Призраки во плоти (СИ) - Самсонова Катерина

Да, я представлялась Крисом, но как будто бы от имени Кристиан, а не Кристина. Я одевалась в мешковатую куртку и широкие штаны, а также прятала свои волосы под шапкой, а лицо частично покрывала слоем грима и толстым шарфом. В таком виде, когда от меня оставалось лишь лицо без примесей, меня можно было принять за какого-нибудь парня-андрогина — особенно, если я начинала говорить низким голосом. Сначала я поставила этот эксперимент лишь из спортивного интереса — получится ли обмануть кого-либо моим прикидом? Мне повезло — Оливия была алхимиком, но не экстрасенсом. Если она о чём и догадалась, то далеко не сразу. Мне даже показалось, что в роли мальчика я ей весьма приглянулась. Ну, а что, ей всего-то двадцать шесть, не замужем, ей можно!

Более того, я и в морг святой Елены заходила в похожем наряде. Потому-то, когда я вернулась туда вместе с вами, никто меня не узнал.

Но хватит об этом. Я всего лишь хотела убедить вас, что мужской образ мне давался не так уж и трудно. Сама в это не могу поверить.

Теперь о Тимофее…

Господи, я так виновата перед ним. Чего я не прощу себе, так это именно того, что он был изначально обречён на гибель — из-за меня. Впрочем, может и из-за Марка тоже? Ведь это он ввёл его имя в «Список полутеней», ведь поэтому Герман и знал про силу, дремлющую в его душе.

Так или иначе, мы с Тимофеем стали общаться реже, но каждый раз наши разговоры заводили нас к теме Марка. Тимофея не на шутку волновала его судьба, он постоянно обсуждал со мной теории его исчезновения, также предполагал, что в этом был замешан «тот чокнутый патологоанатом, о котором Марк всё талдычил».

Он всё рассуждал, рассуждал, строил версии, ломал голову… А я молчала. Молчала, потому что он бы ни за что меня не понял. Молчала, потому что он мог всё испортить. Любой другой бы всё испортил, расскажи им всё, что знала я!

Потому что я жаждала твоего воскрешения, Марк. Да, я знала, что мы с Германом вряд ли полезем вновь в Дом Слёз, чтобы достать твоё тело. Да, я знала, что ради этого придётся искать чужое тело, отнять его связь у покойной души, тем самым обрекая эту несчастную душу на немыслимые неприятности. Я знала, на что иду. Но я не могла смириться. Я усердно помогала Герману в работе и делала всё, что он попросит, и моего условия, чтобы за это он первым воскресил тебя, а не Ирму, было достаточно, чтобы мы держались одной слаженной, почти дружной командой.

В то время я никак не могла понять, отчего Герман, о котором ты отзывался как о самом лучшем друге и учителе в сфере магии, испытывал к тебе странное отвращение. Герман объяснял это тем, что ему надоели твои неуправляемые выходки, когда ты перестал сдерживаться от безумия полутени. Я верила ему не до конца. Такие, как он, обязательно сохраняют самую ценную часть истории у себя за пазухой. И Герману было, что скрывать от меня. Так же, как и мне от него.

А Тима всё не унимался. Он начал злиться на меня, подозревая в его исчезновении меня. Такого развития его размышлений я не могла допустить, и я сказала ему, что мы с Германом как раз занимаемся твоими поисками. Таким образом, когда Герман вызвал меня в морг, а я попросила Тиму отвезти меня к нему на его джипе, он настоял на том, чтобы он тоже встретился с Германом. Я согласилась. Тем более, это повысит его градус доверия. А что с Германом? Он легко подыграл мне. Когда мы подъехали к больнице святой Елены, он встречал нас на парковке с улыбкой довольного кота. Серьёзно. Вылитый кот Базилио, с его-то бородкой, фетровой шляпой и непроницаемыми гогглами для видения призраков.

Какой же я была идиоткой, что сразу не предположила, зачем он их надел.

Он видел ауру полутеней. Он разглядел её в Тиме. И, должно быть, разглядел её и во мне.

Я поздно вспомнила, что не надела в тот день твой маятник, Марк. Ты был прав, когда отдал его мне. Теперь в нём нуждалась и я. Он скрывал мою ауру и энергетику, запечатывал её топазом. Но не тогда.

Я дала спуск своим чувствам, и я выдала себя. Должно быть, я к нему привязалась. Как-никак, три месяца мы были вместе. В какой-то миг я забылась, что Герман опасен для меня. С каждым днём, с каждыми следующими нашими опытами и экспериментами он становился мне слишком дорогим. Он не учил меня Воздушным Рунам, потому что условно я ещё оставалась обыкновенной девушкой без способностей, но он познакомил меня с их действием, рассказал об основах призрачного мира, показал действия иных родов магии, хотя сам в совершенстве владел лишь рунами. Хотя, стоит отдать ему должное, благодаря ему я узнала про магию заговоров. Ими я овладела быстро. Даже Герман удивился, насколько быстро. Впрочем, заговоры давались и простым людям, но не Воздушные Руны. Для них ты обязан быть экстрасенсом.

И я училась рунам самостоятельно. Благодаря твоей книге, Марк. Вот они давались мне с трудом. И я понимала, отчего. Полутень во мне была слаба. Она требовала силы. И потому, поддаваясь искушению, я временами стала выходить из тела. Я летала, как летал когда-то ты. Я была легка как пёрышко. Я переносилась куда угодно, куда только пожелала улететь.

Но оставалось место, куда не могла попасть даже я».

[Февраль 2016 года]

Она шагала по пушистому сизому снегу, освещённому луной и светом фонаря. Она не оставляла следов, не издавала шума. Мороз холодил её, но вредил её телу. Потому что тело её было далеко отсюда.

Фонарь вёл Тину вдоль серых деревьев, меж которыми бродил гулкий ветер, играя с серебристыми песчинками. Волшебный огонёк словно тянул её за собой, за ту самую руку, в какой она держала его переносное укрытие. Она едва узнавала этот лес под покровом снега, который будто сошёл с чёрно-белой гравюры, всячески лишённый других оттенков. И только тёплый фонарь вносил новые цвета на эту забытую землю.

Путеводный свет вывел Тину к краю проклятого оврага. Снежная пелена сгладила его неровности, и его дно как будто стало чуть выше.

Дома Слёз как ни бывало. На его месте с гордой осанкой и сложенными на груди руками стоял женский призрак, излучавший алый ореол, испуская слабый дымок. Эта женщина ждала её. Она терпеливо наблюдала, как Тина спускалась вниз в овраг и с воинственным видом шла к ней навстречу.

— Вы… — Тина заговорила на ходу, но от скорости ходьбы никак не могла додумать, как продолжить фразу. — Вы же… госпожа Ульянова? Вы Анна, да?

Женщина не изменилась ни в лице, ни в позе, ни тогда, когда Тина остановилась перед ней. Стойкая и непоколебимая. Плотный дым, исходивший от полов платья витиеватыми лентами, выражал одновременно и злость, и сожаление. Иссохшее чёрное дерево за её спиной ветвями образовывало рожки на её непокрытой голове.

— Где Дом Слёз? — спросила Тина, не собиравшаяся уходить без ответа.

— Там, куда не проникнет ни одна человеческая душа, — ядовито ответила Анна. — Вы, люди современности, совершенно забыли, что такое святость вещей, что можно делать, а что нельзя. Как же вы не поймёте, что ваша беспечность по отношению к понятиям добра и зла сыграет с вами плохую шутку?

Окинув взглядом подозрительную зеленоволосую полутень, она печально усмехнулась и опустила руки.

— Но тебя это не касается. Ты знаешь цену.

Собирая длинным подолом снег и тьму, она забрала у Тины фонарь и взмахом ладони указала на лес по другую сторону оврага.

— Уходи, девочка моя, ради всего святого. Дом Слёз поглотит тебя, стоит ему воротиться, — а после, ещё раз окинув Тину взглядом, добавила. — Ты не была Дитём Ветра тогда.

Дитя Ветра? Ах да, она слышала об этом.

— Я стала им ради Марка, — ответила Тина.

— Ради… что? — Анна воспылала огнём проклятия, на которое обречена её душа, но, быстро взяв его под контроль, она оправилась и отшатнулась. — Так, значит, ты за тем Марком.

Тина кивнула.

— Отчаянно ты его любишь. Он того не стоит.

— А вам откуда знать? — грубо сказала Тина, оскалив зубы.

Честное слово, как она смеет судить о нём!

Внутренний огонь вновь заполонил душу Анны, и она, схватив Тину за запястье, насильно отвела к старому дереву и прошипела под ухом: