Это не наша война - Павел Кошовец

      - Добрые люди Агробара, вы хотите иметь Бога в сердце?!

      - Да!

      - Я, отец Алий, говорю вам, что все, кто желает этого, кто всем сердцем мечтает принять Господа - вы его примете! И не нужны вам ни толпы посредников в серых сутанах, ни яркая позолота, затмевающая общение с Ним и мешающая пролиться свету его чистой любви...

      - Это ересь! - яростно выкрикнул Злой, глядя вверх.

      Злость, как и прежде накатывавшая на него в стрессовых ситуациях, заставила сжать кулаки. Он поправил капюшон, пытавшийся соскользнуть на затылок от резкого рывка головой, сделал несколько глубоких вздохов, выравнивая дыхание - сейчас не следовало увлекаться безумием, таким сладким и неукротимым. Особенно сейчас, когда перед ним ненавистные серые сутаны. Вначале - дело, а потом... потом будет видно.

      Он облизнул внезапно пересохшие губы. Действия, которые должны были последовать, и вообще сама жизнь в мире, если всё сложится, как было запланировано, вызывало у него чувство сладостного томления... Как перед встречей с женщиной. Но ни одно лицо противоположного пола пока не вызывало у него подобного. Да и представить себе, что где-то в мире такое создание имеет место быть, Злой никак не мог.

      С того места, где стоял Зерги, он видел упрямо выдвинутый подбородок отца Алия, мерно двигающийся в такт словам клинышек русой бороды, кончик крупного носа и представлял себе, как фанатично блестят тёмные рачьи глаза. После его выкрика, бледное лицо священника опустилось в его сторону, и Злого обожгло таким холодом и ненавистью, что он невольно вздрогнул, отчего опять гневно заворочалась утихомиренная было злость. Следовало напомнить себе, что столь сильные чувства направлены не персонально на него - что, между прочим, отнюдь не безобидно - а... наверное, на слова или вообще саму возможность пререкания с ним.

      - Ересь - взимать плату за общение с Богом?

      - Общаться непосредственно с Богом могут лишь подготовленные люди, - глухо бросил Злой, немного успокоившийся и боковыми справа ступеньками поднимающийся наверх. Его эскорт из четверых бойцов остался внизу, а отцы с красным на рукавах также не препятствовали его появлению на помосте. - Эти люди много учатся, много молятся, постигают таинства... Этим не может похвастать пекарь - у него просто нет времени на необходимые моления и соответствующее постижение. Каждый должен заниматься своим делом.

      - Любой человек - слышите! - обратился оратор к притихшей толпе, - любой имеет право обратиться к Господу! Тот же пекарь. Стоя над сдобой. Не думаю, - добавил Алий иронию в голос, не глядя на Зерги, - что качество булочек от этого пострадает, - смешки в толпе, - или что Господь будет против этого - любое деяние во благо угодно ему.

      - Любое деяние - да, угодно, а служение ему - это более, чем любое, ибо люди, не отвлекающиеся на иные дела, нежели служение ему - особые люди.

      Злого начала утомлять эта беседа ни о чём, тем более он никак не мог избавиться от напряжения, от которого голос становился всё глуше и глуше, теряя тембр (некоторые в такие моменты срываются на фальцет, у него - наоборот). Пора было плавно закруглять эту комедию.

      - То есть вы утверждаете, что между человеком и Богом должен быть посредник...

      - Это служение.

      - ...требующий за молитвы деньги...

      - Служение - такой же труд, как и остальные.

      - ...утверждающий, что только его голос способен достичь Господа...

      Алий повернулся к Злому, его всепроникающий тембр будто пронзал вора, набирал обороты, медленно, но неукротимо. Коренастая фигура Зерги будто прогибалась под напором. Голову он вообще наклонил, чтобы не видеть... и не сорваться раньше времени. А его фразы - ответы вряд ли мог расслышать кто-либо помимо самого Алия и его окружения.

      - Он не один, и обязательно будет услышан.

      - Посредники - это торгаши! Продающие - с ваших слов - внимание Господа! - Злой раскачивался с пяток на носки, молчал, он завис на той грани, за которой концовка этой пьесы. - Так тогда может стоит оценить любой грех?! - толпа заворчала, заволновалась, будто закипающая на костре похлёбка. - Не нужно утруждать себя молениями и прочим общением с Богом, просто приносишь необходимую сумму человеку за конторкой, и тебе прощается, например... убийство!

      - Это ересь!!! - заорал наконец-то Злой, сделал стремительный шаг, сближаясь с Алием.

      Из рукава в правую ладонь скользнуло лезвие...

      Когда на помост брызнула кровь, над площадью пронёсся многоголосый крик, послуживший сигналом последнему этапу действа.

      - Это Бог направляет мою ладонь, - негромко бросил Зерги Алию, с расширившимися чёрными (не непроницаемыми, а именно глубокими - словно две миниатюрные ямы, затягивающие в себя, будто жертву сквозь игольное ушко) зрачками и раззявленным, искривлённым болью ртом, заваливающемуся навзничь.

      Злой сиганул с помоста, на ходу срывая с себя сутану, и в окружении бледных, но невозмутимых бойцов стал пробираться на своё место у колонны - удобное для наблюдения. В это же время окровавленного Алия подхватили его помощники, а потом, ненавязчиво контролируя и направляя, передали на руки воздевшей и несущей того толпы. Появилось много мужчин и женщин с похожими зелёными повязками на руках, шарфами и платками. Площадную стражу добивали оказавшиеся вооружёнными горожане, причём участвовали в этом и вполне благообразные, в светлом люди, явно пришедшие до этого на службу. В самом соборе тоже уже всё шло своим чередом: громилось то, что могло быть сломанным, забиралось всё, что имело ценность, и творилось остальное: поджигание того, что горит и... убийство всех служителей церкви Единого, чего не было в договоре с... хм, компаньонами. Но, как сказал Бешеный: "Эти якобы верующие вечно хотят остаться чистенькими за нашими спинами. Стоит привязать их кровью. Меньше будут оглядываться назад в надежде сбежать".

      Злой с улыбкой разглядел разворачивающееся действо, уже не зависящее от него, тем не менее, идущее правильным путём. Чётко спланированные потасовки и драки - вон качнулась плотно сбитая группа людей, трудно представить, сколько останется на брусчатке просто раздавленных и задушенных... Его бойцы вычленяли в толпе неправильно настроенных граждан, и во время свалки их убирали в первую очередь. К ним, кстати, относились королевские чиновники, дворяне, стража, случайные военные без красных меток на одежде и все священнослужители, опять же без определительного красного платка - шарфа. Ну и за компанию, представители иных рас, будь то светлые или тёмные, буде они имели неосторожность оказаться на площади. Простые обыватели могли себя мутузить сколько душе угодно - это даже приветствовалось, так как более усугубляло ситуацию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});