Дикая принцесса - М. Джеймс

ее рот и я стону, почти не в силах пошевелиться.

Я хочу остаться внутри нее, вот так, навсегда.

Боль в груди говорит мне, что это зашло слишком далеко. То, что я чувствую к ней, это не просто похоть, не интрижка, не удовольствие от того, что я во всем первый. Это нечто реальное и почти осязаемое, связь, которую я никогда не хотел создавать, и все, что я могу сделать сейчас, это не дать ей зайти дальше. Но сейчас я не могу сделать ничего, кроме как потерять себя в ней.

Она задыхается, когда я начинаю двигаться, длинные, медленные толчки, которые заканчиваются тем, что я погружаюсь в нее так глубоко, как только могу, смакуя каждое скольжение ее плоти по моей. Она выгибается навстречу мне, ее вторая рука прижимается к моему плечу, ее грудь прижимается к моей груди, ее бедра прижимаются к моим, так много ее прикосновений к такому большому количеству меня, пока я не чувствую, что могу погрузиться в нее полностью, как будто мы близки к тому, чтобы стать одним целым.

— О Боже, Левин, ты заставишь меня… — слова обрываются, когда я чувствую, как она снова обхватывает меня, и очередной оргазм прорывается сквозь нее, а я обхватываю ее за талию и прижимаю к себе, мои бедра качаются на ее, когда она насаживается на мой член. Она откидывает голову назад, вода стекает по ее горлу, скапливаясь между нами, и я прижимаюсь губами к ее челюсти, шее, всаживаясь в нее снова и снова, пока тоже больше не могу сдерживаться.

Я должен прерваться. Эта мысль приходит мне в голову в момент осознания того, что я продолжаю делать, какую ошибку совершаю, но уже слишком поздно. Она такая мокрая и тугая, мой член пульсирует, когда я набухаю и твердею внутри нее. Я кончаю раньше, чем успеваю остановить себя, и мысль о том, что я могу затопить ее так глубоко, как только могу, только усиливает мой оргазм. Я поднимаю бедра вверх, желая остаться в ней, оставить свою сперму в ней так глубоко, чтобы она никогда от меня не избавилась.

Эта мысль пугает меня, но не настолько, чтобы остановиться.

Я прислоняюсь к ней, когда кульминация стихает, и вздрагиваю, прижимаясь лбом к ее лбу, когда она наклоняет подбородок и снова нежно целует меня.

— Я никогда не устану от этого, — шепчет она мне в губы, и я закрываю глаза, до самой глубины души понимая, что это может погубить нас обоих.

Я чувствую то же самое. И от этого никуда не деться.

Все, что я могу сделать, это держать это при себе и оберегать ее… даже от меня и всего того, что приходит с любовью к такому мужчине, как я.

22. ЕЛЕНА

Я не хочу бояться идти к Васкесу. После всего, что случилось, мне хотелось бы думать, что я больше ничего не буду бояться. Но когда мы готовимся покинуть мотель, я чувствую, как в животе завязывается тугой узел страха. Я хочу остаться здесь, в пузыре безопасности, который мы с Левином создали в этой комнате, отгородившись от внешнего мира.

В течение нескольких дней, как только я узнала, что он будет жить, я позволяла себе раствориться в том, чтобы просто быть с ним. Близкое столкновение со смертью, казалось, ослабило его защиту, и я позволила себе насладиться этим. Я не думала о том, что будет дальше. О том, что за все ночи, проведенные в объятиях друг друга, и все разы, когда он спал со мной, не пытаясь сопротивляться, ничего не изменилось.

По-прежнему есть неизбежный конец, и сейчас мы почти у цели.

Пока мы одеваемся, в комнате стоит тяжелая тишина. Я влезаю в джинсы и красную блузку на пуговицах, которую нашла в одном из недорогих магазинов, оставляю волосы распущенными и наблюдаю за Левином, который немного скованно натягивает футболку, рана на его боку напряженно шевелится. Швы еще не сняты, и под футболкой все еще есть бинт. Левин тянется за курткой, засовывает пистолет в пояс джинсов, под рубашку. Денег осталось совсем немного, и он складывает их, засовывая во внутренний карман пиджака, и смотрит на меня.

— Что ж, — медленно произносит он, выражение его лица напряжено. — Нам пора идти.

Я знаю, что он не хочет, чтобы я шла с ним. Но я не собираюсь оставаться в стороне, не после всего, что случилось, и не после всего, что я сделала. Я чувствую, что заслужила право быть рядом с ним, и, несмотря ни на что, это и моя жизнь тоже. Я уже давно покончила с тем, чтобы отходить на второй план в своей собственной истории.

Особняк Васкеса находится совсем в другой части города, на окраине, окруженный стеной и высокими железными воротами. Левин смотрит на меня, когда мы приближаемся, выражение его лица очень серьезное.

— Позволь мне говорить, — тихо произносит он. — И следуй моим указаниям. Это важно, Елена.

— Я знаю. Я уже поняла это. — Пока он это говорит, мои пальцы перебирают твердую форму под краем рубашки — нож, который Левин купил для меня. У нас не было достаточно средств, чтобы купить мне пистолет, но в данный момент он чувствовал, что мне нужно оружие. Что-то, чем я смогу дать серьезный отпор, если до этого дойдет.

У ворот нас останавливают охранники в черных одеждах, которые сразу же настораживаются, увидев нас.

— Что вам нужно? — Хрипловато произносит один из них, его рука тянется к пистолету на поясе пока он подозрительно смотрит на нас.

Левин не дрогнул.

— El conejo necesita reunirse con la araña. Кролику нужно встретиться с Пауком. Передайте Васкесу, что к нему пришел Левин Волков.

Не думаю, что слова сами по себе что-то значат для этого человека, который, скорее всего, не более чем охрана, но манеры Левина достаточно, чтобы убедить его. Он настороженно отступает к сторожевой будке перед железными воротами, а Левин стоит там, наклонившись ко мне, как это часто бывает, и мы ждем, что произойдет.

Охранник выходит обратно и кивает.

— Он вас примет.

Когда мы входим в особняк, он напоминает нечто среднее между домом моего детства и особняком Диего. Он более богато украшен, чем дом, в котором я выросла, но без излишней вычурности, как у Диего. Полы выложены кремовой плиткой, стены выкрашены в драгоценные тона, а стропила над домом деревянные. Каждый предмет мебели и текстиля, мимо