В объятиях принцессы - Джулиана Грей

– В последнее время я ничего о ней не слышала. Говорили, что у нее какие-то трудности в Англии.

– Я бы с радостью разорвал ее врагов голыми руками, – хмуро сообщил Гюнтер.

– Знаю, она вам когда-то нравилась, – тихо сказала Луиза.

Он несколько секунд молчал.

– Я надеялся. Но, разумеется, сын мэра не может даже мечтать о женитьбе на принцессе. И отец объяснил мне это вполне понятно. Он всегда повторял, что надо протягивать ножки по одежке.

Луиза кашлянула.

– Надеюсь, мстить никому не потребуется. Мне бы хотелось избежать кровопролития. Я хочу спасти свой народ, установить справедливую власть в стране, которую люблю всем сердцем. – В ее глазах заблестели слезы. – Я хочу отыскать своего мужа, который может сделать очень многое для Хольштайн-Швайнвальда, если только у него будет шанс.

Гюнтер похлопал ее по руке:

– Не бойтесь, мы найдем его. Доверьтесь мне, ваше высочество.

Когда поезд подъехал к Хольштайну, было уже поздно. В животе у Луизы урчало от голода. Гюнтер купил ей булочку с сосиской у разносчика и вывел из здания вокзала через боковой вход.

– Сейчас мы пойдем ко мне домой, – сказал он. – Там вы будете в безопасности, а я пока наведу справки.

– Надеюсь, вашей жене и слугам можно доверять?

Гюнтер побледнел:

– Моя жена умерла в прошлом году от тифа, через два дня после нашего сына.

– Простите, я не знала. Поверьте, мне очень жаль.

– Так было угодно Богу.

Луиза замолчала. А что тут скажешь?

Гюнтер Хассендорф жил в старом доме своего отца, стоявшем в тени Хольштайнского замка. Улицы показались Луизе необычно пустынными. Запоздавшие прохожие шли очень быстро, надвинув шапки на лоб. Луиза украдкой покосилась на серые стены замка – своего родного дома.

Заходящее солнце окрасило верхушки башен в розоватый цвет. В окне комнаты, раньше принадлежавшей ее отцу, горел свет. Луизе стало трудно дышать. Она опустила голову и поспешила вслед за Гюнтером, больше не глядя по сторонам.

Дом мэра стоял чуть в стороне от других – внушительное белое здание с синими наличниками на окнах. Гюнтер негромко постучал в дверь тростью, что уже само по себе было странным. В Хольштайне не было принято запирать двери. Ему открыла молодая женщина в черном платье, поверх которого был надет накрахмаленный белый фартук.

– Добрый вечер, герр Хассендорф, – сказала она, взяла его шляпу и трость.

Гюнтер жестом пригласил Луизу войти.

– Фрида, это герр Маркем, мой знакомый английский джентльмен. Устрой его в голубой спальне, пожалуйста. Он останется на ночь.

Служанка сделала реверанс:

– Да, герр Хассендорф.

Дом был обставлен с явной претензией на роскошь. Поднимаясь вслед за служанкой по главной лестнице, Луиза заметила несколько весьма неплохих предметов в стиле Людовика XIV, прекрасные картины в богатых рамах. Голубая спальня располагалась на третьем этаже и оказалась огромной комнатой с голубыми обоями в китайском стиле, обставленной тяжелой мебелью, обитой синим бархатом. Луиза погладила рукой резную, украшенную позолотой спинку кровати и подумала, что обстановка совсем не немецкая.

– Вам угодно перекусить, герр Маркем?

Луиза кивнула:

– Если это не доставит больших неудобств, принесите мне, пожалуйста, легкий ужин.

Служанка несколько секунд оторопело моргала, глядя на нее, потом сделала реверанс и, пятясь, вышла из комнаты.

Луиза тихо выругалась и швырнула на пол шляпу.

Гюнтер зашел спустя четверть часа, держа в руках шляпу и трость. Он кивнул в сторону подноса с закусками, стоящего на столике у окна.

– Вижу, о вас позаботились. Вам нужно что-нибудь еще?

– Мне нужен только мой муж. Прошу вас, позвольте мне пойти с вами. Мне необходимо что-то делать, а не протаптывать дорожку в вашем красивом ковре.

Гюнтер бросил обеспокоенный взгляд на ковер – великолепное произведение персидских мастеров.

– Это слишком опасно. Вас ведь могут узнать.

Луиза разочарованно фыркнула и отвернулась к окну, которое выходило на Хольштайнский замок, теперь погруженный в темноту.

– Тогда поскорее возвращайтесь. И прошу вас, с хорошими новостями.

Мужчина поклонился.

– Сделаю все, что смогу, ваше высочество. Да, и еще одно… – Он полез в карман.

– Что?

– Ваша комната запирается снаружи. Боюсь, я вынужден – разумеется, только для вашей безопасности – закрыть вас на время, пока меня не будет. Вы не возражаете?

Луиза несколько секунд смотрела на небольшой медный ключ в руке Гюнтера и впервые почувствовала беспокойство.

– Вы уверены, что это необходимо?

– Ваше высочество, поверьте, я глубоко сожалею об этом, но все же не могу отвечать за весь город. Сейчас сосед следит за соседом, слуги идут против хозяев. – Он поднял на Луизу скорбный взгляд. – Я никогда не прощу себе, если с вами что-то случится под моей крышей.

Луиза вспомнила удивление служанки, косые взгляды прохожих на улице, потом всмотрелась в серьезное лицо Гюнтера. Тот выглядел смущенным, но был настроен решительно.

Она попыталась улыбнуться:

– Хорошо, тогда запирайте дверь, мой друг. Обещаю стойко выдержать заточение.

В ответ мужчина довольно улыбнулся:

– Рад, что вы меня правильно поняли, ваше высочество.

Он поклонился и вышел из комнаты.

В замке повернулся ключ.

После ухода Гюнтера Луиза приказала себе отдохнуть. Она сняла сюртук, легла на необъятную кровать и уставилась в потолок. Но ее ум не знал покоя. Она снова и снова вспоминала – нет, не Сомертона и Олимпию, а Петера и князя Рудольфа, как они лежали со скрещенными на груди руками в обтянутых белым атласом гробах, а над ними высились готические арки Хольштайнского собора.

Она не сможет пережить это еще раз.

Они должны быть живы. Обязаны.

Если бы только она могла заплакать! Это бы помогло снять колоссальное напряжение, владевшее ею все последнее время. Однако слезы жгли глаза, но не желали проливаться. Отчаявшись, она вскочила и принялась мерить шагами комнату, потом остановилась и налила себе виски. Луиза закрыла глаза, когда огненный напиток обжег горло и немного вскружил голову. Ей вспомнилось, как Сомертон целовал ее по вечерам, выпив стаканчик после ужина, как его глаза становились нежными, он подхватывал ее на руки, нес в постель, называл Маркемом и долго занимался с ней любовью. Иногда в лунные ночи проникавший в окно свет окрашивал его черные волосы серебром, она запускала в них пальцы и называла его самым красивым мужчиной на свете. Сомертон смеялся и говорил, что она милая маленькая глупышка.

Неужели больше в ее жизни не будет счастья? Бог не может быть так несправедлив.

Луиза вернулась к кровати и легла. Бренди все же немного успокоил ее, и она задремала. Скоро придет Гюнтер с новостями. Он скажет, что Сомертон и Олимпия были вынуждены скрываться, что они не могли послать ей сообщение, но планируют… планируют… что-нибудь планируют.