Многоценная жемчужина - Сергей Сергеевич Аверинцев

же к одному только дракону. Притом многоцветна, как хитон Иосифов,[462] и красива, весьма мирная и кроткая. Когда поест и насытится, почивает в норе своей, а на третий день восстает от сна и взывает, вопия гласом великим, и звери, сущие вдали и вблизи, слышат глас ее. От гласа же ее исходит всяческое благоухание ароматов, и звери, следуя за благоуханием гласа пантерина, приходят к ней близко. Так и Господь наш Иисус Христос, в третий день восстав из мертвых, возопиял: «Днесь спасение миру, и видимому, и невидимому»,[463] — и всяческое благоухание подано было нам, дальним и близким,[464] и мир дарован, как сказал Апостол.

А мысленная Премудрость Божия многоцветна, как и в псалме говорится: «Стала Царица одесную Тебя[465] в офирском золоте, в испещренной одежде».

Ничто, сказанное в божественном Писании о птицах и зверях, как уже говорили мы, не бесцельно.

Итак, хорошо Естествослов сказал про пантеру.[466]

22. О ЕДИНОРОГЕ

Псалом говорит:[467] «Мой рог Ты возносишь, как рог единорога».

Естествослов говорит, что единорог такое имеет свойство: это зверь малый,[468] подобный оленю, но весьма грозный: не может охотник приблизиться к нему, по причине избыточествующей его силы. Рог же у него один посреди главы его.[469] И вот, как уловить его? Деву чистую[470] повергают пред ним, и он приникает к персям ее, она же пригревает зверя на персях своих и несет его к царю во дворец. Сказанное о звере этом приложимо к Лицу Спасителя: «Воздвиг рог спасения в дому Давида, отца нашего, рог спасения нам».[471] Ангелы и Силы не возмогли овладеть Им, но обитал Он во чреве истинно чистой Девы Марии. «И Слово стало плотию и обитало с нами».

32. О КАМНЕ АДАМАНТОВОМ

Естествослов сказал об адамантовом камне, что находят его в стране восточной, но не находят во дни, а лишь в ночи.[472] Адамант же неукротимый именуется[473] потому, что всё укрощает, сам же ничем не укрощается. И Господь наш Иисус Христос всех судит, Сам же никем не судим.[474] Сам Он сказал: «Кто из вас обличит Меня в грехе?»[475] Находят Его в ночи, а не во дни. Послушай, что говорит Он: «Народ, сидящий во тьме,[476] увидел свет великий, и сидящим в страхе и тени смертной воссиял свет». Находят же его в стране восточной; истинно, по слову пророка Восток — имя Его,[477] и еще написано в ином месте: «Восходит звезда от Иакова».[478] И люди бывают такие, что адаманту подобны, каков был Иов, муж от востока солнца,[479] которого лукавый не смог укротить, или каковы были апостолы, Христа, Восток свой, возлюбившие, как и Павел говорит в некоем месте: «если ищете доказательства, что Христос говорит во мне»,[480] — он, от иудеев битый палками, в гонениях, в путешествиях, терпевший опасности на реках, опасности от разбойников, опасности от лжебратий;[481] как адамант, он не поддался, но достославно выстоял, не дал победить себя утесняющим. Таков и весь лик пророков и святых.

Итак, хорошо Естествослов сказал о камне адамантовом.

ОТ БЕРЕГОВ ЕВФРАТА ДО БЕРЕГОВ БОСФОРА.

ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО СИРИЙЦЕВ, КОПТОВ И РОМЕЕВ В I ТЫСЯЧЕЛЕТИИ ОТ Р.Х.

Подзаголовок этой статьи, может статься, не для каждого читателя одинаково ясен. Чтобы сделать недоразумения невозможными, поспешим (испросив прощение у тех, кто в такой подсказке не нуждается) сейчас же напомнить, что в интересующую нас эпоху сирийская литература[482] — это литература отнюдь не на арабском, а на особом сирийском языке[483], который представлял собой определённую стадию развития одного из диалектов арамейского языка (когда-то канцелярского языка древнеперсидской империи, позднее, между прочим, разговорного языка в Палестине евангельских времен) и оставался языком христианской литературы под верховенством ислама вплоть до XIV в.; что «копты» (от араб. «аль-кубт», «аль-кобт» или «аль-кыбт») — это принявшие христианство египтяне, прямые потомки народа фараонов, также удержавшие в литературном обиходе язык своих предков, лишь упростив его и наводнив словами греческого происхождения[484]; наконец, что «ромеи» (попросту «римляне» в средневековом греческом выговоре) — это те, кого мы по условной западноевропейской традиции до сих пор называем византийцами, т.е. говорившие и писавшие по-гречески подданные «Нового Рима» — Константинополя.

По меньшей мере до VII в. (когда сирийские, палестинские и египетские территории выпали из византийского круга земель, отойдя к халифату) обычным было положение, когда один и тот же человек в некотором отношении являл собою «ромея», а в другом отношении — «сирийца» или «копта». Для истории литературы значим простейший критерий — языковой: тот, кто пишет или читает по-гречески, принадлежит зоне византийской литературы, а кто по-сирийски или по-коптски, отходит к зоне «ориентальной». Но противостояние, конечно, не ограничивается языковой плоскостью. «Ромейское» — это центростремительные силы жизни и культуры: приверженность имперскому принципу — в политике, эллинистическим традициям — в культуре, ортодоксии Вселенских Соборов христианской церкви (а в ранний период — древнему язычеству или отвлеченной философской вере) — в религии; верность греческому языку логически из этого вытекает. Напротив, «сирийское» или «коптское» — это силы центробежные: народный язык — против космополитического языка образованности; местные интересы — против гнета империи; самобытное творчество, «варварская» выразительность и реванш восточного вкуса — против эллинистической нормы; стихия гностического синкретизма, энкратитства (крайнего, «еретического» аскетизма — см. ниже), подчас веяния магизма, позднее теологические доктрины несторианства и монофиситства — против богословской ортодоксии.

Перед читателем — не антология византийской литературы, хотя грекоязычных текстов в книге много. Это антология ближневосточной литературы I тысячелетия нашего летоисчисления — перспектива, в которой и Константинополь виден с востока, откуда-т из Месопотамии. Зона греческого языка интересует нас постольку, поскольку в ней додумывалось и договаривалось то, чем жили в пустынях Египта и Палестины, на берегах Евфрата, в городах на скрещении древних караванных путей.

Западный предел нашего мира — столица на Босфоре, ознаменовавшая своим местоположением тот угол Средиземноморья, где Европа и Азия зримо подступают вплотную друг к другу. Константинополь лежит на европейском берегу Босфора; с противоположной стороны ему соответствуют обе дополнительные субстолицы Византии — Халкидон и Никея, города вселенских соборов. Между тремя городами проходит рубеж двух материков.

На восток от этого рубежа лежат земли, ныне входящие в состав Турции, Сирии, Ливана, Ирака, Израиля, Иордании,