Сэр Найджел. Белый отряд - Артур Конан Дойл

Но Эйлвард встал возле женщины.

— Идемте с нами, прекрасная дама, — обратился он к ней. — Мы можем хотя бы увезти вас с острова, хуже от этого не станет.

— Нет, — ответила женщина, — никакие святые на небесах теперь мне не помогут, пока не возьмут меня к себе. В мире для меня нет больше места, и всех моих друзей убили в тот день, когда меня взяли в плен. Оставьте меня, отважные воины, я сама о себе позабочусь. Восток уже светлеет, а вам несдобровать, если вас схватят. Ступайте, и да пребудет с вами благословение той, что некогда была святой монахиней, да охранит оно вас от опасности.

...Ранним утром сэр Роберт Ноулз прохаживался по палубе, как вдруг раздался всплеск весел, и две его ночные птицы поднялись на борт.

— Ну что, парень, поговорил с королем Акулы?

— Да, благородный сэр, я его видел.

— И он выплатил свой заклад?

— Да, сэр.

Ноулз с любопытством взглянул на мешок в руках у Саймона.

— Что у тебя тут?

— То, что он мне проиграл.

— А что это? Кубок? Серебряное блюдо?

Вместо ответа Саймон развязал мешок и вытряхнул содержимое на палубу.

Сэр Роберт присвистнул и тут же отвернулся.

— Клянусь Господом, — сказал он, — похоже, со мной в Бретань идет крепкий народ.

Глава XIX

Как встретились английский сквайр и французский дворянин

Бретонские берега сэр Роберт Ноулз и его маленькая флотилия увидели на подходе к Канкалю. Они обогнули мыс Груэн, оставили позади порт Сен-Мало и поплыли по длинному узкому рукаву в устье реки Ране. Вскоре они оказались у древних стен города Динан, который был в руках союзников Монфора, чьи интересы поддерживали англичане. Тут они выгрузили лошадей и припасы и разбили лагерь под стенами города, а военачальники стали ждать вестей, как обстоят дела и где можно надеяться совершить славные подвиги и захватить побольше добычи.

Война с Англией, тянувшаяся уже десять лет, тяжко сказалась на всей Франции, но все же ни одна провинция не находилась в столь плачевном положении, как незадачливые бретонские земли. В Нормандии и Пикардии набеги англичан носили эпизодический характер, между ними бывали промежутки затишья. Зато Бретань раздирали на части непрестанные междоусобицы, не говоря уже о противоборстве двух великих противников, так что страданиям ее не было конца. Распря началась в 1341 году из-за притязаний двух соперников — Монфора и Блуа — на герцогскую корону. Англия стала на сторону Монфора, Франция — на сторону дома Блуа. Ни одна из сторон не была достаточно сильна, чтобы одолеть другую, и вот теперь, после десяти лет непрестанных схваток, история могла составить лишь длинный бесплодный список нападений и засад, набегов и стычек, взятых и сданных городов, чередующихся побед и поражений, в которых никто не мог претендовать на безусловное превосходство. И уже не имело значения то, что оба противника — и Монфор и Блуа — покинули сцену: один умер, а другой был взят в плен англичанами. Мечи, выпавшие из рук повелителей, подхватили их супруги, и изнурительная борьба продолжалась еще более ожесточенно, чем раньше.

Юг и восток удерживали сторонники дома Блуа; Нант — столица — был занят сильной французской армией. На севере и западе перевес был у приверженцев Монфора, потому что за их спиной лежало островное королевство и на северном горизонте то и дело появлялся новый парус, переправлявший через Пролив новых искателей приключений.

А между противниками лежали обширные земли центральной части страны. Там процветало насилие и лилась кровь, там правил единственный закон — закон меча. Из конца в конец эти земли были усеяны замками; владельцы одних поддерживали Монфора, другие — Блуа, а многие замки были просто прибежищем грабителей, сценой чудовищных, преступных деяний; их жестокие хозяева, зная, что некому призвать их к ответу, вели войну против всего населения, огнем и дыбой вырывая последние гроши у каждого, кто попадал в их не знающие пощады руки. Поля уже давно не обрабатывались. Торговля умерла. От Ренна на востоке до Энбона на западе, от Динана на севере до Нанта на юге не было уголка, где бы жизнь мужчины или честь женщины были в безопасности. Вот в эти-то земли, мрачные, кровавые, мрачнее которых не было во всем христианском мире, и направлялся теперь Ноулз со своими людьми.

Однако на душе у юного Найджела, ехавшего рядом с Ноулзом во главе отряда копейщиков, не было ни тоски, ни тяжести; ему вовсе не казалось, что судьба влечет его по слишком крутой стезе. Напротив, он благословлял случай, приведший его в такую замечательную страну, и когда он слушал ужасные рассказы о баронах-разбойниках и видел вокруг черные шрамы войны, выжженные на прекрасных склонах холмов, он думал только о том, что никому из героев рыцарских романов или труверов не доводилось побывать в таком многообещающем месте, где каждого поджидает рыцарский подвиг и почетный успех.

Победа над Рыжим Хорьком была его первым подвигом во исполнение обета. Ну, а второй, и, возможно, лучший, несомненно ждет его где-то тут, в этой великолепной стране. В морском сражении ему удалось превзойти других, а простое выполнение долга, он полагал, не делает ему особой чести. Подвиг, который можно будет принести к ногам леди Мэри, требовал большего. И конечно, такой подвиг ему предстоит совершить здесь, в этой неспокойной, обезумевшей от ужасов войны Бретани. Ну, а потом, когда он совершит два подвига, будет странно, если он не найдет случая для третьего; тогда обет будет исполнен, он получит свободу и сможет снова взглянуть ей в лицо. Так он и ехал с легким сердцем и улыбкой на губах, жадно поглядывая направо и налево — не пошлет ли чего-нибудь благосклонная судьба. Огромный соловый конь играл под его седлом, сработанные в Гилдфорде доспехи сверкали на солнце, меч бряцал, ударяясь о шпоры, а в руке он держал крепкое ясеневое копье отца.

Дорога от Динана до Кона, по которой продвигался отряд, то поднималась, то уходила вниз по холмистой равнине; слева, где река Ране устремлялась к морю, лежала болотистая низменность; справа высились леса, и там и сям были разбросаны убогие деревушки, такие бедные и жалкие, что им уже нечем было прельстить грабителей. Завидя блеск стальных шлемов, крестьяне тут же покидали свои дома и прятались на опушке леса, готовые в один миг исчезнуть в только им известных тайных убежищах. Несчастные настрадались от обеих сторон, но коль скоро представлялся случай, они с такой жестокостью вымещали свои обиды на каждом, что тут же на их головы обрушивались новые зверства.

Отряд Ноулза вскоре увидел все своими глазами: на дороге близ Кона они натолкнулись на труп английского копейщика, попавшего в засаду. Как мужикам удалось одолеть его, никто не мог сказать, а вот как они убили его, закованного в броню, было ужасающе ясно: они приволокли огромный валун — такой с трудом подняли бы восемь человек — и бросили на лежащего воина, так что броня лопнула и тело выдавилось из нее, как краб из панциря, раздробленного камнем. Много кулаков поднялось, грозя в сторону леса, много проклятий посыпалось на тех, кто в нем скрывался, когда колонна хмурых воинов проходила мимо убитого; по форме креста на значке они опознали в нем человека из дома Бентли, глава которого, сэр Уолтер, стоял в это время во главе английских войск в этой стране.