Маракотова бездна - Артур Конан Дойль

самый мощный рывок не пришел на помощь, не поддержал стремление конструкции вверх и не заставил двигатель не только удержаться на высоте, но и двинуться вперед. Наполняя амбар треском и грохотом, упрямо набирая инерцию, нагруженный кирпичами аппарат, словно большая неуклюжая птица, медленно полетел по кругу. В тусклом мерцании одинокой лампы создатели восхищенно наблюдали, как громоздкое чудо технической мысли то теряется в глубокой тени, то вновь появляется в узкой полосе света.

Долгое время оба стояли молча, пытаясь осознать масштаб успеха. Потом Перикорд вскинул длинные худые руки.

— Работает! — воскликнул он восторженно. — Двигатель Брауна-Перикорда работает!

Словно безумный, изобретатель пустился в неистовый пляс. Глаза Брауна заблестели; он принялся насвистывать какой-то немудреный мотивчик.

— Только посмотрите, как уверенно он летит! — в счастливом изумлении продолжил Перикорд. — А руль… до чего точно, хорошо управляет! Завтра же непременно получим патент.

Лицо Брауна застыло темной маской едва сдерживаемого гнева.

— Патент уже получен, — сухо проговорил он и натянуто усмехнулся.

— Получен? — недоуменно повторил Перикорд. — Получен? — В первый раз произнесенное слово прозвучало шепотом, а при повторении превратилось в отчаянный крик. — Но кто же осмелился запатентовать мое гениальное изобретение?

— Это сделал я. Сегодня утром. Все в порядке, причин для волнения нет.

— Вы запатентовали двигатель! Под чьим же именем?

— Под своим собственным, — угрюмо ответил Браун. — Считаю, что имею полное право на авторство.

— А мое имя даже не упомянули?

— Нет, но…

— Негодяй! — завопил Перикорд. — Вор, подлец! Украли мою работу! Присвоили мои заслуги! Непременно верну себе патент, даже если для этого придется перегрызть вашу поганую глотку!

В темных глазах вспыхнуло пламя праведного гнева, а кулаки сами собой сжались в порыве обиды и неукротимой жажды мести. Браун не был трусом, однако на всякий случай отступил на несколько шагов.

— Не приближайтесь! — предупредил он и вытащил из кармана нож. — Учтите: если нападете, я сумею защититься.

— Это что, угроза? — спросил Перикорд с искаженным яростью лицом. — Значит, вы не только вор, но и бандит! Отдадите патент?

— Нет, не отдам.

— Браун, говорю по-хорошему: отдайте!

— Ни за что. Всю работу сделал я.

В безумном порыве, с пылающими гневом глазами и крепко сжатыми кулаками Перикорд бросился на предателя. Браун увернулся от удара и снова отступил, однако споткнулся о стоявший возле стены упаковочный ящик, потерял равновесие и упал. Шаткая лампа тоже упала и сразу погасла. Амбар погрузился в кромешную тьму. Единственный отблеск лунного света, пробившийся сквозь узкую щель, отражался от огромных развевающихся лопастей, когда они то появлялись, то исчезали.

— Вернете патент, Браун?

Ответа не последовало.

— Так вернете или нет?

И снова Перикорд не услышал голос компаньона. Тишину нарушал только один звук: ровное жужжание мотора. Сердце изобретателя застыло от леденящего предчувствия беды. Он принялся наугад шарить в темноте и спустя некоторое время наткнулся на руку своего бывшего компаньона — холодную, неподвижную. Гнев мгновенно переродился в мучительный ужас. Перикорд чиркнул спичкой, при слабом мерцании огонька нашел лампу, поднял ее и зажег фитиль.

Браун, скорчившись, лежал возле противоположного конца упаковочного ящика. Перикорд обхватил его, приподнял и сразу понял, почему соперник так упорно молчал. При падении Браун подвернул правую руку и всем своим немалым весом навалился на нож. Острие глубоко вонзилось в грудь. Механик умер мгновенно, без единого стона. Произошла внезапная, ужасная, непоправимая трагедия.

Дрожа, словно в остром приступе малярии, Перикорд без сил опустился на край ящика и неподвижно уставился в пол, а над головой его по-прежнему продолжал летать великолепный двигатель Брауна-Перикорда. Неизвестно, долго ли изобретатель просидел в оцепенении. Может быть, несколько минут или же несколько часов. В воспаленном сознании один за другим рождались безумные замыслы. Да, он послужил лишь косвенной причиной смерти компаньона, внезапно превратившегося в соперника и даже врага. Но разве кто-то поверит в несчастное стечение обстоятельств? Одежда запачкана кровью. Все улики свидетельствуют против него. Проще скрыться, чем в надежде на признание невиновности сдаться на милость полиции и суда. В Лондоне ни один человек не знает, куда они уехали, так что если бы удалось избавиться от тела, то еще несколько дней ни у кого не возникло бы никаких подозрений.

К действительности Перикорда вернул громкий треск. С каждым новым кругом мешок с кирпичами поднимался все выше и выше, пока не врезался в стропила. Удар повредил соединение проводов, двигатель заглох, и машина тяжело рухнула на землю. Перикорд разомкнул стальную ленту и осмотрел мотор: повреждений заметно не было. В мозгу молнией вспыхнула дикая мысль: отныне летательный аппарат не вызывал в душе ничего, кроме ненависти, — так почему бы не избавиться одновременно от него и от мертвого тела, избавиться особым образом, чтобы никто и никогда не догадался о злополучном происшествии?

Перикорд распахнул дверь амбара и вытащил мертвого Брауна на улицу, в серебристый свет луны, равнодушной к страданиям жалких земных созданий. Поблизости возвышался небольшой холм; Перикорд с трудом взобрался на его вершину и положил тело на землю. Потом вернулся в амбар за двигателем, поясом и лопастями. Дрожащими руками закрепил стальную ленту вокруг туловища компаньона. Вставил лопасти в гнезда на рычагах и крепко-накрепко затянул винты. Подвесил мотор, соединил провода и нажал кнопку запуска. Пару минут огромные лопасти вращались вхолостую, а потом, постепенно накапливая инерцию, тело начало короткими рывками двигаться по склону холма, пока, наконец, не поднялось в воздух, словно стремясь к источнику света — к Луне. Руль Перикорд не использовал, а просто повернул Брауна головой к югу. С каждой минутой летательный аппарат набирал высоту и скорость, пока не пересек скалистую береговую линию и не воспарил над суровым молчаливым морем. С осунувшимся, белым как снег лицом Перикорд обреченно смотрел вслед уносившемуся прочь творению, пока оно не превратилось в парящую над туманными водами далекую черную птицу с золотыми крыльями.

* * *

В психиатрической лечебнице штата Нью-Йорк содержится пациент с глазами, наполненными безумием, чье имя и место рождения по сей день остаются неизвестными. Доктора считают, что разум несчастного помутился в результате внезапного шока, хотя и не могут определить, какого именно свойства.

Человеческий мозг — самая тонкая и хрупкая из всех существующих на свете машин, — утверждают медики, ссылаясь, в подтверждение своим словам, на странные электрические двигатели и причудливые летательные аппараты, которые пациент без устали конструирует в те недолгие часы, когда его несчастный разум окутан милосердной пеленой спокойствия и умиротворения.

Сноски

1

Эндрю Джон Вольштед (1860–1947) — американский конгрессмен, автор сухого закона. — Примеч. пер.

2