Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг. - Хрусталев Денис Григорьевич

Бела выделил Ростиславу для захвата Галича большое войско под руководством старого воеводы бана Фильния («Филя»). Вместе они направились к Кракову, чтобы объединиться с войсками Болеслава Стыдливого. Здесь Ростислав оставил свою жену, родную сестру супруги Болеслава Кунигунды (Кинги). Малопольская знать не была единодушна в желании воевать на Волыни. Многие настолько не хотели принимать участие в походе, что даже бежали из своих земель, укрывались и пытались перейти на сторону Даниила: «…нарочиты бояры и инии Ляхове избегли бяху из земли, хотяще ити к Данилови»[409]. Других это не смутило. В итоге был составлен большой польский полк под руководством знатного пана Флориана Войцеховича Авданца («Творьян»). Кроме венгерских и польских войск в армии Ростислава, возможно, состояли дружины некоторых опальных галицких бояр, сторонников черниговской (или антиволынской) партии. Таким образом, на Русь двигалась огромная интернациональная армия, никогда прежде не посещавшая этих земель в таком составе. Угроза действительно была велика. Прежде и менее значительные коалиции заставляли Романовичей бороться за выживание и удержать им Галич никогда не удавалось. Монгольский погром многое изменил, но и теперь численное превосходство было против них.

Враг был уверен в победе и не спешил, перемещаясь по Галиции. С легкостью был занят Перемышль, после чего планомерному обложению подверглась добротная крепость («крепок град») Ярослав. Местные жители дали «бой велик пред градом», после чего укрылись за стенами. Изумленный таким упорством бан Фильний вынужден был послать отряд к Перемышлю, поручив ему доставить «сосуды ратныие и градные и порокы» (осадные орудия). Началась неторопливая осада. Со штурмом не спешили. Поход был организован торжественно, и предполагалось, что он закончится триумфально. В нем не приняли участия ни малопольский князь Болеслав, ни венгерский король Бела. Победителем должен был выступить именно Ростислав, возвращавший себе свои волости (возможно, вплоть до Киева) и утверждавший власть на Руси. В благородном предприятии приняли участие многие представители дворянской верхушки Польши и Венгрии. Представители блестящего европейского рыцарства предпочитали проводить время в воинских забавах, не распыляясь на борьбу с какими-то окраинными селянами. Город падет и сам, а впереди их ждут великие подвиги в борьбе с коварными волынцами.

Под стенами Ярослава было организовано несколько рыцарских турниров («сътвори игру пред градом»), в одном из которых принял участие даже сам главнокомандующий Ростислав Михайлович. Один из результатов сшибки был плачевен. Польский рыцарь Ворш выбил князя из седла, отчего тот вывихнул себе плечо и надолго утратил боеспособность. Предзнаменование было не из благоприятных («не на добро случися ему знамение»), и оно позднее оправдалось[410].

В то же время Даниил и Василько, извещенные о вторжении («ратном пришествии»), ускоренно готовились. Были посланы просьбы о военной помощи Конраду Мазовецкому, к половецким ханам и Миндовгу в Литву. Все они вызвались направить вспомогательные отряды. Однако вовремя подоспели только половцы. Романовичи, «скоро собравше вои», двинулись на выручку осажденному Ярославу.

Вперед ушел сторожевой отряд дворского Андрея, чтоб разведать вражеские силы («да их видить») и известить ярославцев о близкой помощи («и укрепить град, яко уже близ есть спасение их»). Основное войско из Холма вывел сам Даниил. На подходе к реке Сан, на которой расположен Ярослав, полки остановились, и воины облачились в доспехи. Летописец даже отмечает, что грохот, который стали извлекать тысячи закованных в железо ратников, буквально переполошил лесных жителей, и над волынской армией еще до битвы кружили стаи перепуганных птиц. Современники видели среди этого пернатого хаоса и одного орла, символа – предвестника победы: «…и бывшу знамению сице над полком, сице пришедшим, орлом и многим вороном яко оболоку велику играющим же птичам, орлом же клекьщущим и плавающим крилом своими и воспрометающимъся на воздусе».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В полном обмундировании воины вынуждены были переправляться глубоким бродом через Сан. Первым перешел реку отряд половцев, подтвердивший, что «не бе бо стражь их [венгров. – Д. Х.] у рекы». Благородные противники не стали мешать и позволили русским выстроить боевой порядок уже на другом берегу: «исполчивша же коньники и пешьци».

