Страна Прометея - Константин Александрович Чхеидзе

изнемогающих кабардинцев. И здесь был сражен пулей.

Ходатайствую о посмертном производстве генерал-майора Даутокова-Серебрякова в генерал-лейтенанты.

Справка: телегр. наштакора 4-го конного от 23/9/19 г.

Вр. командующий Кабардинской конной дивизией

полковник (подпись)

Начальник штаба Генерального штаба полковник

Беликов

10 октября 1919 г. Кавказская армия

Мнения начальников по представлении.

Ходатайствую.

Вр. командующий Кабардинской дивизией полковник Сазонов.

10 октября 1919 г.

Усиленно ходатайствую.

Командующий 4-м конным корпусом генерал-лейтенант Топорков. 20 октября 1919 г.» (РГВА, ф. 39803, оп. 1, д. 19, л. 12–14).

И еще один документ.

«Протокол № 31 заседания Малого Войского Круга Терского войска от 1 сентября 1919 г.

…Поступает сообщение о смерти доблестного полковника Заур-Бека Серебрякова в одной из доблестных атак кабардинских частей.

Председатель предлагает Кругу почтить память покойного вставанием. Круг постановил послать телеграмму кабардинскому народу с выражением глубокого соболезнования.

Председатель Малого Войскового Круга Е. А. Букановский.

Товарищи председателя Г. Ф. Фальчиков, Н. В. Лисичкин» (ЦГА РСО – А, ф. 1, оп. 1, д. 153, 52 об.).

В книге «С Корниловским конным» (М., 2003,) подготовленной П. Стреляновым, в воспоминаниях полковника Ф. И. Елисеева читаем: «И тут же изящный – как серна, легкий, поворотливый, остроумный и находчивый Заурбек. Изящный даже в еде, изящный и в кутеже, никогда не теряющий себя и своего – ни личного, ни горского, ни офицерского достоинства, жгучий брюнет, с ястребиным носом – кабардинец Даутоков-Серебряков, с черными густыми усами «а ля Вильгельм», признаком личной гордости.

В училище он «первый корнетист» и капельмейстер юнкерского хора трубачей. Отлично танцует лезгинку и декламирует армянские анекдоты с соответствующим акцентом. Он и литератор и вообще совершенно культурный человек».

И далее из его же воспоминаний, опубликованных Русланом Кармовым (Газета Юга. 2003. 10 июля): «…Легким скорым шагом посетительскую комнату пересекает юнкер, одетый в зимний мундир, в фуражке и при шашке… Он чуть выше среднего роста, очень стройный, с ярко выраженными чертами лица хищника кавказских горцев… Сомнений не было – это наш кавказец».

Это эпизод о встрече в Оренбургском казачьем училище. А вот другой, происшедший в Екатеринодаре в 1919 году: «В нашем большом номере гостиницы у дверей неотступно стоит его личный ординарец-кабардинец, подхорунжий, с тремя Георгиевскими крестами. Он в полном вооружении, в папахе и молча лупает своими абрекскими глазами, не сводя их со своего кумира, Заурбека. Мы не так выпиваем, как неумолкно говорим порою, перебивая один другого от избытка дружеских чувств, неожиданно встретившись через семь лет после так приятных стен Оренбургского казачьего училища. Говорит, красочно рассказывает больше Заурбек. В одном месте он громко произнес два слова: «Я умру!» Это было произнесено, как слова «Ей-богу».

– Зач-чем ти «умрю-у»?! Сначала я умрю-у, а потом ти-и! – вдруг мы слышим от двери рычание его ординарца, который, выпучив свои черные глаза, подскочил к самой груди Заурбека и, казалось, готов сейчас же убить всех, кто угрожает его вождю.

Заурбек быстро повернулся к нему и стал что-то говорить по-кабардински. Тот смотрит на Заурбека с полным непониманием, что-то ему доказывает, при этом держа правую руку на рукоятке кинжала и готовый обнажить его в защиту того, с кем он ушел из Кабарды.

