Красный туман (СИ) - Айя Субботина

   Канцлер собрался с мыслями, перечитал написанное. Все не то из-под пера выходить, не письмо строгое, а бабский лепет.

   Он скомкал пергамент, встал. Колени отозвались скрипом: сперва одно, после другое, которое еще и щелкнуло, словно несмазанная дверная петля. Сдал он в последнее время, сильно сдал. Сороковой год только вот-вот отобьет, а чувствует себя тоскующим по могиле стариканом. От себя самого тошно, а что поделать? Все больше писанины, бумажной волокиты, от которой, как от жажды, никуда не деться. И некому перепоручить: если не бестолковые тугодумы, так чванливые святоши. Но больше всего зла, конечно, ни от тех или других, а от чинуш, метящих на его стул. Стервятники.

   Грифид мысленно скрутил им ругательный жест, который при народе показать не устыдился бы разве что работяга из порта.

   "Вот вам мое место, гаденыши!"

   Огонь в камине горел жарко - камердинер исправно за этим следил. Но Грифид все равно сунул еще пару поленьев и кочергой расшевелил огненный рот. Пламя жадно кинулось на наживу. Дождавшись, пока поленья немного прогорят, канцлер бросил между ними недописанное письмо. Пергамент сгорел быстро. Все нужно проверять самому.

   Грифид вернулся за стол, взял чистый пергамент, расправил его на писчей доске, взял новое перо и еще с минуту смотрел на чернильницу. Письма, навроде тех, которое он собирается написать, нужно сочинять после совета со всеми заинтересованными участниками. По всем порядкам, следовало собрать Конферат, обсудить тонкости и опасности, коих великое множество, но канцлер давно уяснил, что такие советы тянуться не один день. Более того, добрая половина из тринадцати почтенных задниц сразу же смекнет, сколько стоят их никчемные голоса.

   Грифид уставился на девственно чистый и острый кончик пера - вот он, идеальный инструмент убийства. Дай его слабому в руки - и вскорости получишь повод подвести его шею под топор. Канцлер считал себя человеком разумным и мудрым, но все равно седалище нестерпимо жгло опасение.

   "Откладывать некуда, и так много времени потрачено впустую".

   Грифид выдохнул, макнул перо в чернила и вывел первую букву.

   Когда он закончил письмо, перечитал его несколько раз и остался доволен, часы на главной башне пробили сердце ночи. Готово. Остались нехитрые манипуляции: обезопасить письмо печатью и заговоренным символом поверх нее. В былые времена, канцлер справился бы сам, но в последнее время все больше сторонился арканы. Для этого и много другого, есть Ланцер. Его-то Грифид и позвал.

   Тот явился не слишком быстро. Невнятно топчась на пороге, зевая и потирая запухшие веки, Ланцер являл собой образчик осмелевшего толстого пса. Он, несомненно, помнит все оказанные ему благодетели, продолжает исправно целовать руки и лебезить, но уже начинает забываться.

   -- Отчего так медленно? - Канцлер сел так, чтобы смотреть на опоздавшего прямо. Чего Ланцер никогда не выносил, так это взглядов глаза-в-глаза: сразу начинал дергаться, как прижатая к ногтю вошь. -Я кажется, говорил, что желаю, чтобы ты был возле меня в любое время, когда мне вздумается тебя позвать.

   -- Г... ггг... господин, - привычно петушиным голосом, запел он оправдание, - ... да я всего-то глаза прикрыл, а оно вон как получилось.

   Грифиду вдруг стало невыносимо скучно. Нет никакого интереса в том, чтобы устраивать словесную порку существу бесхребетному и жидкому, как дерьмо в его кишках. Но при всех своих бесчисленных недостатках, у Ланцера была пара-тройка достоинств, оглядываясь на которые Грифид вспомнил, чего ради держит возле себя этакое ничтожество.

   -- Вот, - канцлер кивнул в сторону свернутого в трубочку и подготовленного к печати пергамента.

   Ланцер низко поклонился - уж что-то, а спину он гнул отрадно! - и засеменил к своему господину. Все чародейство заняло не больше минуты. Поверх сургучной печати появился будто выжженный огненным пером символ ощеренной волчьей пасти.

   -- Исполнено, господин, - помощник опять сломил спину в поклоне, - наивернейшая защита, как ты знаешь...

   -- Знаю, - оборвал тираду канцлер, после чего сунул пергамент в рукав домашнего халата. - Скажи мне лучше, все ли готово?

   Ланцер распрямился, облизал мясистые бесформенные губы, изувеченные шрамами от стежков. Грифид нашел его в лазарете, где лекарки вяло пытались собрать в кучу то, что осталось от его лица. На первый взгляд могло показаться, что жестокою волей Создателей, несчастный вовсе не сможет говорить, ан нет - паршивец умудрился не сдохнуть, сохранить почти все зубы и весьма быстро пошел на поправку.

   -- Сделано все в соответствии с твоими пожеланиями, господин, - отчитался он, - тебе не о чем беспокоится.

   -- Знаешь где бы я был, если бы хоть раз перестал беспокоится? Создатели всемогущие, чем я вас прогневил? За что караете меня пустоголовыми прихлебателями? - Слова в пустоту, для острастки.

   -- Не гневайся, господин, - оправдывался тот. Его кривые, с крупными суставами пальцы, шарили по мантии, в поиска чего бы потеребить. В конце концов, Ланцер ухватился за ткань и стал растирать ее в ладони, будто катал хлебный мякиш. - Ты уверен, что за тобой не следили?

   -- Уверен, мой господин.

   -- Для твоего ж благополучия полезно, чтобы так и было. Ступай с глаз моих, и не забывай о том, что бодрствовать следует всегда, когда бодрствует господин. Если тебе словесной науки мало, то я велю прибавить плетей.

   При упоминании о плетке, Ланцер скукожился, сжался и как-то сразу уменьшился вдвое. Уж кто-кто, а этому бесхребетному хорошо известен ее резкий голос и дурной нрав.

   Когда Ланцер покинул комнату, Грифид тоже не стал в ней задерживаться. Воспользовавшись потайным ходом, спустился в подземелье, а оттуда длинным коридором оказался в обитом металлом и крепкими породами дерева комнате. Было слышно, как где-то высоко над головой капает вода и раздаются приглушенные всхлипывания. Грифиду всегда делалось не по себе от осознания, что он находится намного ниже самого глубокого подземелья замка - темницы.

   Его поджидал гонец: человекоподобная железная конструкция с квадратной башкой и двумя мигающими приспособлениями вместо глаз.

   -- Хозяин, - лязгом металлической гортани, поприветствовал механизм. Бесцветно, как и надлежало пустоголовому болвану.

   Эх, если бы эти конструкты работы рук древних мастеров умели колдовать, Грифид бы давно избавился от бОльшей части прихлебателей в своей свите.

   Канцлер прислонил губы к отверстию на затылке конструкта и четко проговорил место назначения. После чего открыл контейнер у него в груди, помести туда свиток и снова закрыл. Письмо, конечно, можно было отправить и с гонцом, но Грифид предпочитал не рисковать. Предосторожности отнимают кучу времени, но они же и спасают от роковых провалов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});