Камни его родины - Эдвин Гилберт

– Эб!

У него больше не было сил смотреть на нее. Он отвернулся и пошел к дверям.

– Куда ты, Эб? Выслушай меня! Эб! Не уходи!.. Куда ты идешь?

Эбби торопливо дошел до двери, открыл ее и бросился к гаражу. Гравий скрипел под его тяжелыми шагами.

Постепенно ему стало легче дышать. Незаметно для себя он снова очутился в Тоунтоне. Остановив машину на пустынной улице перед строительной площадкой Тринити-банка, он сидел и тупо смотрел на котлован, откуда уже поднимались бетонные опоры будущего стального каркаса.

Здание, заложенное в день смерти Верна.

И теперь он смотрит на него и думает о том, что сейчас умирает еще что-то.

Смотрит и видит только Нину, и как она тянется к Данбару, и как Данбар со всего размаху дает ей пощечину, и как потом она стоит в полутьме, словно парализованная.

Вот до чего дошло. Он ждал и боялся чего угодно, только не этого. Это ему и в голову не приходило.

Увидеть, как чужой мужчина бьет по лицу твою жену! И понимать, из-за чего.

Вот почему исчез Уолли Гришэм (правда, в тот раз дело обошлось без побоев). Вот что мог и должен был сделать он сам.

И после этого вернуться домой и выслушивать ее лживые объяснения, и запирательство, и бог весть что!.. И снова смотреть ей в лицо и себе в душу!.. Эбби неподвижно сидел за рулем, без сил и без воли, уставившись на непреклонную симметрию стальных балок.

Идти некуда. Не гордость, нет – нечто большее, чем гордость, запрещало ему пойти к Трой или Раффу.

Немыслимо даже представить себе, что всего лишь час назад он делал доклад в ратуше и агитировал за создание фонда на постройку Дворца искусств!..

Или что совсем недавно волновался из-за того, удачно ли прошло выступление Раффа и удалось ли ему получить заказ!..

А теперь – вот это...

Но Эбби и сейчас пытался добросовестно восстановить в памяти прошлое, уяснить себе, не он ли виноват в том, что Нина стала такой. Нет, положа руку на сердце, он может сказать, что не чувствует за собою никакой вины. Он любил ее и поэтому всегда старался уважать ее желания, ни в чем ей не отказывать – даже в самых неразумных и ребячливых прихотях. И разве не обуздывал он свое мучительное влечение к ней, чтобы у нее не было повода обвинить его в «приставании»? Он надеялся, что его самоотверженная любовь растопит когда-нибудь то, что он принимал за холодность...

О господи, какая это была глупость, какая ложь, какое лицемерие перед самим собой – цепляться за веру в нее, хотя он знал, что никто ей не верит.

Что даже Винс относится к ней с пренебрежительным равнодушием.

И все-таки, по примеру всех любящих, он продолжал наделять ее бесчисленными достоинствами и придумывал для всех ее поступков бесчисленные оправдания.

Эбби вздрогнул, пальцы его крепче сжали руль.

Он слегка повернул голову: ему показалось... да, это действительно проехал бывший его «виллис», это Рафф Блум возвращается из Ньюхилла. Слава богу, Рафф его не заметил.

Эбби порывисто включил зажигание. Пора возвращаться.

И вот машина снова мчится по той же дороге. Не вернуться нельзя, и все-таки чем ближе к дому, тем сильнее это уже испытанное мучительное чувство омерзения.

В гостиной по-прежнему ярко горел свет. Нины там не было. И вдруг он услышал ее голос. Не слова, а приглушенные всхлипывания.

Эбби переступил порог и тут же остановился. Откинув голову, он дважды втянул в себя воздух. Отвратительно пахло горелым. Запах шел из спальни.

Эбби в ужасе бросился туда: он хорошо знал Нинину манеру курить в постели, знал, что она...

В спальне ее тоже не было. Постель была аккуратно застлана. Из дверей большой ванной комнаты валил густой дым. Дрожащей рукой Эбби повернул ручку и вошел.

Нина в одной рубашке стояла у зеркала. В первый момент Эбби почувствовал огромное облегчение. Потом он увидел ее странный взгляд, ее вздрагивающие плечи, услышал судорожные рыдания.

Но тут ему предстало другое зрелище: в ванне, полной воды, была беспорядочно свалена груда полуобгорелой, почерневшей одежды. Он сразу узнал обшлага своих шерстяных брюк, замшевую заплату на твидовом пиджаке. Да, это был погребальный костер из его вещей, мокрых и обугленных; от них все еще поднимались струйки едкого дыма, а на белом потолке появился слой копоти.

Эбби наклонился и повернул кран; полилась холодная вода. В тот же миг он услышал пронзительный вопль.