Я позавидовал подобной преданности ординарца-кабардинца своему вождю…»

Представляют интерес сведения о жене З. Серебрякова-Даутокова, которые можно почерпнуть из обвинительного заключения по делу № 204 о гражданине Мисакове Далхате Кучуковиче, датированного 26 февраля 1929 г.: «7 февраля 1929 г. Кабардино-Балкарским областным отделом ОГПУ был арестован гр-н сел. В. Балкария Балкарского округа КБАО Мисаков Далхат Кучукович по подозрению в преступлениях по ст. 58 п. 16 ч. 2 УК.

Гр-н Мисаков Далхат происходит из бывших князей дореволюционного периода 1917 г.

…Установлено следующее:

Полковник Серебряков, заняв в 1918 г. часть Балкарии, останавливается на квартире в доме Мисакова Далхата, женится на дочери последнего и вместе, как с Мисаковым Далхатом, так и с его братьями Хаджи-Мирзой (быв. начальник Балкарского участка), Коджоком и Ибаком Мисаковыми (последние два у Серебрякова занимали командные должности) принимает самые решительные меры за овладение Балкарским ущельем, занятым красными…

Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 12 апреля 1929 г. Д. К. Мисаков заключен в концлагерь сроком на три года и отправлен в Соловецкий концлагерь» (ЦГА КБР, ф. Р-183, оп. 3, д. 217, т. 1, л. 18, 23, 24). Следует сказать, что Люца Далхатовна Мисакова, жена З. Даутокова-Серебрякова, в 1920 году эмигрировала за границу, жила в Турции.

Могила З. Даутокова-Серебрякова находится на Вольноаульском кладбище в Нальчике. По одной из легенд, она пуста – тело Заурбека было перевезено в Моздок, по другой – он похоронен без головы. Но все это именно легенды.

Приложение 2

К. А. Чхеидзе: «Моя тема – Кавказ»[87]

– Почему Вы стали писателем?

– Сначала – инстинктивно. Чистые листы бумаги приводили меня в состояние, близкое к потере самообладания: я должен был что-то о чем-то писать, лишь бы писать. Таким образом, в юношеских летах мне грозила опасность сделаться графоманом. С двадцати лет до двадцати пяти я прошел, что называется, «хорошую жизненную школу» (при этом разучился было держать в руках перо): кавалерийское училище, гражданская война, изгнание, пребывание в качестве полусоюзника, полувоеннопленного во французском лагере на Лемносе, незабываемые царьградские впечатления… потом – отличный двухлетний стаж чернорабочего в Болгарии, наконец, университет. Он мне дал очень много. В 1924–25 годах, в Праге, я начал сознательно относиться к потребности сказать то, что выношено и выстрадано за эти годы. Ведь каждый человек имеет право сказать свое слово, каждый имеет «право на идею».

– Ваши любимые писатели?

– Я люблю столь многих, что мне трудно выбирать и называть одних, как бы забывая о других… Из поэтов очень люблю… нет, это мало сказать «люблю» – я бесконечно влюблен в поэзию Лермонтова и Саади. Одно время увлекался Гомером и Державиным, величественным эпосом их лиры. Из прозаиков сначала любил одного Гоголя и кроме него никого не признавал. Позже занялся Л. Толстым, В. Гюго, В. Шекспиром, Достоевским. Чем больше вчитываюсь в их произведения, тем глубже понимаю их значение в мировой литературе. Люблю также Рабиндраната Тагора. А из современных русских – Хлебникова и Маяковского. Вообще ценю в писателе сильное творчество, отзывчивость на все человеческое и непреклонное стремление ввысь.

С дочерью Марией

– Каково содержание Вашей книги «Страна Прометея»?

– Это моя первая книга. Как часто в таких случаях бывает, хотелось сразу сказать обо всем: о наиболее дорогом и наиболее поразительном, что отложилось в душе. Моя тема – Кавказ. Но говоря о нем, невольно вспоминал Европу; иногда получались сопоставления, чаще – противопоставления. Тема Восток и Запад сейчас всех волнует…