Не имей сто рублей... - Елена Горбачевская

Первым молчание нарушил Бартон. Он поболтал этой самой то ли бутылкой, то ли фляжкой, полученной от Славика, отвинтил крышечку и осторожно понюхал. Потом глотнул. Еще раз, словно не распробовал… Плюнул, крякнул и завинтил крышку на место.

— Что там? — не вытерпела я.

— Пиво. Обыкновенное пиво, причем не очень даже хорошее.

Да уж! В некоторых аспектах нашими потомками можно гордиться. Колонии там всякие, кригации-декригации, зета-квадричные поля и прочие транзакторы… Но кое в чем они — полные слабаки!

?????

…и вот сейчас она, память рода, сообщила ему, что в его структуре зреет новое существо, которое, прежде, чем стать самостоятельным, скопирует и унаследует весь Опыт Рода, а в его числе память и опыт его, Непосредственного Предка. Он был так ошеломлен, что практически перестал не только анализировать, но и вообще воспринимать действительность. То есть информация и энергия из точек его предыдущих активизаций по-прежнему исправно поступали, но он уже не следил за этим процессом, а осуществлял его чисто механически, инстинктивно. Но, очевидно, факт созревания нового существа настолько сильно активизировал тот информационный пласт, который он сам обозначил как память рода, что даже практически полное отключение его могучего сознания от контроля за процессом не могло помешать формированию новой структуры.

Он испытывал самое странное ощущение за время своего существования. Его сознание не было распылено, наоборот. Оно было сконцентрировано в одном месте, в одно время. И тем не менее оно полностью отключилось от управления событиями, пребывая в состоянии блаженного созерцания. Только на этот раз он созерцал не окружающий его мир во всех возможностях его развития и вероятностях существования, а самого себя. И, странное дело, находил этот объект не только интересным, а и достойным изучения! И чем дальше он углублялся в самосозерцание, тем активнее велось формирование новой структуры, тем быстрее оживала родовая память. Перед его расслабленным сознанием сначала словно дымкой, а потом все более четкими образами и картинками замелькали сведения из далекого прошлого их рода, рода странников и исследователей, его сознание стала заполнять информация, которая всегда была с ним, но о которой он не имел ни малейшего понятия и которая была древнее самого древнего существа из его племени, во много раз старше патриарха из Бермудского треугольника.

Сначала он отказывался ее воспринимать, она была чуждой, непонятной, а, следовательно, страшной. Но от его воли уже ничего не зависело. Мощным потоком затопила она его интеллект, словно хилый мостик снеся его жалкое сопротивление. Точно так же, как он не мог (да и не хотел!) остановить формирование новой структуры, он был бессилен предотвратить активизацию памяти рода. И он покорился, обретя в своей слабости смелость и стойкость.

Какие-то странные картины поплыли в его сознании. Разрозненные образы планеты под пурпурной звездой, свет которой так и не мог пробить плотной атмосферы… Полумрак и сильнейшие электромагнитные поля… Сплошной газ, растворяющийся в жидкости, жидкость, превращающаяся в газ… Круговорот, круг…. Он не понимал и половины образов, они мелькали перед его расслабленным сознанием, как картинки из калейдоскопа, но не несли целостной информации. Но он внезапно понял, что она, эта целостная информация существует! Но только для того, чтобы дать ему возможность нормально существовать все эти годы и столетия, она должна была быть скрыта от его сознания очень глубоко, запрятана, запакована. И сейчас, подчиняясь какой-то неведомой программе, его сознание доставало из собственных глубин разрозненные кусочки этой информации, из которых предстояло сложить целостную картину некоего мира…

46. Ходишь тут в школу, ходишь, а тут бац — вторая смена!

Утро следующего дня выдалось не то, чтобы хмурым, просто принесло неприятные новости. Точнее говоря, хмурым оно было только для одного человека — для старшины Петренко. Что поделать, тяжело в леченье, легко в раю! Он так «старался», что значительно превысил рекомендованную Славиком дозу. Такого никакая теложорка выдержать не могла в принципе, и с утра все бойцы могли вдоволь налюбоваться этой гадостью. Она так прямо и отпала с его руки вместе со всеми своими капиллярами, которые сейчас отвратительной гнилостной массой лепились к почерневшей корке, а в их гуще проглядывали черные зернышки куколок. Бр-р-р-р! Зрелище, надо сказать, не для слабонервных!

Странное дело, но рука старшины, которая там, где сидела эта самая вошь, по своей структуре больше всего напоминала губку, тем не менее не кровоточила. И даже не болела. По-моему, гораздо больше неприятностей ему доставляла раскалывающаяся голова. Но Петренко терпел так мужественно, что Бартон проникся сочувствием и распорядился выдать ему на опохмел.

Сережка помчался к озеру с очередной вахтой хроноразведчиков. Правда, не остался там, а, забрав отдежуривших, вернулся обратно, чтобы проанализировать накопившуюся информацию.

Вот тут-то они и заявили о себе, эти неприятные новости.

Мои и так далеко не роскошные волосы, которым в последнее время пришлось научиться жить без «Wash & Go» при непосредственной опасности именно ее, вошь, и подцепить совершенно запросто, стали совсем тусклыми. То, что удалось рассмотреть в велосипедное зеркальце, представляло собой вид более, чем плачевный. Сначала я никак не могла понять, в чем же тут дело, и только потом дошло, что в очередной уже раз я начинаю растаивать. Как и тогда, в 92-м, этот процесс стартует с шевелюры. Только сейчас проходит он как-то больно резко. Вчера еще были волосы как волосы, а сегодня уже — не понять, что! У Сережи ситуация была значительно лучше. Наверное, из-за того, что он постоянно шнырял взад-вперед через эту треклятую «дырку», да еще и околачивался целыми днями возле тумана.

— Да, похоже, время действительно подпирает! — почесал муж свою еще пока насыщенно-русую макушку.

— Да уж! — согласилась я. — Интересно, почему это мы приобретаем кристальность тела даже с большей скоростью, чем тогда, в 92-м? Или все эти странности ускоряются с развитием «дырки»? Вспомни, сначала, в 92-м, мы смотрели нормальные полнометражные «фильмы», а сперва даже и многосерийные. А потом они становились все короче, пока не превратились в эти «короткометражки», совсем даже в «ролики». Похоже, то же самое происходит и с «театральными постановками», то есть с нашей сменой образов, а? Ну и лица были у ребят, когда светило науки будущего прямо у них на глазах превратился в дикаря! Жаль, в руках дубины не было для полноты впечатления. Интересно, а что они наблюдали в это время? Ты не спрашивал?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});