Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара - Генри Мортон

Мы ехали навстречу заходящему солнцу по плоскогорью, которое представляло собой по большей части голые камни и заросли кустарника. Слева открывался великолепный вид на Сьерра-де-Гвадаррама, и безбрежная меланхолия, казалось, исходила от садящегося солнца и растекалась по земле, как бывает в Ирландии. Поля жнивья и редкие акры пшеницы возвещали о приближении деревни; белые домики стояли в тени церкви, а почтальон ждал на автобусной остановке. Мы бросали ему тощую кожаную сумку с почтой и, возможно, выгружали пару мешков или деревянный ящик. Выходящих пассажиров приветствовали собравшиеся родственники, будто люди вернулись с Великой Китайской стены. Детей горячо осыпали поцелуями. Деревенский балагур отпускал пару реплик, которые в автобусе принимали с улыбками, и мы срывались прочь, пугая кур, оставляя позади запах древесного дыма и унося память о женщинах в черном, сидящих над шитьем у дверей домов. Мы остановились в скромной маленькой деревушке, где девушку с накрашенными губами и ногтями встретили отец, мать, дедушка и бабушка, а также несколько других родственников и бесчисленные ninos. Автобус стоял достаточно долго, так что мы увидели, как юная модница входит в дом, который был стар, еще когда Дон Кихот скитался по испанским деревням. Полагаю, она смоет боевую раскраску и на следующий день сделается простой деревенской девушкой, займет свое место у фонтана или станет помогать на току. В другой деревне к нам присоединились две других модно одетые девушки, направлявшихся в Авилу.

Солнце село, и ржаво-красная полоса протянулась через безоблачное небо. Мы проехали гумна, где trillos, приводимые в движение мулами и быками, медленно вращались в сгущающихся сумерках. Темную дорогу оживляли силуэты деревень, неизменных и неизменяемых. Я созерцал Испанию наших дней, Филиппа II, возможно, даже Сида — и жизнь продолжалась, как всегда; а сверху взирала на паству ее посредница между этим миром и тайнами запределья, Святая Дева с овальным ликом, восседающая на троне в плаще из золотой парчи.

Прежде чем мы добрались до Авилы, в небо выплыла полная луна, и я с трудом уже верил, что прошел месяц с тех пор, как я видел ее озаряющей сады Хенералифе. Было почти холодно, поскольку Авила находится почти в четырех тысячах футов над уровнем моря — это самый высокий город в Испании. Когда я предположил, что автобус собирается с силами перед взлетом на холм и пласу, он повернул налево и аккуратно въехал прямо в гараж. Юноши, ожидавшие этого момента, приняли каждый по пассажиру и, забросив на плечи его багаж, направились вверх по холму. Следуя за своим носильщиком, я пришел наконец к высоким, украшенным зубцами воротам и увидел башни и бастионы, разбегающиеся в лунном свете, насколько хватало взгляда. Сквозь ворота мы вошли на темные улицы, от которых ответвлялись еще более узкие и темные переулки, и я подумал: «Что ж, у меня получилось! Я действительно прошел сквозь дверь в стене. Это средние века, о которых я столько прочитал. Я узнаю их. Смогу ли я попасть обратно?»

Молодой человек привел меня в хаотичный отель, где мне сказали, что я могу получить номер и ванну. После четырех лестничных пролетов мне показали облезлую комнатку, где стояла кровать неудобного вида, с ванной в изголовье, выступающей в комнату углами, будто водопроводчик только что сбросил ее тут. Это была буквальная правда: «Комната и ванна»! Но я убедил коридорного дать мне менее экзотический номер и из окна увидел западный фасад авильского кафедрального собора, тронутый лунным светом.

§ 5

Авила — единственный город в Европе, целиком обнесенный стеной. На стене возвышаются восемьдесят шесть башен, и единственный способ войти в город или выйти из него — через любые из девяти ворот. Когда смотришь на Авилу с дороги в Саламанку, что, по-моему, является наилучшим ракурсом из всех возможных, город, по форме узкий овал, оказывается чуть наклоненным к тебе. Можно разглядеть внутри стен массу красночерепичных крыш, встречающихся под разными углами, и самое высокое здание, собор, разместившийся не в центре города, как можно было бы предположить, но образующий огромный бастион в восточном углу городской стены. Вы также заметите, что довольно большая территория в западной части Авилы заброшена и не заселена, поскольку население в охвате стен в средние века было больше, чем сейчас. Однажды, когда я восхищался этим поистине совершенным памятником средневекового мира, испанец, едущий в Саламанку, остановил свою машину и присоединился ко мне. «О, — сказал он, — вы обязательно должны вернуться сюда зимой и посмотреть на Авилу в снегу. Тогда она прекраснее всего».

