Танец стихий - Ольга Безмирная

Рванула серебристую рубашку на груди мага, впиваясь ногтями в синюю кожу. Анах сбросил руки, прижав их к полу. Извернувшись, я укусила мицара за губу. Огонь полыхнул в оранжевых глазах: мужчина, рыча диким животным, впился в мои губы жадным страстным поцелуем. В глазах заплясали разноцветные пятна. Лишь почувствовала, как маг чуть отстранился, словно любуясь произведенным эффектом.

— Какая же ты сволочь, — прошептала я мицару. — Знаешь, что становлюсь тряпкой в твоих объятиях…

После страстного секса Роже встал, оделся и, не говоря ни слова, исчез. Я перевернулась на живот и зарыдала, вцепившись в длинный ворс ковра. Ну что за жизнь: стоило так рваться навстречу мечте, сверкающей вдали ярким алмазом, чтобы, наконец добравшись, с омерзением крутить в руках острый осколок стекла. И бросить не могу, и постоянно ранюсь о его острые грани.

Проревевшись, все-таки встала и оделась, твердо пообещав себе в следующий раз не сдаваться… так быстро. Потом на ум пришла гаденькая мыслишка: значит, золотко, надеешься, что он будет — этот следующий раз. И что толку давать себе подобные обещания, если таешь в руках мага, как мороженое в пустыне? Ведь все равно люблю этого мстительного болвана!

На голове было нечто вроде вороньего гнезда. Так как расчески не было, пришлось распутывать их пятерней. Едва справившись, заплела длинную косу. Солнышки уже торопливо скрылись за горизонтом, словно не в силах смотреть на мое унижение. Да я и сама стыдилась своей слабости, но поделать с этим ничего не могла. В воздухе чуть мелькнул легкий туман и в комнате проявился незнакомый анах.

Насторожившись, вопросительно уставилась на прибывшего: чуть раньше я обследовала все помещение и убедилась, что ни дверей, ни окон в нем нет, к тому же, стекло было закалено силой, так что внутрь не проникала ни одна струйка стихий. Я была обезоружена. Это означало, что Роже уже давно и очень тщательно готовился к моему прибытию.

Анах не произнес ни слова, только поставил на пол поднос с парой золотистых сосудов и также бесшумно испарился. Я подошла к подносу: кувшин с вином и кусочки чего-то явно вкусного, судя по распространяющемуся аромату. Усмехнувшись, — цвак уже просветил меня насчет способности долгое время не нуждаться в пище, — поддела носком туфли плоское блюдо и отшвырнула в сторону. Не удовольствовавшись этим, подошла и с садистским удовольствием растерла грязь по ковру. Немного выместив злость на ни в чем не повинной еде, пригорюнилась: что же мне теперь делать?

Сначала думала, что найду подсказку здесь — рядом с Роже. Все сразу пойму, когда взгляну на анаха. А оказалась в тщательно подготовленной клетке, в которой даже силу свою проявить не могу: словно кожей ощущала, что все вокруг пропитано мертвой силой мицара, а чтобы взаимодействовать с силами стихий, нужно соединиться с природой. Маг словно перекрыл русло реки сил, лишив меня живительной влаги. Все очень жестко и расчетливо. Да, в таком сосуде не осталось ни микрона для малейшего чувства.

И все равно недоумевала: что ему от меня нужно? Если бы мои силы стихий, анах бы убил меня сразу, без тени сомнений, как только увидел. К тому же, в этой комнате, я не смогла бы сопротивляться. Или он хочет умертвить меня медленно и мучительно, чтобы отомстить за страдания? Голодная смерть среди гор подошла бы для этой цели великолепно, но нет: еду принесли практически сразу же… хорошо, хоть одеться успела.

Возможно, мицар решил использовать меня как приманку для Ривиэля, чтобы сначала пришить любовника. Тогда все его действия вполне объяснимы: доставить цваку как можно больше боли от того, что его женщина принадлежит другому. На правду похоже, но тут имеется загвоздка: я вовсе не женщина белобрысого панка, и спасать тот примчится. Так что в этом случае Роже ожидает разочарование…

Тяжело вздохнула: если так, то будущее имеет довольно мрачную окраску: сидеть на вершине горы, общаясь лишь с солнышками, периодически страдать, получая странное удовольствие от ласк мицара, да ждать когда тому надоест поджидать принца на белом коне… или серебряном драконе. Но эти двое и так вполне себе счастливы где-то там, где водятся лживые хранители.

Делать было нечего, спать не хотелось. Некогда красивый сценический костюм за время путешествия превратился в грязные лохмотья с чудом оставшимися кое-где стразами и рваными мятыми пайетками. Вот и я себя сейчас ощущала так же, как выглядела моя одежда: запачканной, оборванной, с упрямыми остатками надежд на лучшее. Глотая горькие слезы, смотрела на темные пики гор, чуть различающиеся по форме между собой, пока глаза не слиплись, поддавшись тревожному, изматывающему оцепенению, который лишь по случайности можно перепутать с восстанавливающим силы сном.

Утро встретило слишком яркими лучиками восходящих солнц, от которых было некуда спрятаться: вокруг лишь прозрачная стеклянная поверхность. Утренние птахи, вылетев на раннюю охоту за завтраком, могли бесплатно любоваться местным шоу «за стеклом». Впрочем, что можно найти привлекательного в оборванке, которая с мрачным видом растянулась на черном ковре?

Я заставила себя подняться и сделать зарядку: после тяжелой ночи все тело ныло и упорно отказывалось подчиняться. Танцевать не хотелось: какие уж тут танцы с таким настроением? Йога тоже не принесла должного успокоения. Хотелось просто выплеснуть изнутри накопившуюся там бессильную ярость и безнадегу. Поэтому провела небольшой комплекс из восточных единоборств. Как раз в процессе увидела мерцание, и в комнате проявился недавний маг с новым подносом.

— Кий-йя! — выдохнула я и ногой выбила поднос из рук анаха: остатки вязкой желтоватой жидкости, размазавшейся по стеклянному потолку, стекали вниз тягучими каплями, оставляя на черном ковре яркие пятна.

Анах замер от неожиданности, а потом поспешно ретировался: так то, пусть в следующий раз стучится и просит разрешения войти! А то взяли моду: вламываются все, кому не лень. Даже в тюрьме мужчины спрашивают заключенных женщин, можно ли войти. Мало ли, в каком я тут виде, может, решила нагишом на утреннем солнышке позагорать?

До самого вечера меряла шагами круглую комнату: назад, вперед, по кругу. Рисовала желтыми кляксами неприличные слова на прозрачном стекле, причем так, чтобы можно было прочесть и изнутри, и снаружи — вдруг за мной наблюдают с воздуха. То, что эти слова не означают для анахов примерно то же, чем для меня их загадочные письмена, в голову пришло уже потом. Поэтому решила: раз сделано — пусть будет. Так, для поднятия духа.

Медлительные солнышки совсем не торопились покидать небосвод, видимо, хотели подольше составить мне компанию, но все-таки им пришлось уйти на покой: суровый горизонт магнитом тянул их все быстрее. В наступившей темноте стало как-то не по себе: я что-то ощущала, но не понимала, что именно. А когда поняла, было уже поздно: уже знакомые синие искры лихутов опоясывали тело, не давая ни малейшей возможности шелохнуться.