Исповедь - Черубина де Габриак

Я сейчас очень в сказках — стихов я не пишу, как мне ни больно от этого. Но уже поздно, Макс! Только это очень, очень большая боль! Слепоты и немоты!

Ты прав — в мою жизнь пришла любовь, м<ожет> б<ыть>, здесь я впервые стала уметь давать. Он гораздо моложе меня, и мне хочется сберечь его жизнь. Он и антропософ и китаевед. В его руках и музыка, и стихи, и живопись. У него совсем такие волосы, как у тебя. И лицом он часто похож. Зовут его Юлиан[230] — тоже близко. Он очень, очень любит твои стихи и (через меня) тебя. Ты и он — первая и последняя точки моего круга.

Целую тебя крепко. Пиши мне.

Лиля.

7.1. <1>924

Дорогой Макс!

Спасибо за письмо.

Я очень ждала твоего приезда, очень хотела говорить с тобой. Писать трудно.

У меня есть «Путем Каина» от Смирнова — это прекрасно, но больше всего я хочу иметь «Серафима»[231] — это невозможно?

Так хочу!

Спасибо за приглашенье, если хоть какая-нибудь возможность будет, приеду, но не раньше июля, и привезу Юлиана — можно? Найдется ему комнатка, и будешь ли ты ему рад? Я очень хочу вас познакомить. Ответь.

Теперь к тебе просьба от москвичей и меня: не может ли на апрель и дальше к тебе приехать усталая Клодя[232] — помнишь ее, жена брата Вс<еволода> Н<иколаевича>. Теперь она одна из главных в Антр<опософии> в Москве, друг (самый близкий) Белого, была полгода в <19>23 г<оду> у Д<окто>ра — расскажет тебе о нем.

Напиши ей сам: Москва. Плющиха. 53. к<вартира> 1. Клавдия Никол<аевна> Васильева, или напиши Ек<атерине> Ал<ексеевне> Бальмонт. Арбат. Б<ольшой> Николопесковский 13. кв<артира> 2 — там же узнаешь и о Маргарите, я знаю, что она у Lory Smitt в Ulm’e[233].

Все, что ты пишешь про Ирину[234], — правда — я ее ведь очень люблю и не отталкиваю, но она сама не приходит ко мне, она уже прошла через меня, и идет дальше, я для нее прошлое. Но ей всегда открыта, Макс!

Макс! Ты знаешь о Мейринке? — Ты мог читать лишь «Голем» — но его другие романы, они совершенно поразительны.

Ты люби меня, Макс! Целую тебя и Марусю.

Лиля.

Наб<ережная> Кр<асного> Флота 74. кв. 7 12.XII.1926. СПб.

Милый Макс! Спасибо за карточку, она была мне нужна для меня самой[235], просто было скучно без тебя.

Я все не теряю надежды попасть хоть ненадолго в Коктебель.

Я теперь стала служить — в б<иблиоте>ке Академии наук[236].

Мне очень чужда «Москва»[237], но почему ты говоришь, что ты оправдываешь (не только понимаешь) первоначальный план Д<окто>ра Доннера? Думаешь ли ты, что надо было написать такой роман?

Я думала, что, не принимая окружения Доктора, — его самого ты все же принимаешь[238]. Или это не так?

Мне это интересно для того, чтобы понять тебя.

Я бы очень хотела увидать тебя и поговорить с тобою долго. Я ушла теперь в XII в<ек>, в историю Шартрского собора и школы св<ятого> Fulbert’a[239]. Ты мне здесь ничего не посоветуешь? У тебя нет снимков?

Целую тебя крепко. И Марусю. Тебе все шлют привет.

С Борисом[240] я разошлась совсем. Это большой перелом в моей жизни и большое освобождение. — Ведь когда мы с тобой расставались в 1910 г<оду> — ты, в сущности, оставил меня Борису и его влиянию; — оно было очень несвойственно мне. Но это влияние продолжалось целых 15 лет.

Еще раз целую и всегда жду встречи.

Лиля.

Суббота <9 апреля 1927>[241]

Милый Макс! Как здоровье?

Ив<ан> М<ихайлович> Гревс просит тебе передать, что ты «его любимый современный поэт», и он очень ждет тебя к себе вечерком на днях. Напиши ему, когда ты можешь, или откажись, если не можешь.

14. IV Гревс не сможет быть. Если ты пойдешь туда во вторник 12.IV, то я тоже приду.

Платонов[242] тебя ждет!

А я целую крепко.

Лиля.

4. VI.<19>27

Дорогой Макс! 1-го июня я вернулась[243]. Последнюю неделю вместе со мной была и Лида[244]. Теперь мы вернулись обе, — но Борис остался.

Я очень боюсь за него, — здоровие его плохо.

Милый Макс, поблагодари Софию Александровну[245] за письмо, я была ему очень рада. Пришли мне с ней какую-нибудь акварель, чтобы утешить меня в потере всех моих книг и карточек.

Я не успела послать тебе китайские краски от Юлиана, пошлю при случае. Сюда приезжал Воля, — он тебе очень кланяется. Лида тебя тоже целует. А я целую крепко тебя, Марусю и С<офию> А<лександровну> — я очень устала за эти 6 недель.

Твоя Лиля.

Открытка в Коктебель с оплаченным ответом. На штемпелях: Ленинград 4.6.27; Феодосия 7.6.27.

16. VIII. <1927> Ташкент. Крючковский пер. 9, д. Власовой

Дорогой Макс! Волей судьбы я попала на три года в Ташкент[246]. Ты знаешь уже всю эпопею. Здесь хорошо, я давно люблю Туркестан, но скучно без дома. — Ко мне в гости приехал на месяц Юлиан, он просит тебе передать, что он очень тебя любит. Спасибо за несколько слов, к<отор>ые я еще успела получить. Как всё у вас? Целую Марусю и тебя со всей нежностью. Напиши мне. От Воли привет. Всегда твоя.

Лиля.

Открытка. На штемпеле: Тк. 16.8.27.

8. IX. <1928> Ташкент.

Мой дорогой Макс!

Вчера была Гуна[247] от тебя с подарками. Так хорошо, когда что-нибудь приходит из Коктебеля. Спасибо Марусе за чудесную коробочку с камешками, похожими на звезды. Я их все время перебираю. На моих белых стенах уже много твоих акварелей: они очень созвучны Туркестану.

Для меня мир кажется сейчас новым, п<отому> ч<то> я целый месяц была сильно больна и еще сейчас без посторонней помощи не могу сойти с веранды.

У меня были всякие неприятности, те немногие книги, к<отор>ые еще у меня были, опять отняты. Я была совсем одна, это было перед приездом Лиды[248], я когда она приехала, я заболела острым воспалением желчного пузыря; — это не опасно, но только очень больно. Весь месяц прошел в жару, морфии и боли, и вот я сейчас, как тень с берегов Стикса, впиваю солнце и зеленые листья. Это лето было не жарким, все время были дожди.

Теперь я жду к себе Юлиана, к<отор>ый в конце месяца приедет сюда прямо из Японии[249].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});