Я никогда не забуду свой приезд при лунном свете. Скоро я покинул обшарпанный отель и пошел бродить по городу, ища, где бы поужинать. Около собора стоял невысокий кругленький полицейский в привычном белом шлеме, и к нему я подошел за советом. Он оказался чрезвычайно любезен, и у него было такое дружелюбное лицо, что, поблагодарив его и назвав señor, я в порыве вдохновения приподнял шляпу, прежде чем уйти. К моему неописуемому удивлению, полицейский, чтобы не оказаться превзойденным в хороших манерах и, наверное, сочтя салют слишком официальным, поднял свой белый шлем на несколько дюймов над головой, одновременно низко кланяясь. Этот случай поднимал мне настроение много дней, и я часто улыбался, вспоминая о нем. Подобные быстрые переходы от нормального к абсолютно неожиданному не раз случались с Алисой.

Я обнаружил, что по вечерам жизнь покидает старый город и переходит, болтая, через ворота Алькасара на Пласа де Санта-Тереса, где статуя авильской святой председательствует над кафетериями и волнениями вечернего paseo. Я зашел в ресторан, рекомендованный полицейским, но, поскольку было всего лишь девять тридцать, он еще по-настоящему не открылся. Тем не менее мне принесли ужин, в пустом зале, рассчитанном человек на сто. Телятина — фирменное блюдо Авилы, как и маленькие сладкие пирожки, которые делают монахини и которые называются yemas святой Терезы. Слово «yema» означает желток, и в начинке этих пирожков слишком много яиц, на мой вкус; они напомнили мне некоторые из наименее удачных турецких сладостей, и хотя yemas в Авиле обращены в христианство, я предполагаю, что изначально они были мусульманскими. После ужина я посидел в одном из кафе со стаканчиком «Anis Asturana», которую могу порекомендовать всем, кто любит узо, ракию или абсент. Лунный свет к тому времени стал совершенно оперным. Стены с белыми зубцами и массивные ворота, ведущие на пласу, были залиты зеленым светом, словно вот-вот должно было случиться нечто драматичное, а вереница молодых испанцев, проходивших мимо в современных одеждах, казалась совершенно лишней. Было нелегко вспомнить, что это не декорации для фильма «Хервард Бдительный» или «Айвенго», но настоящая стена, современница Вильгельма Завоевателя. Я прошел до конца площади и увидел укрепления, вьющиеся в лунном свете, бастион за бастионом, следуя рельефу земли под холмом. Слева от ворот алькасара я увидел широкую дорожку, повторяющую изгибы стены, и прогулялся по ней мимо девяти бастионов и одних ворот, «Puerta de Grajal», решив войти в следующие, что и сделал. Я оказался на маленькой, омытой лунным светом площади с церквушкой в углу — как мне позже довелось узнать, она построена на месте дома святой Терезы. И продолжил свой путь по старинным улочкам; некоторые из них были освещены фонарями, подвешенными высоко на старых домах.

Когда я подошел к собору, то заметил слабый свет в подвале в переулке и, заглянув туда, увидел погреб, где на куче угля спал старик. Фонарь около него отбрасывал свет на черные своды, окутанные пылью и паутиной, тени скрывали громоздкие предметы и груды мешков. Это была сцена из авантюрного романа, а старик явно заснул, ожидая гостя с большой дороги!

Вскоре после полуночи меня разбудил ужасный гвалт под моим окном. Испанцы совершенно невнимательны к ночному шуму, поскольку полагают, что никто еще не спит. Внизу перед темным домом мужчина и женщина кричали и хлопали в ладоши. Наконец появился старик со связкой ключей и впустил их. Это оказался sereno, ночной сторож, и — настолько ранних часов я придерживаюсь — первый встреченный мною, хотя они существуют по всей Испании.

Я вышел из отеля уже в семь утра и прогулялся вокруг рыжевато-бурых стен Авилы. Здесь можно увидеть, как старый город съежился, словно инвалид в костюме, который стал для него велик. В средние века и до того, как морисков изгнали из Испании, я думаю, каждый дюйм Авилы был занят — а теперь пустыми стоят целые акры, где поросшие травой булыжники свалены грудами у стен изнутри. Как рано встают в Испании рабочие! Легенда об испанской лени наверняка распространяется теми, кто никогда не видел крестьян, убирающих урожай при свете луны, или плотников у козел в семь часов утра, как сегодня в Авиле. Я видел пекарей, грузивших круглые буханки в короба на боках лошадей, и встретил молочника с молоком в больших помятых металлических канистрах на спине мула. Пока я любовался собором и отмечал, что восточный конец построен на поддерживающей конструкцию стене, из ближайших ворот вынырнула маленькая торжественная процессия. Пять гвардейцев с винтовками за плечами сопровождали десять молодых мужчин, а за ними, едва поспевая, семенили две бойкие блондинки, несущие небольшие чемоданчики и оживленно болтающие с охранниками. Меня удивило, что в Авиле, с виду такой степенной и возвышенно духовной, есть место какой-либо преступности, особенно связанной с невысокими блондинками, которые определенно не были сестрами милосердия.