Птичка на тонкой ветке - Феликс Петрович Эльдемуров

человек.

Признаться, поначалу, вчера мне припомнился мой визит в Волошскую пустынь, да и предупреждение короля Эдгара: "не исключено, что в том мире вы повстречаете одного своего старого знакомого" — это более чем понятно. С другой стороны… а почему бы не наоборот, и это радует.

Чего не может диавол, но может Бог? Сочувствовать и радоваться за другого, будь то человек, будь то какое другое живое существо. Бог лишен чувства юмора? Ага, ага, ага, вешайте лапшу на уши кому другому… В этом вопросе достаточно мнения великого Эко, знатока-медиевиста с его "Именем Розы"…

Потому как сатана, как его ни называй — это целесообразно подобранный идиот, неспособный на истинные чувства.

А Бог — это, всё-таки, Бог… Бог человечен, и не надо лепить из него какого-то благообразно-холоднокровного "Хозяина". Он любопытен, он не прочь пошутить, ему неинтересны лишь те, кто действует по отлаженным схемам, превращая Им данную жизнь в источник страданий, гордясь и похваляясь сими страданиями, как будто в жизни не бывает и не должно быть хотя бы маленьких, но всё-таки радостей.

В каждом из нас заложено что-то от Него, что-то от… да, Бог бы с ним…

В этот поход я решил не брать с собой ни автомата, ни гранат. Я — не марк-твеновский "янки" — крушить рыцарей гранатами.

Специально упросил де Борна, за несколько дней до выезда, дать мне несколько уроков обращения с копьём — а вдруг кто вызовет? Сэр Бертран охотно согласился и мы помчались друг на друга!

Признаться, у меня получилось не очень. Это весьма непросто — удержать на весу четырёхметровый шест, да ещё его нацеливать, обязательно в щит или шлем противника. Целить в корпус или коня правилами турнира не поощряется, за такое, как пояснил рыцарь, могут и верхом на ограду посадить.

Словом, сшиблись мы с ним и — оба потеряли копья.

Командор расстегнул ремешки шлема, подъехал, стащил шлем с головы и я увидал, что он хохочет.

— Нет! нет! — восклицал он, борясь со смехом. — Довольно! Более никаких уроков! Никаких уроков! Нет!..

— Отчего же?

— Где вы научились таким приёмам, сэр Линтул? Ну, вот так покручивать копьём?

— Нигде… Хотя… копьё — это ведь то же, что рулевое весло. Когда-то в молодости мне доводилось водить плоты по Енисею…

— Ах-ха-ха-ха-ха! Весло, говорите, сэр Линтул? Замечательно! Вот так и действуйте!

— Я что-то делаю неправильно?

— Ха-ха-ха!.. Ничего! Ничего!.. Вы ничего не делаете правильно! А если серьёзно — голову даю в заклад, что своими манипуляциями с оружием вы собьёте с толку любого противника! А это, согласитесь, залог победы!

Любопытно, насколько спокойно я отношусь к происходящему. Не так много времени прошло с той минуты, как я в том весеннем дворе наблюдал за голубями и сиренью, и, кажется, планы на лето пытался строить…

Сколько времени прошло там? Сколько здесь? И что оно, это "здесь"?

Прибрёл Пикус, а с ним ещё пять человек охраны.

Всё вокруг дышит спокойствием.

Наконец, из дамского шатра, придерживая складки платья, показалась принцесса в сопровождении служанок.

Весь наш лагерь любуется тем, как умывается сэр Бертран… Могучий, мускулистый, с недавно отпущенной бородкой — за которой он прилежно ухаживает — молодой Геракл, да и только.

И только сейчас большинство из нас увидели множество шрамов, то здесь, то там покрывавших его великолепное тело…

— Ну, что? — закричал он нам, растираясь полотенцем. — Кто со мной до замка?

2

В путь до замка мы отправились всемером: де Борн, Тинчес, я, три наших оруженосца и принцесса Исидора, не желавшая, чтобы за её оружием ухаживал кто-то помимо неё. Впрочем, Кьяри, на которого переносилась часть её несомненного внимания к сэру Бертрану, старался за двоих.

Сэр Бертран, вопреки обыкновению, говорил без умолку. В этом сказывалось его несомненное волнение, вызванное вчерашней беседою с Телле.

— …А вот здесь когда-то росли столетние дубы, под которыми, говорят, любили собираться язычники. Потом, по приказу епископа, дубы срубили и насадили ясень, он хорош для копий… А вон там, за пригорком, течёт речушка, что через два лье впадает в Вьенну. Там, помнится, была неплохая рыбалка, мы с братом так любили это в детстве… Было же время… — вздохнул он. — Тогда мы с Констаном, я — чуть постарше, он — помладше, рубились себе деревянными мечами и не помышляли ни о какой вражде… А потом он собрался жениться на троюродной нашей сестре, а формально замок принадлежал его будущей жене как приданое, хотя по другим законам он должен был остаться мне — как старшему сыну. И потекла у нас междоусобица… Сколько крови пролито, сколько стихов по этому поводу написано… Хм! Повод! Кабы знал я тогда, что существует Восток, что существуют войны куда более страшные, и что такое вообще война… Нет-нет, разумеется, я не трусил тогда, не трушу сейчас и не струшу, что бы ни случилось… тем более, впереди турнир. Просто обидно, если от той войны я прихожу к новой… Что вы скажете на это, сэр Линтул? Ведь, насколько мне понимается, вы — представитель будущего времени?

— Быть может, это ошибка? Наши историки не сходятся во мнениях: сколько же было Бертранов де Борнов? Это имя очень распространено в вашем роду. И до, и после вас в роду де Борнов был и будет не один Бертран, и о ком именно повествуют исторические документы… Сплошная путаница!

— …Да, а во-он там, в отдалении — замок Шалю, это на полпути к Лиможу! — казалось, совсем не слушая меня, продолжал изъясняться рыцарь.

— Тот самый, где по легенде скрыты неисчислимые сокровища?

— Он самый! Завладеть им, помнится, всё мечтает король Ричард…

— И где, через несколько лет, он найдёт свою смерть.

— Да? — на короткое время приумолк командор. — А где он находится сейчас? Я встречу его на турнире?

— Увы, нет, и невозможно. Тем более, что турнир устраивает его ныне непримиримый враг, король Филипп-Август. Львиное Сердце томится в заключении в замке Трифель, что в Эльзасе, и нескоро оттуда выйдет…

— Может быть, это и к лучшему, может и к лучшему… Глядите, друзья, следы на дороге. Здесь сутки назад проскакало не менее десятка всадников, и все по пути к Лиможу… Это мог быть только один человек, только один… Господи, пусть то, о чём я подозреваю, будет не так!

И смолк, и снова погнал Караташа.

Миновав ясеневую рощицу, мы форсировали мелководную, похожую более на ручей речушку и, сквозь перелесок вырвались на открытое место, где на возвышенности, в полутора-двух лье от нас чернели стены замка Аутафорт.

— Бездельники! — ворчал