В расстановке войск Даниил использовал необычную композицию. Основные силы под его собственным руководством были расположены на левом фланге. Центр держала «малая дружина» во главе с дворским Андреем. Правый фланг занимали волынские полки Василька Романовича. Эту комбинацию мы уже видели десять лет назад в битве под Шумском.

Ростислав также проявил оригинальность в расстановке. Центральный полк, состоявший, вероятно, из венгров, был удален за основные порядки и превратился в запасный. Им руководил бан Фильний. Правый фланг, выполнявший теперь функцию центрального, включил как венгерские войска, так и отряды галицких оппозиционеров («Русь и Угры и Ляхы»). Его возглавил сам Ростислав. Левый фланг заняли польские дружины Флориана. При этом некоторая часть пехоты («пешцев»), вероятно, поляки, была оставлена под стенами Ярослава для предупреждения вылазок горожан и охраны осадных машин: «…пешци же остави противу вратом града, стеречи врат, да не изыдут на помощь Данилу и не съсекут пороков»[411].

Фактически Ростислав изолировал от боестолкновения значительную часть пехоты, то есть рядовых воинов, которые остались либо под городскими стенами Ярослава, либо в составе запасного полка Фильния. Вперед выступили тяжеловооруженные рыцари, ожидавшие от битвы новых единоличных противоборств по правилам великосветских турниров.

С началом боя затягивать не стали. Судя по всему, день 17 августа 1245 г. уже клонился к концу, так что стороны пребывали в нетерпении. Медленно двигались русские «пешцы» на врага, «поидоста с тихостью на брань, сердце же ею крепко бе на брань и устремлено на брань». Ростислав демонстрировал бóльшую скорость. После краткого обстрела лучников он двинул на противника своих всадников. Их целью была хоругвь князя Даниила, удар наносился именно по этому полку. Однако дворский Андрей предупредил прорыв и заслонил левый фланг: «ускорив, сразися с полкомъ Ростиславлим». План Даниила заключался в том, чтобы ввязать в схватку в центре и оттянуть к реке как можно больше интервентов, после чего ударить на них с фланга. Ростислав, вероятно, был настолько уверен в победе, что просто пустил вперед тяжеловооруженную конницу, оставив в тылу пехоту, призванную потом довершить дело. Впечатление, которое производили эти великолепные, закованные в дорогостоящие доспехи рыцари, было очень сильным, и одно оно могло обернуть в бегство неискушенного русского «воя» или степного кочевника. Так произошло с некоторыми половцами, обратившимися в бегство сразу после переправы через Сан, только завидев солнечные блики на латах польско-венгерских кавалеров. Но это было исключением. Другие ратники галицко-волынской коалиции не только не дрогнули, но проявили в ходе сражения чудеса мужества и стойкости.

Дружина дворского Андрея встретила первый удар венгерской кавалерии лесом копий, «копьем же изломившимся, яко от грома тресновение бысть». Сокрушительного удара не получилось. Всадники вынуждены были остановиться и ввязаться в позиционный бой. На левом фланге польские рати Флориана врубились в полки князя Василька и, как сообщает летопись, «крепко идуща» с криками: «Поженем на великыи бороды!» Очевидец вспоминал: «И силен глас ревуще в полку их». Даниил же, пройдя через «дебрь глубокую», с основными силами ударил на «задний полк» Фильния.