Дело Ливенворта (сборник) - Анна Грин

– Итак, – сказал я, ликуя в душе, – наш план сработал идеально. Дайте письма. Раз уж они оказались вскрыты не по нашей вине, если я их просмотрю, это никому не навредит, кроме виновного.

Почтмейстер засомневался, но мне быстро удалось побороть его нерешительность, и, снова взяв пачку писем, я, не теряя времени, изучил их содержимое. Должен сказать, итог этой проверки меня очень разочаровал. Я не нашел ничего, что могло бы указать на фальшивомонетчиков. В каждом письме были только адрес и марки на пятьдесят центов.

– Это какое-то очередное мошенничество, – сказал я. – Одна из тех дешевых махинаций, когда за пятьдесят центов обещают сообщить способ озолотиться.

Почувствовав отвращение к этому делу, я сложил письма и уже хотел бросить их обратно в ящик, но тут заметил, что в нем лежит еще сложенный лист бумаги. Я достал его, развернул и замер от изумления. Если я правильно запомнил, как выглядело письмо в голубом конверте, которое молодой человек прочитал с таким интересом, это было оно. Но как оно сюда попало? Я же своими глазами видел, как он положил его обратно в конверт, а конверт опустил в карман. Но конверта в ящике не было, а письмо – вот оно. Какое колдовство перенесло его из одного места в другое? Вдруг я вспомнил, что у молодого человека в руке было много других писем, когда он засунул или хотел засунуть это особенное послание обратно в конверт, и, как это ни покажется странным, в спешке или волнении он, видимо, поместил сложенный лист между двумя письмами, а не в конверт, как хотел. Так это было или нет, но мне ужасно повезло. Справившись с радостным возбуждением, я прочитал следующие строки, написанные, судя по всему, измененным почерком:

Время пришло. Все подготовлено, и успех обеспечен. Будь среди кустов на северо-восточном углу сада ровно в 9 вечера. Тебе дадут маску и прочие средства, необходимые для успеха в этом деле. Все должно пройти точно по плану. Условное слово, по которому ты узнаешь друга: ПОДДЕЛКА.

«Ага! – подумал я. – Это уже на что-то похоже». И, движимый внезапным порывом, я наскоро переписал письмо в записную книжку, после чего счистил перочинным ножом слово «северо-восточном», аккуратно заменил его на «юго-западном» и положил письмо обратно в ящик, надеясь, что молодой человек, когда захочет перечитать послание – а рано или поздно у него наверняка такое желание возникнет, – обнаружит пропажу и вернется за ним на почту.

И я не ошибся. Едва я покончил с этим, как молодой человек вернулся, попросил еще раз посмотреть письма и, найдя среди них свое, снова исчез с ним в закусочной.

– Если он удивится, на этот раз увидев «юго-западном» вместо «северо-восточном», то решит, что его подвела память, – прокомментировал я свои последние сомнительные действия и спросил почтмейстера, есть ли где-нибудь рядом место с большим садом и кустарником.

– Здесь только одно такое место, – ответил он. – Дом мистера Бенсона. Остальные живут слишком бедно, чтобы позволить себе такое.

– Кто такой мистер Бенсон?

– Мистер Бенсон – это мистер Бенсон, самый богатый человек в этих краях и самый нелюбимый, насколько я понимаю. Он приехал сюда из Бостона два года назад и построил себе настоящий дворец. Зачем – никто не знает, потому что жизнь в нем удовольствия ему не доставляет. А вот детям его доставляет, и это, я думаю, единственное, о чем он печется. Младший мистер Бенсон не устает обихаживать сад, постоянно гуляет по нему, смотрит за деревьями, ухаживает за виноградом. Мисс Кэрри другая; все, что ей нужно, – это общество. Вот только отец не позволяет ей ни с кем видеться. Он, похоже, думает, что вокруг нет людей, достойных входить в его гостиные, хотя сам там не бывает – вот странный человек! – а все время проводит в библиотеке или в каком-нибудь другом уединенном месте.

– Занятой человек?

– Думаю, да, только никто не знает, чем он занимается.

– Возможно, пишет?

– Не знаю, он о себе никогда не рассказывает.

– Откуда у него деньги?

– Этого мы не знаем. Они как будто сами растут, без его помощи или участия. Когда мистер Бенсон только обосновался здесь, его называли богачом, но сейчас, говорят, он стал богаче раза в три.

– Может быть, он играет на бирже?

– Разве только через сына, потому что сам никогда не выходит из дома.

– У него двое детей, вы говорите?

– Да, сын и дочь. Примечательный молодой человек этот сын. У нас его не столько любят, сколько уважают. Он слишком суров и замкнут, чтобы ходить в любимчиках, но никто никогда не видел, чтобы он занимался чем-то недостойным. Он гордость нашего городка и, будь немного поучтивее, мог бы к этому времени уже в конгресс попасть.

– Сколько ему?

