офицеру иранской разведки, и даже не очень высокого ранга! Это унижало его; присутствие иранца становилось невыносимым.

– С вашего позволения, Хамид, у меня есть еще несколько срочных дел, – Тургенев проводил маленького иранца до двери.

– Разумеется. Примите мои извинения.

Хамид ушел – во всяком случае, на некоторое время.

Тургенев перенес пачку факсимильных сообщений к своему столу, держа в другой руке бокал с виски. Он вынул очки из нагрудного кармана и опустился во вращающееся кресло. Накопилась по меньшей мере дюжина срочных звонков и донесений.

Помедлив, Тургенев снял очки, с легким скрипом развернул кресло и уставился на белую мглу за окном. Потом его взгляд переместился на картины и фарфоровые вазы, проникшие даже сюда, в его рабочий кабинет, задуманный как пуританская обитель. Метель продолжала бушевать за окнами, снег несся почти горизонтально в свете огоньков системы безопасности. Метеорологи продолжали предсказывать наступление хорошей погоды около восьми утра.

Что ж, очень хорошо. Теперь, когда Бакунин в конце концов добился своего, можно и не откладывать. Джон Лок с его мечтательной внешностью и кипучей энергией, этот стереотип идеального американца, вскоре превратится в кучу гниющего мяса. Тургенев почти печально улыбнулся, отдавшись воспоминаниям. Именно Билли Грейнджер описал Лока, как «наилучший и наихудший тип американца: парень из Корпуса Мира с пистолетом в руке». Сидя за водкой в грубой хижине, прилепившейся к склону афганского предгорья, пока Лок нес стражу снаружи, они сошлись на том, что «огромное множество американцев вроде Джонни погибло в войнах за справедливость в разных уголках света».

Примерно так же обстояло дело и в этом случае. Билли даже добавил тогда: «Сама Америка убила целую кучу своих граждан, похожих на Джона».

Тургенев покачал головой, снова охваченный похожим на печаль чувством. Потом он надел очки и принялся изучать наиболее срочные факсы и машинописные копии телефонограмм. Да, он продаст Мэрдоку свою небольшую долю в той телевещательной корпорации… нет, в настоящее время он не собирается продавать так много английской валюты… да, он примет цену, предложенную кувейтской эксплуатационной компанией, стремящейся запустить щупальца в Среднюю Азию… Нет, это в сторону… да, это нормально…

* * *

– Тогда нужно сжечь эту халупу, прежде чем они сами ее сожгут! – выкрикнул Лок, сверкнув глазами на Воронцова.

Они собрались вместе, словно обескураженные зрители отмененного концерта, среди расставленных столов в главном зале клуба. Дмитрий разговаривал по радиотелефону. Громкий голос Лока сердил его: это могло встревожить Марфу, толкнуть ее на неосторожные действия.

– Все нормально, – подбадривал Дмитрий Марфу, как будто видел ее, сидевшую в автомобиле на улице Кирова. – Нет, не было приказа открывать огонь… все, что тебе нужно сделать, – это медленно, медленно сползти по сиденью или наклониться вперед, как будто ты что-то ищешь, и выбраться из машины.

Дмитрий не понимал, почему она не заметила прибытия отрядов ГРУ. От страха за нее он обильно вспотел.

– Хорошо… нет. Начинай по моей команде. Что?

Он держал телефон Воронцова близко к губам и надеялся, что Марфа держит свой телефон ниже ветрового стекла, как ей было сказано. Судя по ее голосу, она страшно переживала из-за своей невнимательности. Но в такую пургу…

– Все, что тебе нужно, – это выбраться из машины. Нет, я не знаю, откуда тебя держат на прицеле. Думаю, спереди, иначе они вообще ничего не смогли бы различить из-за снега. Помни, они не могут целиться как следует, несмотря на приборы ночного видения. Да, можешь выбрать время сама, но помедленнее…

Любин время от времени прикасался к своему виску. Кровь уже высохла и запеклась коркой. Дмитрий кивнул Воронцову.

– Лок, они в самом деле это сделают? Почему они не хотят потребовать, чтобы мы капитулировали? Почему не хотят захватить клуб штурмом? – спросил Воронцов.