Воспоминания о Корнее Чуковском - Коллектив авторов

«Клара. Я умер».

Каждый день почта доставляла в дом 7–10 писем, 4–5 пакетов, обычно объемистых. Однажды шофер привез тяжеленный фанерный ящик, на котором стояла цифра: «10 кг.». Корней Иванович, с нетерпением ожидая, когда ящик будет вскрыт, приговаривал:

— Эх, грешен, люблю подарки, люблю подарки…

А когда ящик вскрыли и я, надрываясь, подняла эти десять кг., оказалось, что они вмещали в себя жизнеописание одной дамы от рождения ее и до семидесяти лет. Корней Иванович даже плюнул от возмущения, а на следующий день я прочла на листке, прикрепленном к этому сочинению:

«Кларочка! Дайте этой барыне самое вежливое описание моей болезни и немедленно верните ей рукопись».

Письма разбирать помогали Корнею Ивановичу все в доме — и невестка Марина Николаевна, и внучка Елена Цезаревна, и друзья, и случайные гости. Письма прочитывались и раскладывались по самодельным бумажным папкам. На папках делались надписи (я перечисляю те, что сейчас остались нетронутыми в ящике письменного стола Корнея Ивановича):

«Лит. консультации»

«Послать книгу или деньги»

«Архив»

«Раритеты и курьезы» (с припиской: «Ха, ха»)

«Раритеты-газеты».

В папке «Лит. консультации» остались лежать стихи Г. Лукьянова, присланные 20 июля 1969 года; «Считалки, перевертыши, загадки детей рождения 1903, 1930, 1955, 1957 годов», собранные пенсионеркой Т. Я. Вашкевич из Риги; стихи А. А. Туманова, который «решился присоединить свои вирши к опостылевшему потоку рукописей», и др.

Это те заинтересовавшие Корнея Ивановича рукописи, которые он просмотрел, но не успел ответить авторам.

В другой папке лежат письма детей и родителей с просьбами о книгах. На многих сверху сделана пометка: «Послана».

Письма из третьей папки после того, как Корней Иванович отвечал на них, перекочевывали в основной архив, распределенный по алфавиту.

В раритетах хранится самодельная книга «Мойдодыр», которую сопровождало такое письмо:

«Дорогой Корней Иванович! Посылаю Вам небольшую книгу. Она долго у меня хранилась, но лучше ей быть у Вас. В войну молодой капитан, долечиваясь после ранения, нашел в эвакуации жену и маленького сына. Не было книг. Он много читал сыну на память, а эту сам написал и иллюстрировал. […]

Я помню, отец погиб на фронте. Мальчик хранил эту книгу.

Потом подарил своей любимой учительнице, т. к. судьба гоняла его по всему Союзу. Потом передали ее мне. Я ее тоже очень берегла. А теперь мы решили отдать ее Вам. Пусть будет у Вас, как доказательство любви и уважения Ваших маленьких, больших и совсем старых читателей.

С искренним уважением Н. Метлицкая».

В книжке одиннадцать страниц. На последней указано: «Соликамск, 1943». Текст написан тушью, печатными буквами. Рисунки — акварельными красками. Слово «Мойдодыр» «издатель» вывел из нарисованных одежных щеток и мыльных пузырей.

В архиве Корнея Ивановича несколько таких книг, сделанных родителями своим детям.

Самодельную книжку «Сказок», изготовленную в Заполярье в годы войны, с металлической планочкой ла матерчатой обложке, прислала Корнею Ивановичу Галина Шапилова. В письме она говорит: «Это моя самая первая в жизни и самая дорогая для меня книжка. Она сделана моей мамой». На планке надпись: «Галочке от мамы». Сказки «Лимпопо», «Бармалей», «Телефон», «Мойдодыр» и другие напечатаны на машинке. Рисунки выполнены тушью и цветными карандашами — точное воспроизведение иллюстраций художников к довоенным изданиям сказок Корнея Ивановича.

Сказку «Крокодил» с переснятыми рисунками Ре-Ми и переписанным от руки текстом подарила Корнею Ивановичу А. В. Меньшикова.

В «Раритетах и курьезах» лежат рядом два письма. Оба посвящены сказке «Мойдодыр». Первое как бы заключает раздел «раритетов», второе открывает раздел «курьезов».

В первом Марк Фогель рассказывает о том, как сорок лет назад, маленьким мальчиком, он был приглашен в Дом санкультпросвета посмотреть фильм «Мойдодыр».

«Фильм был немым, поэтому тетенька, тихо бренча на пианино, громко выкрикивала:

Одеяло убежало!Улетела простыня!

Но вот грязный мальчик стал чистым, Мойдодыр и все вещи радостно заплясали, тетенька грянула „Камаринскую“. Загорелся свет, но тетенька нас не отпустила:

— Дети, тихо! Сейчас будет самое главное!

Она долго искала кого-то в зале, проходя по рядам, потом поманила меня пальцем, а когда я подошел к ней, поставила на стул и сказала:

— Дети, этот мальчик самый грязный! За это Мойдодыр дарит ему подарок.

Она протянула мне кусок мыла и мочалку-люфу.

Я стоял на стуле, держа в одной руке мыло, а в другой мочалку, словно скипетр и державу!

Тетенька колотила изо всех сил „туш“ — меня нарекли главным грязнулей всего района. И тут тетенька совершила тактическую ошибку. Она громко похлопала в ладоши, требуя тишины. Вкрадчивым голосом, ехидно взглянув на меня, она кинула в зал:

— Дети, хотели бы вы быть похожими на этого мальчика? Хотели бы вы получить такой подарок? — Она победно улыбнулась, предвкушая ответ.

— Хоти-и-им! — неожиданно для нее заревел зал…

Я мчался домой, как ураган. Я ворвался домой. Я закричал изо всех сил:

— Мама! Мамочка, ты же ничего не знаешь! Я самый главный грязнуля в нашем районе!

Я потрясал в воздухе своими знаками победы — мылом и мочалкой.

Мама ахнула и тихо заплакала… С тех пор прошло много лет. Давным-давно смылилось мыло, истерлась мочалка, но я до сих пор благодарен Мойдодыру за его подарок».

А в своем анализе детского рассказа в стихах К. Чуковского «Мойдодыр» Тимошенко из города Ейска спрашивает:

«Почему К. Чуковский советует мыть детей до дыр? […] В рассказе от грязного, „как трубочист“, мальчика „убежало одеяло, улетела простыня“ и „подушка ускакала“ утром, когда он встал с постели. Получается бессмыслица, т. к. эти вещи должны были убежать от него вечером, не допустить, чтобы он залез в постель грязным, да еще „как трубочист“. Потом от этого грязного мальчика убежали его чулки, башмаки, брюки, и в этот момент „из маминой из спальни“ появляется „кривоногий и хромой“ Умывальник. Если мебель в маминой спальне под стать этому Умывальнику, то нетрудно представить, что эта мама получает маленькую зарплату и что она рано уходит на работу, оставляя мальчика одного. Умывальник призывает для мытья сапожные щетки, и автор не замечает, что пишет уже не о мытье, а о чистке — „чистим трубочиста“. Но разве ребенок — сапог, которого можно тереть жесткими щетками?» —

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});