– Думаю, лет тридцать.

– А девушке?

– Где-то двадцать пять.

– Мать жива?

– Нет, я слышал странные рассказы о том, что за год до их приезда сюда она умерла при каких-то печальных обстоятельствах, но сами они об этом не рассказывают.

– Похоже, они вообще ни о чем не рассказывают.

– Это точно. Они крайне необщительные. Не от них мы узнали, что где-то есть еще один сын. Они о нем никогда не говорят, мало того, даже не пишут ему, уж кому это знать, как не мне?

Как раз в это время начался перерыв, чем я воспользовался, чтобы слиться с толпой бездельников, которые крутятся вокруг почты в маленьких городках во время выдачи корреспонденции. Как вы, наверное, догадались, я хотел услышать, что говорят люди об этих Бенсонах. Не то чтобы я уловил какую-то связь между этим уважаемым семейством и бандой фальшивомонетчиков, на след которой должен был выйти, но дело есть дело, и нельзя пренебрегать даже слабыми и малообещающими зацепками, когда блуждаешь в полной темноте, как это было со мной. С расслабленной улыбкой, которой я рассчитывал успокоить подозрительность незнакомцев и пробудить в них доверие, я шагнул в толпу и вскоре понял, что мне даже ничего не придется делать, чтобы раскрутить колесо пересудов о Бенсонах. Они уже были в разгаре и велись с таким напором и запалом, что я даже слегка оторопел.

– Маскарад! – было первое, что я услышал. – Они устраивают маскарад! И это Бенсоны, которые никогда в жизни у себя больше трех человек одновременно не принимали!

– Да, но мало того, они еще собираются пригласить людей из Клейтона, Лоуренса, Холлоуэлла и еще черт знает откуда. Будет кутеж, настоящий бал, с масками и прочей ерундой.

– Говорят, мисс Кэрри так донимала отца, что ему пришлось сдаться. У нее день рождения или что-то в этом роде, и она захотела устроить вечеринку.

– Но какую вечеринку! В нашем уважаемом городке такого отродясь не бывало. Грешно это, вот что я скажу! Грешно закрывать лицо, данное тебе Богом, и расхаживать в нарядах, которые, окажись ты в приличном обществе, добрый христианин принял бы за облачение самого нечистого. Все это неправильно, говорю вам, неправильно. Мистер Бенсон меня удивляет. Держать дом на замке, а потом распахнуть двери настежь для всяких глупостей. Нас не пригласили.

– И нас, и нас… – понеслось со всех сторон.

– Я вообще не знаю никого в городе, кого бы они пригласили! – крикнул дородный мужчина, судя по виду мясник. – Для Бенсонов мы, видишь ли, недостаточно хороши. Я слышал, он даже закроет ворота, чтобы к нему никто без билета не прошел. Каково, а? И еще они собираются осветить весь сад.

– Можно будет сквозь забор посмотреть.

– Много мы увидим! Сказали бы, перелезть…

– А можно и перелезть. Большой Джон там будет, и Том Хеншо. Они хотят веселье себе оставить, как все остальное оставляют. Странные они какие-то, и чем меньше мы будем иметь с ними дело, тем лучше.

– Хотел бы я увидеть Хартли Бенсона в маскарадном костюме.

– О, он не станет рядиться в дурацкие наряды, он слишком важный для этого.

После этих слов в толпе неожиданно зашикали, причина чего была мне не понятна, пока я не поднял голову и не увидел приближающегося верхом на коне молодого человека, в котором без труда узнал героя последней реплики.

Прямой, стройный, элегантный, но явно сдержанный, что было видно даже на расстоянии, он подъехал к месту, где стоял я, и, окинув собравшихся быстрым взглядом, почти незаметно кивнул и спешился. Слуга взял его лошадь под уздцы, и мистер Бенсон молча прошел в контору, оставив за собой тишину, которая не нарушалась, пока он не появился снова, по-видимому, с сегодняшней почтой. Сев на лошадь, он задержался на минуту, чтобы поговорить с человеком, который только что подошел, и я получил возможность осмотреть его лицо. Оно мне не понравилось. Несомненно, лик его был красив: правильные черты, здоровый цвет кожи, выражение спокойное и уверенное, если не сказать властное, но мне оно не пришлось по душе. Возможно, оно показалось мне непроницаемым, а для сыщика, который прощупывает человека на предмет мотива, это самый большой недостаток. Улыбка его была лишена света, во взгляде – внимание, порицание, насмешка, все, что угодно, только не чувство вины. Когда он уезжал, все смотрели ему вслед, однако я сомневаюсь, что к восхищению, которое он, несомненно, вызывал, хотя бы у одного человека примешивались чувства более теплые, чем ощущение гордости от того, что в их городке живет такой непонятный человек. «Лед, – подумал я. – Лед во всем, только не прозрачный». Вот и все, что я узнал о Бенсоне-младшем.