Семья Тибо (Том 3) - Роже Гар

Однако он торопливо шагал к скверу у церкви св. Венсан де Поля. И уже улыбался от любовного нетерпения, придавая так мало значения своему нелепому минутному отступничеству, что оно даже не вызвало в нем угрызений совести.

Не успел автомобиль Антуана выехать с Университетской улицы, как старомодный крытый фиакр, облезлый и пыльный, словно музейный портшез, остановился у ворот его дома.

Девушка, вышедшая из фиакра, бросила неуверенный взгляд на ограду, на заново выкрашенный фасад, затем расплатилась со стариком кучером, взяла в руки два чемодана, стоявшие на козлах, и быстро вошла в подъезд.

Консьержка в кофте появилась на пороге швейцарской.

- О господи! Мадемуазель Жиз!

По ее растерянному лицу Жиз поняла, что ее ждет какое-то несчастье.

- Бедняжечка моя, да ведь в доме никого больше нет! Господин Антуан только-только уехал!

- Уехал?

- В свой полк!

Жиз ничего не ответила. Ее ласковый, как у преданной собаки, взгляд омрачился. Она выпустила из рук оба чемодана. Оцепенение сковало это мгновенно посеревшее личико - личико метиски, и сжилось с ним так естественно, точно нашло для себя уже готовую форму. (На морском побережье в Англии, где Жиз проводила каникулы вместе с остальными пансионерками своего монастыря, она весьма поверхностно следила за событиями, происходившими в Европе. И только накануне, когда газеты сообщили о неизбежности французской мобилизации, она вдруг испугалась и, не слушая ничьих советов, даже не заезжая в Лондон, добралась до Дувра и бросилась на первый отплывавший пароход.)

- Все мужчины мобилизованы, все как есть, - пояснила консьержка. - Леон уехал вчера вечером. Виктор тоже. Наверху у меня никого сейчас нет, кроме Адриенны и Клотильды.

Лицо Жиз прояснилось. Адриенна и Клотильда!.. Слава богу! Не все еще потеряно. Эти две служанки, воспитавшие ее, были, в сущности, ее семьей всем, что еще оставалось у нее от семьи... Она храбро выпрямилась и, предшествуемая консьержкой, завладевшей ее чемоданами, направилась к лифту.

- Оказывается, все переменили! - прошептала она.

Эта белая лестница, эти перила... Образы, воспоминания мелькали в ее мозгу, затуманенном бессонной ночью; и в этой преобразившейся обстановке, где она тщетно искала следы прошлого, она чувствовала себя более чужой, чем в совершенно незнакомом доме.

Спустя полчаса, в цветном кретоновом халатике, в мягких туфлях, она сидела с обеими служанками в просторной столовой Антуана перед дымящимся шоколадом и поджаренными в масле гренками - любимым лакомством ее детства. Облокотясь на стол, она помешивала ложечкой в чашке и по-детски отдавалась радости и комфорту настоящей минуты. Ум ее никогда не отличался особой живостью, а пребывание в Англии, в пансионе при монастыре, где всякое проявление характера ограничивали рамки установленных правил, не развило в ней любви к самостоятельности.

Когда она лениво сидела так, согнувшись, с тяжелой грудью, сонным лицом, все очарование ее юности вдруг пропадало. Это была уже не "Негритяночка", не дикарка, а какая-то цветная невольница с грузным телом, с толстыми губами, с широко открытыми бездумными глазами, покорно склонившаяся под гнетом фатализма, присущего людям порабощенных рас.

Приезд Жиз явился для растерянных сестер даром провидения. Усадив девушку посередине, они наперебой болтали, то смеясь, то плача. Они сообщили ей подробные сведения о мадемуазель де Вез, ее тетке, которой они продолжали для очистки совести носить в Убежище для престарелых бананы и леденцы каждое воскресенье. Клотильда не стала скрывать, что старая дева иной раз "несет околесицу", что она ничем больше не интересуется, разве только мелкими происшествиями в богадельне, что порой она принимает обеих посетительниц недружелюбно, словно незнакомых и навязчивых женщин, которые приходят с какой-то подозрительной целью, и что обычно она выпроваживает их задолго до закрытия приемной, чтобы не пропустить партии в безик.

Жиз слушала их с глазами, полными слез.

Она проговорила со вздохом:

- Я навещу ее перед отъездом.

- Перед отъездом?

Обе служанки запротестовали. Они твердо решили отговорить Жиз возвращаться в Англию. Г-н Антуан оставил им денег на несколько месяцев. Адриенна уже представляла себе и с удовольствием описывала, как они заживут здесь втроем. Она оглушила девушку своими проектами. Показала ей вырезанный из утренней газеты "Призыв к французским женщинам, желающим содействовать защите отечества". В возможности проявить свою преданность родине, принести пользу недостатка не было!

Детские сады для детей мобилизованных, пункты раздачи молока для грудных младенцев, изготовление перевязочных материалов, работа в военных пошивочных мастерских и т.д. Каждый обязан принять участие в защите родины! Надо только выбрать.

Жиз улыбалась, поддаваясь искушению. Ничто не заставляло ее торопиться обратно. Во Франции она и в самом деле могла оказаться полезной.

Ни консьержка, ни служанки не догадались произнести имя Жака. Жиз думала, что он в Швейцарии, и ей в голову не пришло спросить о нем. Только на третий день она случайно узнала из болтовни Клотильды, что в день ее приезда он был в Париже. Но разыскала ли бы она его, даже и зная об этом раньше? Никому не был известен его адрес. Да и стала ли бы она пытаться его увидеть?

LXXIV

На лестнице редакции "Этандар", еще не поднявшись на площадку, Жак заметил на соломенном половичке перед дверью Мурлана бидон для молока и с досадой вскричал:

- Его нет дома!

В самом деле, никто не ответил на звонок. На всякий случай Жак размеренно постучал три раза.

- Кто там?

- Тибо.

Дверь отворилась. Мурлан стоял, голый по пояс, с намыленными волосами и бородой.

- Прошу прощения! - сказал он, увидев Женни. - Мальчугану следовало предупредить, что с ним дама. - Он толкнул ногой дверь. - Входите... Садитесь.

У двери стоял соломенный стул, на который Женни опустилась, едва успев войти.

Окна были закрыты. В комнате пахло картоном, клеем, селитрой, пылью. Перевязанные пачки газет лежали повсюду - на столе, на садовой скамейке, в сломанной лохани. На полу, рядом с плошкой опилок, валялся в углу старый газовый счетчик с разобранной на части и сплюснутой трубкой, которая выдавалась вперед, словно обрубленный сук.

Мурлан снова пошел на кухню.

- Я только что вернулся. Вид был, как у бандита... - крикнул он издали, фыркая под краном. Вскоре он появился в чистой рубашке, размашистыми движениями вытирая голову полотенцем. - Провел всю ночь на улице, как дурак... Как трус... Ты понимаешь, мобилизация означала для меня обыски, аресты... Обыск - ладно! Пусть приходят!.. Здесь ничего больше нет, я приготовился, но арест - черт побери!.. Я решил немного подождать... О, не потому, чтобы я так уж боялся попасть в укромное местечко, - пояснил он, бросив насмешливый взгляд на Женни. - Я никогда не жил так спокойно, как в те месяцы, которые провел за решеткой. Пожалуй, если бы не тюрьма, у меня никогда не нашлось бы времени, чтобы обдумать мои книги и написать их... Но мне вовсе не хотелось попасть в первую же партию!.. Вчера шпики везде рыскали понемногу: у Пюльте, у Гельпа... Даже в "Эглантин". У них неплохая полиция. Только они ничего не нашли. Кроме воззвания Пьера Мартена - "Призыв к здравому смыслу", знаешь? Они сцапали его в тот самый момент, когда товарищи выносили всю пачку из типографии. Что касается Клесса, Робера Клесса из "Ви увриер"{329} - этот юноша был освобожден от военной службы и никогда не был солдатом, - то, как видно, на него донесли: кажется, его обвиняют в том, что он написал антимилитаристскую листовку, и теперь он сидит под замком, ожидая ближайшего заседания призывной комиссии, которая пошлет его на передовую... Я узнал об этом вчера вечером. Предостережение любителям!.. Короче говоря, я сказал себе, что было бы глупо попасть к ним в лапы, - и улизнул...

- Ну а дальше?

- Понадеялся, что найду приют у товарищей. Как бы не так! У Сирона было бы не лучше, чем здесь. Поэтому я пошел к Гюйо - никого. К Котье - никого. К Лассеню, к Молини, к Валлону - никого. Все они, голубчики, дали тягу, как я! Вот и пробродил всю ночь где попало один. Утром, в Венсене, я купил газеты и понял, что был попросту старым дураком. И пришел домой. Вот и все! - Он взглянул на Жака из-под мохнатых бровей: - Читал ты газеты, мальчуган?

- Нет.

- Нет?

Взгляд Мурлана скользнул по Женни и снова устремился на молодого человека. Казалось, он устанавливал какую-то связь между присутствием Женни и тем фактом, что на следующий день после мобилизации, в десять часов утра, Жак еще не знал последних новостей. Из кармана черной блузы, висевшей на гвозде, он достал сверток газет; затем кончиками пальцев, словно прикасаясь к чему-то нечистому, вынул из кипы одну газету, а остальные бросил на выложенный плитками пол.

- На голубчик, позабавься, если у тебя есть настроение смеяться. Я вынослив, но тут мне показалось, что меня ударили в живот! "Боннэ руж" газета Мерля и Альмерейды! За одну ночь она превратилась в рупор правительства Пуанкаре! Кто бы мог подумать! Посмотри.