Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Джеймс Купер

Бурдон и капрал уже с полчаса сидели на поваленном дереве, не спуская глаз с разворачивающегося на полянке действа, не оживляемого буквально ни единым звуком, присущим человеку. За все это время никто не произнес вслух ни слова, не кашлянул, не засмеялся, не издал восклицания. Внезапно все вожди замерли на месте и повернулись лицом в одну сторону — к проему над руслом ручейка, находившемуся в дальнем от наших наблюдателей конце полянки и поэтому скрытом от них глубоким сумраком. Индейские вожди были в ином положении: они явно с нетерпением ожидали кого-то, кто приближался к проему. И в самом деле, не прошло и полуминуты, как из темноты выступили две фигуры и неспешным царственным шагом направились к середине «арены». Когда они попали в освещенный огнем костра круг, Бурдон увидел, что это Питер и пастор Аминь. Первый с величественной осанкой шел впереди, а пастор, немало удивленный тем, что он увидел, следовал за ним. Здесь уместно пояснить, что Питер направлялся на Совет один, но по пути встретил миссионера — тот бродил среди дубов в поисках Бурдона и капрала — и, даже не пытаясь отделаться от неожиданного спутника, предложил тому сопровождать его.

Бурдон сразу же понял, что Питера здесь ожидали, чего нельзя с такой же уверенностью сказать о пасторе. Тем не менее уважение к великому вождю не позволило индейцам выказать свое недовольство или удивление, и знахаря бледнолицых приветствовали с такой же серьезной торжественностью, как если бы он был желанным гостем. Когда эта пара вступила в образовавшийся вокруг них темный круг краснокожих, молодой вождь подбросил в огонь несколько сухих веток, и костер, ярко вспыхнув, осветил физиономии с чудовищной раскраской, какой в наше время не знает остальное человечество. Внезапная иллюминация, высветившая то, что доселе пребывало под покровом мрака, произвела сильнейшее впечатление на присутствовавших белых, тогда как Питер взирал на все с ледяным спокойствием дерева, потерявшего к осени свою листву, но еще не испытавшего на себе порывов безжалостного зимнего ветра. Казалось, его ничто не может взволновать: ни то, чего он ожидал, ни то, что явилось полной неожиданностью; впрочем, надо полагать, что его глаз в итоге многолетнего опыта привык ко всему многообразию диких форм, сотворяемых фантазией дикаря. Он даже улыбался, делая одобрительные жесты, означавшие, по-видимому, общее приветствие. Только в тот момент, когда разгоревшийся ярким пламенем костер выхватил из мрака лица вождей, участвующих в столь странном и пышном мероприятии на земле, которой долгое время почти безраздельно пользовался Бурдон, он узнал среди них своего старого знакомого — вождя потаватоми.

Несколько вождей из числа старейших приблизились к Питеру, и между ними завязалась беседа, но такая тихая, что не только до Бурдона — это было естественно, — но и до дикарей, стоявших вкруг костра, не долетало ни слова. Тайный диалог, однако, имел своим последствием то, что все вожди уселись на траву, опять же кругом с костром в центре. К счастью, словно прочитав мысли Бурдона, Питер со своими собеседниками расположился точно напротив места, где тот сидел, как бы специально для того, чтобы дать бортнику возможность наблюдать за сменой выражений на удивительном челе этого удивительного человека. Лицо Питера, в отличие от абсолютно всех окружавших его индейцев, не было накрашено, тона на него наложила сама природа, в данном случае это был цвет слегка закоптившейся или потускневшей под действием воздуха меди. Бортник ясно различал каждую черту лица Питера, даже темные блуждающие глаза индейца не ускользнули от его внимания. Он заметил также, что за костром все время следят и что один из самых молодых вождей время от времени подбрасывает в него сухой хворост не столько для тепла, сколько для света, отбрасываемого возгорающимся пламенем. Он выполнял, однако, и еще одну функцию чрезвычайной важности — об его огонь молодые вожди зажигали курительные трубки, и сейчас они этим занялись; собрание вождей вокруг костра Совета почти никогда не обходится без курения трубкиnote 133.

Курят не ради удовольствия, а исключительно во исполнение традиции, поэтому каждому вождю достаточно затянуться раз-другой. Выпустив несколько клубов дыма, курильщик передает трубку соседу. У индейцев ритуалы соблюдаются с предельной дотошностью; и до тех пор, пока каждый сидящий в мрачном грозном кругу не приложится в свою очередь к трубке, никакие дальнейшие шаги не предпринимаются. Трубок же в данном случае было всего лишь две, а ртов — множество, поэтому для свершения церемонии потребовалось некоторое время. Но никто не выказывал ни малейших признаков нетерпения, и самый последний по своему положению вождь исполнил ее с тем же чувством собственного достоинства, что и первый. Наконец трубки обошли всех присутствующих, даже пастор Аминь, когда настал его черед, не преминул затянуться, и воцарилась могильная тишина, напомнившая Бурдону обстановку на собраниях квакеров. Но вот один из главных вождей поднялся, очевидно намереваясь говорить. Он произнес свою речь на языке великого народа оджибвеев, к которому принадлежало большинство племен, представленных здесь своими вождями, хотя многие из последних умели говорить и на других языках, в том числе на английском и французском. Из троих белых лишь один пастор Аминь понял все от слова до слова, что неудивительно: он старался постигнуть этот язык, чтобы читать проповеди людям этих племен; впрочем, Бурдон понимал почти все, а капрал — очень многое из того, что было сказано. Итак, первым на этом тайном собрании, которое впоследствии оджибвеи называли «Советом на поляне близ Шумящего родника», выступил вождь, носивший прозвище Медвежий Окорок, рекомендовавшее его скорее как отважного охотника, чем как прославленного оратора.

— Братья из многих племен оджибвеев, — начал он, — Великий Дух дал свое соизволение на то, чтобы мы собрались на Совет. Маниту наших отцов присутствует среди этих дубов, слушает наши слова, глядит в наши сердца. Мудрые индейцы в его присутствии будут говорить и думать осторожно. Только о хорошем. Народ наш рассеян по всей нашей земле, но ныне настало время, когда нам следует прекратить странствия или не отдаляться друг от друга настолько, что крик не достигает слуха соседа. Если мы по-прежнему будем уходить так далеко от нашего народа, что не сможем его слышать, наши дети научатся языкам, которые не доступны пониманию оджибвея. Мать говорит со своим дитятей, и дитя таким образом запоминает слова. Но ни одно дитя не может слышать через Великое озеро. Некогда мы обитали в Стране восходящего солнца. А где мы обитаем сейчас? Некоторые из наших молодых охотников рассказывают, что видели, как солнце садится в озера пресной воды. Дальше этого места уже охотиться негде; и если мы хотим выжить, нам следует твердо стоять на том, что мы свои охотничьи тропы не покинем. Как это сделать — решит Совет. Для того мы и собрались.