Не успел он повернуться, как Нина набросилась на него и продолжая выть и кричать, стала ногтями царапать ему нос и щеки. Ему с трудом удалось схватить ее за руки. Он крепко держал ее, не давая ей пошевелиться.

Это было так грубо и дико, казалось ему таким нереальным, что все в нем оцепенело. Он чувствовал, как дрожат мелкой дрожью его руки, охватившие Нину, слышал, как странно прозвучал голос, когда он попытался что-то сказать ей, заглушить эти невнятные вопли, звучавшие у самого его уха.

Наконец она как будто успокоилась, и тогда он немного разжал руки. Но она тут же вырвалась и убежала в спальню.

– Нина! Нина! Ради бога!..

Он бросился за ней, но не успел добежать, как она рухнула без чувств возле кровати, раскинув руки, прижавшись щекой к темно-серому коврику.

Эбби стоял над ней, не в силах двинуться, чувствуя стеснение в груди, ловя ртом воздух, задыхаясь от удушливого дыма, наполнявшего комнату.

Все-таки он стряхнул с себя оцепенение, подошел к ночному столику и вызвал по телефону доктора Хорей-шио Ли, жившего неподалеку. Когда он набирал номер, ему казалось, что пальцы у него деревянные.

Он был раздавлен. Не только тем, что произошло, но и тем, что за этим стояло. Как же она его ненавидела!

Она.

Нина. Эбби судорожно глотнул, на секунду зажмурил глаза, но тут прозвенел звонок, и он пошел к дверям встречать доктора. Он еще раз глотнул. Пусть не будет в его голосе ни ужаса, ни горя, когда ему придется давать объяснения врачу.

21

В тот же вечер в одном из нижних залов ньюхиллской ратуши заседал строительный комитет городской начальной школы.

Рядом в широком коридоре на кленовых скамьях (дешевая подделка под Виндзор) сидело десятка полтора архитекторов, ожидая своей очереди предстать перед комитетом.

Рафф ни разу еще так не волновался с того дня, когда семнадцатилетним юношей впервые вошел в чертежную архитектора у себя в Сэгино. Даже стычки с Мансоном Керком казались теперь приятным времяпрепровождением по сравнению с тем, что ему предстояло. В обычных обстоятельствах он отнесся бы к своему выступлению с достаточным хладнокровием. Но он должен выступать вместо Винса Коула, он представляет новую фирму а поручение свалилось на него в самую последнюю минуту. Поэтому он так остро чувствовал свою ответственность.

Он сидел, пытаясь сосредоточиться и обдумать данные, тщательно собранные Винсом. Заглянул он и в свои собственные заметки – наспех записанные мысли о школьной архитектуре; в большинстве своем они были результатом его наблюдений и раздумий во время поездки по стране.

Архитектору, выступающему на таких заседаниях, предупреждал его Винс, следует зарубить себе на носу: нечего и пытаться заранее представить себе, о чем его спросят и какие предъявят требования. Каждый из сидящих здесь архитекторов должен быть готов ответить на тысячу вопросов.

Один за другим его коллеги входили в зал и выходили оттуда с такими измученными, устало-удивленными и потными физиономиями, что, глядя на них, Рафф все больше волновался.

– Пожалуйста, мистер Блум. – Кто-то поманил его из приоткрытой двери в конце коридора.

Рафф вскочил, и все бумажки Винса разлетелись по полу. Кое-как подобрав их, он зашагал к двери, вошел в зал и был представлен комитету, заседавшему под председательством седовласого крепыша, Джошуа Ханта. К этому времени в голове у Раффа осталась какая-то каша из разрозненных, полузабытых фактов.

Он стоял в своем мешковатом сером костюме «в елочку», белой рубашке и грубошерстном галстуке, прижимал к груди папку с чертежами и смотрел на членов комитета, в котором, помимо мистера Ханта, было четверо мужчин и две женщины.

Он смутно услышал слова Ханта о том, что Винсент Коул заболел и вместо него от фирмы «Остин, Коул и Блум» явился мистер Блум.

– Какие школы построила ваша фирма? – спросил один из членов комитета.

На это вместо Раффа ответил сам Хант:

– Никаких.

Долгое молчание. Члены комитета углубились в лежавшие перед ними большие желтые блокноты.

Первым поднял глаза на Раффа длиннолицый бледный человек.

– Мистер Блум... – Он указал на план участка, прикрепленный к классной доске на правой стене зала. – При наличии такого вот участка, расположенного на пересеченной местности, как вы ориентировали бы здание по отношению к шоссе?

Вопрос был удачный: Рафф все-таки успел изучить фотокопию плана, раздобытую Винсом. Но ответил он не так, как на его месте ответил бы Винс, а по-своему: