Голгофа XX века. Том 1 - Борис Сопельняк

Третья встреча была в кафе на Страстном бульваре, четвертая у памятника Пушкину. Сведения об урожае и количестве вспаханных площадей я снова взял из официальных источников. С конца 1935 года никто из агентов польской разведки больше не звонил и не заходил, — закончил Платтен.

Допрашивавший Платтена младший лейтенант Шейн то ли был совершенно не опытен, то ли сознательно не замечал «лапши», которую ему вешают на уши. Ну какой шпион в качестве явки станет использовать свою квартиру? Какой разведчик будет передавать документы в таких людных и постоянно прочесываемых «наружниками» из НКВД местах, как Большой театр или Пушкинская площадь?! А чего стоят «шпионские сведения» об урожае, почерпнутые из газет?! Скорее всего, Шейна интересовало не это, а сам факт признания: скажи Платтен, что роет подземный ход в Лондон, младший лейтенант выпытывал бы, каким он при этом пользуется инструментом и на какую дату назначен срок сдачи туннеля.

На следующем допросе следователь начал копать глубже.

— Назовите лиц, с которыми вы имеете тесную связь и которые в настоящее время арестованы органами НКВД.

— Прежде всего, это жена — Платтен-Циммерман Берта Георгиевна, арестованная в июле 1937 года. Затем литовский инженер Камбер, а также Абрам Мендельсон, с которым я познакомился в 1931 году, когда он был сотрудником советского торгпредства в Берлине. Еще швейцарец Ян, работавший в секретном отделе Коминтерна. Все они арестованы в начале этого года.

— Назовите страны, в которых вы проживали.

— Кроме Швейцарии, это Италия, Австрия, Финляндия, Румыния, Латвия, Литва и Германия.

— В каком году вы приехали в СССР на постоянное жительство?

— В 1923-м. Я прибыл вместе с группой переселенцев в составе сельскохозяйственной артели «Солидарность».

— Сколько раз вы арестовывались, судились и отбывали наказание?

Сухой язык протокола улыбок не фиксирует, но наверняка, отвечая на этот вопрос, Платтен победоносно усмехнулся и снисходительно посмотрел на зеленого лейтенантика.

— Это было неоднократно. Три раза в Швейцарии, затем в Литве, Латвии, Румынии, Финляндии и Германии. Из одних тюрем я бежал, из других отпускали под залог, бывало и так, что обменивали, — так было, например, в Финляндии, когда меня обменяли на белофинских офицеров.

А потом пошел так называемый конвейер: допросы продолжались круглыми сутками, следователи менялись, а от измученного Платтена требовали не только подтверждения предыдущих показаний, но и новых данных о друзьях, знакомых, общественной и партийной деятельности.

— Какие руководящие посты вы занимали по партийной линии?

— С 1904 по 1906 год в Швейцарии был секретарем партии интернационалистов-социалистов, с 1906 по 1908-й — партийный агитатор латвийской секции РСДРП, 1908–1912 — снова секретарь интернационалистов-социалистов, с 1912 по 1921-й — секретарь социал-демократической партии Швейцарии, а с 1921 по 1923-й — секретарь коммунистической партии Швейцарии.

— По какой причине в августе 1937 года вы были исключены из рядов ВКП(б)?

— Это случилось в связи с арестом моей жены. Она работала в Коминтерне и ее осудили как троцкистку и английскую и германскую шпионку одновременно. Это, конечно же, не так, никакая она не троцкистка и тем более не шпионка! А из партии меня исключили за притупление политической бдительности и неразоблачение жены.

Каждый член ВКП(б), а затем КПСС, знает о грызне, царившей в ее рядах, о духе доносительства, нетерпимости, о бесчисленных разбирательствах и, самое главное, о незыблемой традиции с легкостью и даже наслаждением наказывать и сдавать репрессивным органам своих единоверцев. С Платтеном большевики поступили совсем по-свински, но это считалось нормой. Коммуниста судить нельзя, поэтому человека сперва исключали из партии, а потом предавали суду. Платтена исключили за неразоблачение жены, но после поданной апелляции, объявив выговор, восстановили — так что он был арестован, будучи членом ВКП(б). Коммунист под следствием? Это недопустимо! И Красногвардейский райком, узнав об аресте, скоренько отменяет свое решение и уже 22 марта 1938 года принимает другое: «Платтена Ф. П. как врага народа, арестованного НКВД, из рядов ВКП(б) исключить».

А если он не враг, если суд его оправдает, что тогда? А ничего, раз партия решила, что враг, значит, враг — тут уж, как говорится, плетью обуха не перешибешь. А ведь этот райком и его секретарь Степаненко окажутся в дураках… Одна надежда, что чинодралы от партии понесли заслуженное наказание и поплатились за свою услужливую торопливость.

Удивительные все-таки были люди — все эти майоры и лейтенанты, выколачивавшие интересующие их показания. Напомню хорошо известный факт: прежде чем приступить к массовым репрессиям в отношении интеллигенции, военнослужащих, рабочих и крестьян, Сталин, Ягода, Ежов и иже с ними основательно почистили органы НКВД: несколько десятков тысяч преданных делу, народу и стране чекистов было уничтожено в застенках тюрем и лагерях ГУЛАГа. Кто заполнил вакансии? Полуграмотные выскочки. В НКВД шли никчемные инженеры, дрянные слесаря, спившиеся кавалеристы и т. п. Ну разве наденет форму энкавэдешника классный инженер, высококвалифицированный рабочий, хороший танкист или знатный летчик? Да ни за что на свете — им интересно их дело. А вот всякого рода неудачники и недоучки не просто шли, а рвались в НКВД. Уж там-то они могли отыграться за все свои унижения — ведь они получали беспредельную власть над цветом нации, над людьми, которые раньше и руки бы им не подали.

Ну кто такой младший лейтенант Шейн по сравнению с Платтеном?! Ему бы поинтересоваться жизнью подследственного, деталями его уникальной биографии, намотать кое-что на ус, а он знай гнет свое: «назовите имена» или «откуда у вас бинокель (это не опечатка, в протоколе так и написано — бинокель) и фотоаппарат?»

А ведь у Платтена было чему поучиться. Выросший в семье столяра-краснодеревщика, горячий, энергичный Фриц вскоре стал швейцарским Либкнехтом — не было митинга, на котором бы он не разбил в пух и прах своих оппонентов и не обрел новых сторонников. Но была у этого трибуна-красавца и любимца женщин проблема, о которой практически никто не знал: еще в юности он перенес тяжелую форму туберкулеза и на всю жизнь остался с одним легким, а чуть позже получил такую серьезную травму левой руки, что вынужден был обходиться одной правой. Но, как я уже сказал, никто и никогда этого не замечал!

Душа общества, пламенный революционер, прекрасный оратор, отчаянный храбрец — вот кем был Платтен в глазах людей. А на самом деле — больной человек, инвалид, маскирующийся под здоровяка. А знаете, что выкинул этот «здоровяк» в 1906 году? Помогая рижским боевикам, Платтен угодил в тюрьму. В то время свирепствовали военно-полевые суды, так что приговор мог быть самым суровым. Его молодая жена Лина Хаит падает в ноги начальства и умоляет отпустить Фрица под залог. Сумма, которую ей назвали, была такой умопомрачительной, что Лина была вынуждена продать все свое приданое, включая кольцо и серьги, которые были на ней, но Фрица отпустили. Оставаться в Риге опасно — ищейки ходят буквально по пятам.

И Платтен решает бежать в Германию. Сговорившись с матросами парохода, идущего в Гамбург, Платтен пробрался на борт. Ищейки шли следом, перерыли все от клотика до киля, но беглец как в воду канул. Лишь после того, как отдали швартовы и вышли в открытое море, матросы дали условный знак — и на палубе появился… негр. Это был Платтен: оказывается, все то время, пока рыскали ищейки и судно шло в нейтральные воды, он был в пароходной трубе. Несколько часов висел он там на одной руке. Вот что такое Платтен! А тут — какой-то лейтенантик… Но Платтен на то и Платтен, он переиграет ежовского выкормыша и ускользнет из его рук.

Советник петлюры

— До 1932 года вы работали в Аграрном институте, а потом перешли в Институт иностранных языков. Кто оказывал содействие в устройстве на работу? — продолжали тянуть жилы из Платтена.

Следователь думал, что это ловко расставленная ловушка, уж в нее-то Платтен попадет, назвав имена покровителей. Но Платтен мгновенно погасил его пыл.

— В институт я был рекомендован Киевским райкомом ВКП(б), — ответил он.

— А кто вам дал рекомендации на предмет оформления советского гражданства? — зашел с другой стороны следователь.

— Инженер Мендельсон и инженер Гольдштейн, с которыми я был знаком по партийной работе в Берлине. Мендельсон, как я уже говорил, арестован, а где Гольдштейн, не знаю.

— Что вам известно об антисоветской деятельности Мендельсона, Гольдштейна, а также Камбера, Яна и других ваших знакомых?

— Ничего! — отрезал Платтен.

Конвейер продолжался… Безусые юнцы надеялись без особого труда сломать немолодого, больного человека, но перед ними был не инвалид, а богатырь, зубр, который оказался им не по зубам. Чем глубже они забирались в биографию Платтена, тем больше в этом убеждались К тому же всплывали такие имена и такие детали истории страны, что у них зябко передергивало плечи. А прочитав все показания подследственного, они убоялись содеянного и… выдрали из дела более сорока страниц, уничтожив при этом и все фотографии. Как и все остальное, сделано это грубо и топорно: скажем, те же фотографии скорее всего сожгли, а конверты из-под них оставили.